– Что-то беспокоит тебя, дорогая?
После долгой паузы прозвучал ответ:
– Да, Джо.
– Разве тебе не станет легче, если ты скажешь мне, что тебя беспокоит?
– Сейчас – нет, пока – нет.
– Тогда я не буду задавать вопросов, но помни, что мама и я всегда рады выслушать тебя и помочь, если можем.
– Я знаю. Я скажу вам – потом.
– Боль отпустила?
– О да, мне гораздо легче; с тобой так хорошо, Джо!
– Усни, дорогая. Я останусь с тобой.
Так, щека к щеке, они уснули, а утром Бесс, казалось, была такой, как обычно, ибо в восемнадцать лет ни голова, ни сердце не болят долго, а ласковое слово может помочь преодолеть большинство невзгод.
Но Джо уже приняла решение и, за несколько дней обдумав план действий, поделилась им с матерью.
– На днях ты спрашивала меня о моих желаниях, мама. Я скажу тебе об одном, – начала она, когда они сидели вдвоем. – Я хотела бы, для разнообразия, уехать куда-нибудь на зиму.
– Почему, Джо? – И мать быстро подняла глаза, словно это был не только вопрос, но и возражение.
Не отрывая взгляда от шитья, Джо ответила серьезно:
– Я хочу чего-то нового. Я испытываю беспокойство и стремление видеть, делать и узнавать больше, чем сейчас. Я слишком много раздумываю о своих собственных маленьких делах, мне нужно взбодриться. Так что если в эту зиму можно обойтись без меня, я хотела бы вылететь из гнезда и полетать где-нибудь недалеко, попробовать крылышки.
– Куда же ты хочешь полететь?
– В Нью-Йорк. Вчера мне пришла в голову отличная идея. Вот она. Помнишь, миссис Кирк писала тебе о том, что ищет какую-нибудь заслуживающую доверия молодую особу, которая помогла бы ей приглядывать за детьми и шить? Довольно сложно найти именно такую, какую нужно, но я думаю, что сгожусь, если постараюсь.
– Дорогая моя, уехать, чтобы служить в этом огромном пансионе миссис Кирк! – Миссис Марч взглянула на нее удивленно, но без неудовольствия.
– Это не совсем то, как если бы я поступила в услужение, ведь миссис Кирк – твой друг. Нет на свете души добрее, она постарается сделать мою жизнь там приятной, я знаю. Ее семья живет отдельно от самого пансиона, и никто меня там не знает. Да если и знают, мне все равно. Это честный труд, и я его не стыжусь.
– Я тоже. Но как же твое писательство?
– Перемена лишь пойдет мне на пользу. Я увижу и услышу много нового, наберусь новых идей, пусть даже там у меня и не будет времени, чтобы писать. Домой я вернусь с богатым материалом для моей новой чепухи.
– В этом я не сомневаюсь, но скажи, это единственная причина для такой неожиданной фантазии?
– Нет.
– Могу ли я узнать о других?
Джо подняла глаза, Джо их опустила, затем сказала медленно, вдруг залившись румянцем:
– Может быть, тщеславно и нехорошо говорить это, но… боюсь… Лори становится слишком нежен ко мне.
– Значит, ты не отвечаешь ему той же любовью, какую он, по-видимому, начинает испытывать к тебе?
– Что ты! Конечно, нет! Разумеется, я люблю дорогого мальчика так, как всегда любила, и очень горжусь им, но насчет большего… Об этом не может быть и речи.
– Я рада этому, Джо.
– Но почему?
– Потому, дорогая, что, на мой взгляд, вы не подходите друг другу. Как друзья вы очень счастливы, а ваши частые ссоры быстро проходят и забываются, но боюсь, вы оба скоро взбунтовались бы, если бы были связаны друг с другом на всю жизнь. Вы слишком похожи и слишком любите свободу, не говоря уже о том, что оба обладаете горячим темпераментом и сильной волей, что помешало бы вам быть счастливыми вместе, так как супружеские отношения требуют бесконечного терпения и снисходительности друг к другу, а не только любви.
– Именно это я и чувствую, хотя не могла выразить словами. Я рада, что, на твой взгляд, его привязанность только начинает зарождаться. Мне было бы очень грустно, если бы он стал несчастным из-за меня. Но не могу же я влюбиться в славного старину Лори просто из благодарности, правда?
– Ты уверена в его чувствах к тебе?
Джо ответила, покраснев еще сильнее, с выражением, в котором слились радость, гордость и боль и с которым юные девушки всегда говорят о своих первых поклонниках:
– Боюсь, это так, мама. Он еще не сказал ничего, но смотрит так выразительно. Я думаю, мне лучше уехать, пока это еще ни к чему не привело.
– Я согласна с тобой, и, если есть возможность уехать, ты должна это сделать.
Джо, казалось, была обрадована и, помолчав, сказала с улыбкой:
– Как удивилась бы миссис Моффат, что ты так на это смотришь, и как она обрадуется, что у Энни еще есть шанс.
– Ах, Джо, матери смотрят на это по-разному, но надежда одна у всех – видеть своих детей счастливыми. Мег счастлива, и я довольна ее положением. Тебя я оставляю наслаждаться свободой, пока не надоест, так как только тогда ты поймешь, что есть в жизни и нечто более приятное. Главная моя забота сейчас – Эми, но ей поможет ее благоразумие. Относительно Бесс я не питаю никаких надежд, кроме той, что она будет здорова. Кстати, она кажется веселее в последние дни. Ты говорила с ней?
– Да, и она призналась, что ее что-то мучает, и обещала со временем рассказать мне об этом. Я не стала больше ни о чем спрашивать ее, так как, кажется, знаю причину. – И Джо изложила свою версию.
Миссис Марч покачала головой и не согласилась разделить столь романтическую точку зрения, но выглядела огорченной и повторила свое мнение о том, что ради Лори Джо должна на время уехать.
– Мы ничего не скажем ему заранее, а когда все будет готово, я исчезну, прежде чем он опомнится и начнет делать из этого трагедию. Пусть Бесс думает, что я еду ради собственного удовольствия, – так оно, впрочем, и есть. Я не могу поговорить с ней о Лори, но она сможет приласкать и утешить его, когда я уеду, и так вылечит его от романтических идей. Он столько раз прошел через подобного рода мелкие испытания, что привык к ним, и скоро избавится от своей безнадежной любви.
Джо говорила с надеждой, но не могла отделаться от недоброго предчувствия, что это «мелкое испытание» окажется тяжелее других и что Лори не так скоро избавится от «безнадежной любви», как избавлялся до сих пор.
План был обсужден на семейном совете и одобрен. Миссис Кирк написала, что будет рада принять Джо и постарается хорошо устроить ее у себя. Работа обеспечит ей материальную независимость, а свой досуг она сможет сделать доходным, занимаясь литературой; в то же время новые впечатления и знакомства будут и приятны, и полезны. Джо привлекала такая перспектива, и она горела желанием уехать – семейное гнездо становилось слишком тесным для ее деятельной натуры и мятежного духа. Когда все было окончательно решено, она со страхом и трепетом сказала Лори о своем отъезде, но, к ее удивлению, он принял это очень спокойно. В последнее время он стал серьезнее, чем обычно, но оставался все таким же милым и любезным, а когда его шутливо обвинили в том, что он опять «начинает новую страницу», ответил серьезно:
– Да, и хочу, чтобы предыдущая осталась перевернутой навсегда.
Джо испытывала большое облегчение от того, что приступ добродетельности случился у него именно в этот период, и готовилась к отъезду с легким сердцем – поскольку Бесс казалась более веселой – и надеясь, что поступает так, как лучше для всех.
– Я хочу поручить кое-что твоей особой заботе, – сказала она Бесс перед отъездом.
– Твои бумаги?
– Нет, моего мальчика. Будь очень добра к нему, хорошо?
– Конечно, буду, но я не смогу заменить тебя, и ему будет очень грустно без его Джо.
– Это ему не повредит; помни, я оставляю его на твое попечение – мучить, баловать и обуздывать.
– Я постараюсь ради тебя, – обещала Бесс, удивляясь, почему Джо смотрит на нее так странно.
Прощаясь, Лори шепнул со значением:
– Бесполезно, Джо. Я слежу за тобой, так что думай, что делаешь, или я приеду и увезу тебя домой.
Нью-Йорк, ноябрь
Дорогие мои мама и Бесс,
я собираюсь написать вам целый том! У меня куча новостей, хоть я и не очаровательная юная леди, путешествующая по Европе. Когда милое папино лицо скрылось из виду, я чуть погрустнела и вполне могла бы пролить пару горьких слез, если бы меня не отвлекло ирландское семейство с четырьмя малышами, которые плакали один громче другого; и я забавлялась тем, что кидала кусочки имбирной коврижки на их скамью, как только они открывали рты, чтобы зареветь.
Скоро вышло солнце, и, приняв это за доброе предзнаменование, я от всей души радовалась поездке.
Миссис Кирк встретила меня так доброжелательно, что я сразу почувствовала себя как дома, хотя в этом большом пансионе полно незнакомых людей. Она отвела мне забавную маленькую гостиную под самой крышей – единственная свободная комната, какая у нее есть, – но там стоит печь и отличный стол у солнечного окна, так что я могу сидеть там и писать, если захочу. Отличный вид из окна и шпиль церкви, стоящей напротив, позволяют примириться с высокой лестницей, и я сразу полюбила свою берлогу. Детская, где мне предстоит заниматься с двумя девочками и шить, – очень уютная комната рядом с комнатой самой миссис Кирк, а девочки – очаровательные малышки, правда довольно избалованные, но я понравилась им, когда рассказала сказку про «семь непослушных поросят», и не сомневаюсь, что стану образцовой гувернанткой.
