В штаб-квартире ЦРУ, напротив – царило уныние.
– И как мы оправдаем огромные расходы, затраченные на этот бесполезный проект? – раздраженно вопрошал Директор, нацелив дрожащий от ярости указательный палец в грудь начальника русского отдела.
Фоук опустил голову.
– Они применили некие суперсовременные технологии, сэр! Совершенно фантастические технологии! Мы даже не предполагали, что у них есть такая аппаратура и такие возможности…
По возвращении на базу Сергеев досрочно получил звание капитана первого ранга. Он был очень рад, но матрос-торпедист Терешкин еще больше радовался полученному отпуску.
А в поселке нгвама раскрашенный деревянный идол улыбался всеми пятью головами поклоняющимся ему аборигенам. А спрятанный внутри радиомаяк исправно посылал сигналы всем, кто хочет и может их услышать.
Три дня после дня «Ч».
Москва
– Да знаю я, Дима, все знаю! – Иван не принимал меня почти неделю, зато сейчас излучал полное добродушие, дружеское участие и радость от долгожданной встречи. – Они просто идиоты! Это же надо – получить такие дурацкие результаты и на полном серьезе отрабатывать твои связи с папуасской разведкой! Или тридцать половых контактов за… ты на сколько туда ездил? На две недели?
– Ездил… Они меня держали насильно и хотели сожрать…
Иван захохотал.
– Ну, если наши тебя не сожрали, то папуасам это точно не под силу!
Он думал, что шутит, но на самом деле попал в самую точку.
– Так что, мне не надо больше писать объяснений?
– Каких объяснений! Линцева выдрали как сидорову козу за то, что он к тебе прицепился с такими глупостями. Ты у нас герой! Маяк-то твой сработал в лучшем виде! Утерли нос американцам! Президент нами доволен, гэрэушников мы обошли… Ждем орденов, медалей, званий. Я вот уже назначен начальником отдела! И тебя будем поощрять!
– Только не скупитесь, ладно? Если премию, то хотя бы тысячу рублей, не меньше…
Иван захохотал еще громче.
– Молодец, ты все шутишь, все подначиваешь! За это я тебя и люблю! Хочешь, выпьем по граммулечке виски? У меня есть хороший…
– Спасибо, лучше в другой раз. Я привык к орахне.
– Это еще что такое?
– Пиво. Они жуют всякие корни, кору, сплевывают в чан, потом оно бродит… Неплохое пиво получается…
Иван, наконец, перестал хохотать и скривился. В этот момент я и вышел из кабинета.
Две недели после дня «Ч».
Москва
– Давай еще по одной, дружище!
– Давай. Но надо вначале сказать тост. Как я понимаю, ты становишься специалистом по России, и должен знать, что у нас не пьют молча.
Мы сидим в комнате за разложенным по столь торжественному поводу столом-тумбой. Первоначально я провел американца в уютную восьмиметровую кухоньку, где и принято принимать гостей в самобытной, не похожей на другие страны России. Но Юджину Уоллесу там не понравилось: тесно и душно. Честно говоря, это я, только открыв дверь, шепотом попросил, чтобы ему не понравилась кухня.
– Говори тост, дружище!
– На – здо-ро-вье! – с сильным акцентом говорит Юджин и громко хохочет.
Да, мой английский гораздо лучше, чем его русский. Понимает он практически все, а вот говорить так и не научился… Вряд ли его назначат резидентом в Москве. Скорей всего, предположение Ивана не имеет под собой никакой почвы. Впрочем, он всегда выдвигает самые неправдоподобные и примитивные версии.
– С чего ты взял, что я буду специалистом по России? – Юджин переходит на английский.
Мы не виделись пять лет. За это время он набрал килограммов десять, раздался в плечах, заматерел. Челюсть и взгляд потяжелели, черты красного лица еще больше загрубели, глубже стали носогубные складки. Крупный острый нос все так же смотрел влево – пластическую операцию Юджин так и не сделал.
– Ну, ты же приехал в Москву…
Он усмехнулся.
– Это не связано со специализацией.
– А с чем? С подготовкой экскурсоводов?
Я открываю вторую бутылку «Русского стандарта», вновь наполняю хрустальные стопки. На белой скатерти квашеная капуста, соленые бочковые помидоры, маринованные грибочки, сало, огромная сковорода с яичницей и жареной колбасой. Хорошо сидим, как и подобает двум старым товарищам, которые давно не видели друг друга.
Правда, дружеское застолье – это только видимость, камуфляж, скрывающий суть происходящего. На самом деле идет операция двух разведок друг против друга. Я написал рапорт, испросив санкцию на эту встречу, и получил ее, с указанием: «Выяснить цель прибытия Уоллеса в Москву. Проверить возможность переподготовки его по „русской линии“». Вдобавок, над кухонным столом установили высокочувствительный микрофон…
Наверняка такой же рапорт написал и Юджин, и ему поставили аналогичную задачу.
Сто процентов, что под пиджаком у него тоже есть микрофон. Но только от нас зависит – добросовестно выполнять указания руководства либо просто получать удовольствие от общения и застолья. Мы можем с одинаковым успехом имитировать как дружескую пирушку, так и разведработу.
– За дружбу! – говорит Юджин, поднимая стопку. На мой вопрос он не ответил.
– За дружбу! – так же искренне говорю я.
Мы чокаемся.
– Кстати, я навел справки… Никакой аварии вертолета на сафари, в зоне моей ответственности, не было последние пятнадцать лет…
Юджин смачно закусывает капустой и внимательно, чуть прищурившись, смотрит мне в лицо.
Хорошо, что в комнате не догадались поставить микрофоны. Впрочем, тогда Юджин мог попроситься в ванную: русские с уважением относятся к причудам заокеанских гостей.
– Так что ты делал в Борсхане?
Вместо ответа деликатно булькает очень холодная водка.
– За дружбу!
– За дружбу!
Тонко звенит хрусталь. Если бы тосты воплощались в жизнь, то все были бы здоровы, красивы, богаты и сплошь дружили между собой. И вообще, все негодяи на свете перевелись бы, остались только исключительно благородные и порядочные люди.
– Водка – это и есть русская национальная идея? – спрашивает Юджин.
Он мажет ломтик сала злющей русской горчицей, отправляет в рот и блаженно улыбается.
– Мне она нравится…
– Водка, сало или идея?
– Все вместе!
У Юджина огромные кисти, широкие запястья, мощные пальцы. Наверное, он гораздо сильней аристократичного Дмитрия Полянского. Но это я его спас, а не он меня. Конечно, он меня тоже спас, но по-другому, не рискуя своей шкурой…
Я тоже цепляю сало.
– Да уж! Это не виски с орешками, который поодиночке каждый потягивает в своем полутемном углу. Водка требует света, веселой компании, хорошей закуски, душевного откровенного разговора. Переезжай к нам, дружище!
Он оглушительно хохочет.
– Лучше ты к нам. Я лично обеспечу тебя водкой и всем, что необходимо для твоей загадочной русской души!
Я тоже смеюсь, хотя и не так громко.
– Увы, Юджин, того, что нужно моей душе, у вас нет!
В телевизоре очередная дурацкая реклама сменилась выпуском новостей. Мы перестали смеяться. Официально одетый диктор строгим голосом зачитал официальный текст:
– В соответствии с планом, заранее доведенным до заинтересованных государств, в Атлантическом океане российским подводным ракетоносцем произведен запуск баллистической ракеты нового поколения, которая достигла заданного района и поразила цель. По сообщению Министерства обороны Российской Федерации, военный космический аппарат США пытался сорвать этот запуск, но безуспешно. Министерство иностранных дел РФ обратилось в Совет безопасности ООН с предложением заслушать США по факту грубого нарушения норм международного права. Но куда важней другое: успешный запуск наглядно продемонстрировал бессмысленность развертывания американской программы «Звездных войн», на которую затрачиваются миллиарды долларов налогоплательщиков…
Мы с Юджином переглянулись.
– Снова ухудшение отношений, – сказал он. – Хорошо, что к нам это не имеет отношения.
– Да, хорошо, – подтвердил я, разливая остатки водки. – Давай за дружбу!
– Давай…
Но могучая рука американца остановилась на полпути, и стопка повисла в воздухе.
– В Атлантике, значит… Ты мне так и не сказал, что делал в Борсхане, дружище…
Юджин Уоллес мгновенно вынырнул из алкогольного тумана. Маленькие, глубоко посаженные глаза с красными прожилками смотрели совершенно трезво. И подозрительно. Это был тяжелый и не очень дружественный взгляд. Он перестал улыбаться, лицо стало угрюмым.
– Расслабься, дружище! Ты следишь за давлением? Кажется, оно у тебя повышенное…
– Да, немного. Так что ты делал в зоне моей ответственности?
В его глазах отражался раскрашенный охрой идол, названный его именем.
У меня похолодело под ложечкой. Сейчас огромную роль играло каждое слово. Да что там слово – взгляд, жест, интонация, тон… Если его подозрения не развеются, то в поселке племени нгвама вдруг появится странствующий проповедник, или еще один миссионер, или просто путешественник – неважно кто, просто через день-другой все племя вымрет от неизвестной болезни, или от изощренного яда, а деревянный тотем сгорит вместе с начинкой… Или опять прилетят самолеты, которые на этот раз отбомбятся точнее…
