Михаил Гершензон - Робин Гуд

Горожане молча следили за тем, как железо режет желтую глину.

– Отдохнем пока, что ли? – сказал Вилль, опускаясь на землю. – Ты, парень, жалеешь небось, что ввязался в наше дело?

– Нет, – ответил виллан. – А помирать неохота.

– Не горюй, приятель! Знаешь, на том свете все будет наоборот. Спроси любого монаха. На том свете ты будешь ехать на белом коне, в плаще, расшитом золотом и серебром, а твои товарищи, вроде меня, будут гнать по дороге шерифа с таким же глаголем на плечах. Вот только не знаю, есть ли на том свете Понтефракт.

Первый глаголь поднялся кверху, качнулся, как подрубленное дерево, и замер. На нем закачалась веревка с петлей.

Стрелок окинул взглядом толпу. Десятки глаз ощупывали его со всех сторон – иные горели злорадством, ненавистью и насмешкой, другие почернели от страха и жалости.

Рядом с первым глаголем встал второй. У стрелка пересохло в горле и пропала охота шутить. Он напряг мускулы, силясь порвать веревки.

– Эх, стукнуть бы тебя перед смертью! – сказал он, глядя шерифу прямо в глаза. – Рук не хотелось марать о тебя, старая падаль, а зря мы отпустили тебя живым в тот проклятый день!

– Начинайте вот с этого, – кивнул шериф рабам.

Обозленные тем, что стрелок заставил их тащить тяжелую виселицу, рабы с поспешной готовностью подскочили к Виллю Статли. Но он тряхнул плечами, и они отлетели от него, как щенки.

– Шериф! – крикнул Вилль Статли. – Не годится стрелку Робин Гуда умирать от удавки! Ты однажды поклялся не вредить нам ни на море, ни на суше. Если есть еще капля совести в твоей подлой душе, позволь мне умереть, как подобает стрелку. Прикажи дать мне в руки меч, я буду биться со всеми твоими людьми, один против многих!

– Нет, разбойник! Собаке – собачья смерть! Ты расстанешься с жизнью в петле!

Рука раба коснулась шеи стрелка. Вилль Статли отпрянул от него и наткнулся на копье стражника. Острые копья нацелились в него со всех сторон.

– Хорошо же! – крикнул Вилль Статли. – Развяжите мне руки, а там посмотрим, помогут ли вам ваши копья!

– Слишком большая честь для тебя – умереть от копья и меча, – усмехнулся шериф. – Ты издохнешь, высунув набок язык, и такой же смертью умрет Робин Гуд, когда попадется мне в руки.

Вилль Статли приподнялся, выпятив грудь, заскрежетав зубами. Но узлы затянуты были туго, только кровь с натуги брызнула у него из рубца на щеке.

– Ты жалкий трус, шериф! – прохрипел он. – Погоди же! Робин Гуд разочтется с тобой за меня. Он проткнет твое подлое сердце, он раздавит тебя, как вонючего клопа. Прощай, виллан, не робей! Умирать – один раз.

Парень съежился, когда петля упала на шею стрелка, будто сам ощутил прикосновение веревки.

– Дай же мне попрощаться с тобою, Вилль Статли! – раздался тут голос, и лучник в зеленом плаще, вынырнув из толпы, шагнул к стрелку.

– Стой! И ты не уйдешь, Рейнольд Гринлиф! – вскричал шериф, узнав Маленького Джона. – Ты будешь болтаться с ним на одной веревке!

Но широкий нож блеснул уже в воздухе раз и другой, и Вилль Статли выдернул меч из ножен у стражника, который стоял рядом с ним.

– Спина к спине! – крикнул Маленький Джон, и два меча сверкнули над головами стрелков.

Горожане в испуге отступили назад и прижались к стенам домов, шериф осадил коня, а стражники бросились вперед.

А в небе скользили белые облака, проволакивая легкие тени, как сети, по дубам, по каштанам и букам, по колосистым полям и горячим дорогам, собирая прозрачный улов – ветерок, напоенный дыханием цветов, и дрожащий над пашнями воздух. А с высокого холма, что сбегает лугами к Понтефракту, навстречу скользящим теням спешил всадник в малиновой куртке, с конской шкурой на плечах и в рогатом шлеме.

Перед ним как на ладони открылась рыночная площадь, и зоркие глаза разглядели сквозь дымку пыли, как упал, раскинув руки, незнакомый виллан под ударом датского топора и как люди шерифа, навалившись на Маленького Джона и Вилля Статли, связали стрелков по рукам и ногам.

– Вовремя я подоспел! – сказал Робин и трижды протрубил в рог сэра Гая Гисборна.

Торжествующий звук прокатился над Понтефрактом, и шериф узнал этот рог и воскликнул, привстав в стременах:

– Это рог Гая Гисборна! Он дает нам знать, что разбойник убит!

Толпа расступилась, чтобы пропустить воина в конской шкуре.

– Привет благородному лорду! – услышали горожане. – Робин Гуд убит и не воскреснет.

Шлем скрывал лицо воина, и шериф не знал, кто стоит перед ним. Он видел только конскую шкуру и бычьи рога на шлеме.

– Наконец-то! – крикнул шериф. – Сэр Гай Гисборн, проси у меня любой награды! Ты совершил великий подвиг, Гай, и тебе ни в чем не будет отказа.

И стражники все шагнули вперед, чтобы узнать, какой награды потребует рыцарь, убивший Робин Гуда.

– Мне не нужно награды, – ответил воин. – А впрочем… – тут он посмотрел в ту сторону, где лежали связанные Вилль Статли и Маленький Джон. – А впрочем, нет, благородный лорд шериф. Там, я вижу, лежат слуги Робин Гуда. Я убил их главаря, так позволь мне прикончить и слуг!

– Безумец! Такой ли ты заслужил награды? Спрашивай золота, спрашивай земли, леса, я добуду для тебя у короля все, что захочешь!

– Отойдите в сторону, чтобы никто не услышал исповеди этих людей. Я разделаюсь с ними, как разделался с Робин Гудом.

Шериф кивнул головой и тронул поводья. Он отъехал к тому месту, где стояли рыночные весы, а стражники отошли вслед за ним.

Тогда воин в конской шкуре, с бычьими рогами на шлеме склонился над пленниками, и веревки упали с них под ударами ножа.

– Вот тебе лук Гая Гисборна, Маленький Джон, – сказал Робин, – а ты, Вилль Статли, бери его меч.

Робин сбросил на землю тяжелый шлем, и два лука пропели тетивой. Двое стражников, которые бросились вперед, заметив обман, упали на горячую пыль. Еще две стрелы просвистели, и люди шерифа пустились бежать без оглядки, чувствуя, как щекочет их между лопатками смерть. Ральф Мурдах всадил шпоры в брюхо коню, но стрела догнала шерифа.

– Так, – сказал Робин, – был в Ноттингеме благородный шериф – лорд Ральф Мурдах.

Стрелки ополоснули лицо и руки у студеного колодца и с веселой песней двинулись к Вирисдэлю. Навстречу стрелкам из зеленой лощины примчались вестники победы – лохматые псы фриара Тука. А потом, как всегда, показался за ними и сам святой отец; и хотя широки были плечи у причетника из Фаунтендэля, но они не могли скрыть от глаз его спутников.

Три десятка молодцов в зеленых плащах шли за ним, и три сына вдовы, и старый рыцарь Ричард, и сын его Энгельрик Ли, и хромой старикашка, веселый стрельник из Трента.

– Победа, Робин! – прогудел фриар Тук, сложив ладони трубкой.

– Победа, победа, друзья! – ответили сразу и Робин, и Вилль, и Маленький Джон.

Много веселых песен сложили глимены про Робин Гуда и его лесных молодцов.

Хочешь – слушай про то, как стрелок повстречал Маленького Джона на бревне, перекинутом через ручей.

Если добрым людям нравится, глимен расскажет, как старуха вдова обменялась с Робином платьем, чтобы спасти его от епископа, как он спас от шерифа ее сыновей.

– Спой нам про то, как король Ричард навещал Робина в Шервудском лесу, – скажут крестьяне.

И глимен споет про Ричарда Львиное Сердце: целый год просидел король в Ноттингеме, но не смог изловить Робин Гуда. А потом оделся монахом, и стрелки привели его к Робину. Добрый Робин отказался служить королю, потому что ему милее была свобода, и зеленый лес, и Маленький Джон с востроносым Скателоком.

В этих рассказах волной льется эль, и поет тетива, и хохочет хмельной фриар Тук. Стрелы летят слишком метко, чтобы это могло быть правдой, а знатные рыцари и аббаты душат своих вилланов так, что это не может быть ложью. Много веселья в этих рассказах, потому что нет ничего веселей в целом свете, чем борьба за привольную и свободную жизнь. И для каждого пахаря, для виллана и для раба имя Робин Гуда, как тетива боевого лука, звенит надеждой на лучшие дни, звенит призывом к бою. Но после этих веселых песен всякий попросит глимена:

– Спой, молодец, как умер Робин Гуд.

Тогда глимен выпьет кружку темного эля и тихо положит руки на струны арфы. И добрые люди услышат последнюю песню: