затянуть жуткую рану, нанесенную лесу Навью, не позволив скверне затронуть окрестности.
— А что до страды, то у смертных она просто наступает позже, когда все дожди уже отгремят и солнце повернет на зиму, — добавила она.
— Ты и тогда, думаю, найдешь себе заботу, — помешивая ложкой горячее варево, с полным ртом промычал Яромир.
— Обещаю, после Купалы мы каждый день будем вдвоем подниматься в небо.
— По мне, уж лучше вместе ночи проводить! — мечтательно протянул Яромир.
Отставив пустой горшок и вытерев руки, он сгреб было ее в охапку, но Лана ловко вывернулась, грозя пальцем. Пока не завершили обряд, она держала себя строго, как батюшка с матушкой наказали.
Интересно, почтит ли вечно занятая заботами Волога своим присутствием свадьбу меньшой дочери? Покинет ли ради этого речные владения, которые не чаяла как от Кощея оборонить. Неужто придется исполнять на девичнике причитание невесты-сироты да при живых родителях? Хотя бы батюшка, сразу после обручального пира покинувший Змейгород, обещал к осени вернуться.
А может быть, не стоило чиниться, а следовало приголубить Яромира, как советовала шустрая Радмила, полагавшая, что после обручения жениху с невестой уже многое дозволено. Но Лана вспоминала судьбу несчастной Дивны. Ее же батюшка тоже вроде просватал. И какой это обернулось для всех бедой. Ох, не стоило в эти счастливые дни Кощея вспоминать.
Пока они с Яромиром жили как бы в коконе любви. Жених и, в особенности, невеста, пока не свершилось таинство брака, живут как бы на грани, на пересечении дорог и миров. И вроде бы вольная волюшка пока не оплакана и из родительского дома девица еще не ушла. А для родных она уже почти чужая. Да и с подругами свободно не погуляешь.
Конечно, русалки не следовали обычаям смертных, у которых просватанные девушки и ногой необутой по земле не ступали, и с родными объяснялись лишь при помощи жестов. А уж в небесную синь все вместе поднимались и плясали у священных ракит одинаково, распустив волосы и сняв с рубах пояса. Однако, когда сестра и подруги приходили помогать с подарками для жен старейшин, Лана сидела над рукодельем особняком и накрытая плачеей.
Это длинное узорчатое покрывало матушка Волога соткала из лунного света и дождевых капель еще для своей старшей дочери Дивны. И хотя этот пронизанный древней магией заветный покров в пору между сватовством и замужеством носили все старшие сестры, Лана его немного побаивалась, не чая передать Даждьросе. Благо матушка, кажется, смирилась с их дружбой.
Другое дело, что дочь Хозяйки Медных гор со своим Велибором так и не объяснилась, да и Дождирада, которой Лана хотела бы в день свадьбы передать свою красоту, ленту из девичьей косы, жениха пока не нашла. Из молодых ящеров Змейгорода ни один не затронул сердце робкой русалки, а выходить замуж без любви ей бы брат первый не позволил.
— Счастливая ты, Лана, — обнимая сестру, без зависти, но с неизбывной тоской смотрела на нее Даждьроса. — Всего через пару месяцев войдешь хозяйкой к милому в дом.
— Для меня сейчас каждый день как столетие, — делались Лана, вспоминая прежнюю безоблачную жизнь, когда время текло незаметно, измеряясь только сменой сезонов.
— Да оно и понятно, — хихикнула в кулачок сестра. — А уж для Яромира — и подавно!
Лана невольно улыбнулась, вспоминая объятия и поцелуи, которые становились все жарче, едва не соскальзывая до запретного. Вот только думала она совсем не о том. Зыбкость и незавершенность ее положения навевала недобрые предчувствия, а отцовские предсказания просто пугали. Уж скорей бы длинное узорчатое покрывало плачеи сменила нарядная кика.
На Купалу они с Яромиром все-таки отправились в первый совместный полет. Впрочем, в заветные дни макушки лета для того, чтобы уединиться, не только леса, где, играя в прятки и горелки, аукали своих любушек смертные, но и целых небес оказалось мало. Желая почтить могущество возрожденного из ледяного плена Нави солнца, в бескрайнюю высь поднялись не только все невесты и женихи Змейгорода, но и те ящеры с русалками, которые прожили в браке не одну сотню лет.
Да что и говорить, делая ритуальный круг над стенами, Яромир с Ланой заметили не только Боривоя, о чем-то ворковавшего со своей достойной супругой, но и Боемысла, ухаживавшего за племянницей старого Полоза Златомилой. Поскольку невеста-ящерка, как и вся отрасль Полоза, крыльев не имела, она в человечьем обличье, словно Лана в злополучный день встречи с Кощеем, без страха сидела на спине жениха, приветственно помахав рукой.
«И куда им всем надобно? — досадовал Яромир, замечая в облаках очередную влюбленную или супружескую пару. — Ну ладно мы. У нас это первый полет. А остальным, что дома не сидится?»
«Все хотят почтить Даждьбога солнца, порадоваться вместе с ним, приманить к себе удачу», — напомнила Лана историю, которую в Змейгороде знал сызмальства каждый.
Она сама тоже всякий раз испытывала необъяснимый трепет и восторг, когда Веда или помнившая те времена матушка рассказывали, как Лада-весна вызволяла супруга из ледяного плена, из темных подвалов, куда его заманила смущенная зверем Скипером хозяйка зимы Морана. Пока Велес-батюшка злодеев отвлекал, братья Даждьбога Перун и Огонь Сварожичи пытались разбить зачарованный лед. Но помогла лишь пронизанная любовью горячая слезинка Лады-весны.
«По-моему, это очень правильно, что обитатели всех трех миров на Коляду радуются возрождению красного солнца, а на Купалу отмечают годовщину его свадьбы с Ладой-весной», — поделилась с любимым Лана, глядя вниз, где на берегу реки смертные, докатив до воды огненное колесо, уже разжигали высокие костры, в прыжке через них словно обретая крылья.
Как признавалась Гордея, Медведко ее на руках через огонь переносил. Впрочем, чему удивляться. Чай, парень вел род от семарглов. Украсившие головы пышными венками из луговых трав и полевых цветов девицы и парни напоминали молодые деревца, которые вышли прогуляться, не страшась огня.
«Да пусть бы себе радовались, но зачем все поднебесье заполонять, — словно старый брюзгливый дед, проворчал Яромир, наматывая петли и на этот раз забираясь вместе с Ланой выше облаков. — Развернуться негде. Того и гляди на кого-нибудь налетишь!»
«А ты не веди себя, как тетерев на току, и все будет нормально», — посоветовала Лана, приветствуя на этот раз Радмилу, которая летела под крылом Боеслава.
«Я рядом с тобою себя забываю! — пояснил ящер, расправляя крылья и направляя ветер таким образом, чтобы хрупкой лебедке не приходилось напрягать силы. — Где уж тут помнить о других».
Лана подумала о том, что неумение видеть других уже не раз мешало ящеру. Хотя с Медведко они
