У него есть свидетель. Он может привести мальчика, который дал ему молоток и придерживал доску.
И опять приходят с жалобой:
– Окно разбил. Камнем.
– Я сам видел, как он удирал. В собаку бросил камень.
– И не в собаку, а в кошку. И не камень, а обломок кирпича. А окно камнем разбил совсем другой мальчишка. Мы только убегали вместе.
Кайтусь знает кто, но не выдаст.
– Эта тётенька совсем слепая!
Не видит, а ещё приходит жаловаться. И требует, чтобы заплатили за стекло.
А они твердят: «Если это не он, тогда кто-то из его компании».
Так что же получается? За всех он должен отвечать или только за себя?
Кайтусь был ещё маленький.
Ещё не ходил в школу.
Пошёл он как-то на речку купаться.
Одежду оставил на песке.
Поплавал, вышел из воды, смотрит, а вдалеке мальчишки убегают.
Всё утащили: штаны, ботинки, шапку, даже рубашку.
Какой-то человек пожалел Кайтуся, завернул в пиджак и отнёс домой. Ой, и попало Кайтусю!
Среди мальчишек тоже встречаются воры.
А Кайтусь чужого пальцем не тронет. И воришек не терпит.
Разные с ним случались приключения.
Когда ещё была жива Хеленка, прыгали они с лестницы, с одной ступеньки, с двух, с трёх, с четырёх, с пяти.
Кайтусь хотел доказать, что спрыгнет, не держась за перила.
И доказал: спрыгнул с пяти ступенек. Ему удалось бы, но был он в новых ботинках, а подошвы скользкие…
Потом он долго лежал в постели.
Сейчас на голове на этом месте у него не растут волосы.
Это называется шрам.
Другой шрам у Кайтуся на ноге: это его укусила собака мясника.
Ребята говорили, что собака эта не даст себя погладить.
– Злющая!
– А я попробую осторожно. Вдруг удастся.
Попробовал – осторожно. Не удалось.
Поспорил как-то, что перебежит перед трамваем.
– Смотри – споткнёшься. Лучше не надо.
– Вот ещё – споткнусь!
– Не успеешь.
– Спорим!
Спор разрешить не удалось. Вагоновожатый вовремя затормозил и остановил трамвай, но домой Кайтуся привёл полицейский.
Целую неделю Кайтуся не пускали во двор.
А как-то остался он дома один.
Хотел сделать приятное – наколоть топором дров.
Тоже не получилось.
Это уже был третий шрам – на пальце левой руки.
А однажды вообще могло кончиться худо. Кайтусь опять был один дома. Решил зажечь лампадку перед образом.
Загорелась занавеска. Хорошо, бабушка пришла и погасила огонь.
Такой уж у Кайтуся нрав: всё ему хочется увидеть, узнать, самому попробовать.
Рассказала ему мама сказку про Али-Бабу.
Али-Баба был предводитель разбойников.
Арабский разбойник. Сорок их было. А Али-Баба – предводитель, атаман.
Была у разбойников в лесу пещера. Называлась она Сезам. Там они прятали награбленные сокровища. Ну, мешки с золотыми монетами, золотые украшения, драгоценные камни.
В пещеру вели заколдованные двери.
Стоит сказать: «Сезам, откройся!» – двери сами откроются.
Интересная сказка.
Лежит Кайтусь в постели и думает о спрятанных сокровищах.
– Пап, а настоящие клады бывают? – спрашивает он у отца. – Не в сказке, а взаправду.
Если мама и бабушка ему как следует не объяснят, он обращается к отцу.
– Бывают, – отвечает отец. – На наших землях шли войны. Враг жёг и грабил, а люди закапывали, что подороже, в землю. Недавно вот писали в газетах, что в поле выкопали горшок с монетами.
Ещё отец говорит, что министр печатает бумажные деньги, потому что золото тяжело носить в кармане, а золотые слитки лежат, спрятанные в подвалах.
Кайтусь не очень это понял, потому что трудно. А может, потому что уже засыпал. А на следующий день пошёл он с бабушкой в подвал за углём.
Спустились. А там длинный коридор и много дверей. Подвал разделён на клетушки, и у каждой – своя дверь.
Бабушка зажгла свечку. Идут. И в коридоре в углу – бочка.
Кайтусь и спрятался за бочку.
Набрала бабушка ведёрко угля и пошла обратно. Кайтуся нет.
– Антось! Антось! – зовёт бабушка.
А он скорчился за бочкой и молчит.
Решила бабушка, что он уже во дворе. Заперла подвал на замок.
Остался Кайтусь в тёмном коридоре. Но ничуть не испугался.
Его только одно тревожит: сможет ли он поднять тяжёлый слиток золота.
Поискал в бочке. Пусто.
Нащупал первую дверь и произнёс:
– Сезам, отворись!
Ничего. Нащупал вторую:
– Сезам, отворись!
Опять ничего.
Ходит туда-сюда вдоль дверей. Темно.
Бродит, ищет. Уже и не понимает, где он. Один-одинёшенек. Темно, тихо.
– Сезам, отворись!
Плакать начал. Перепугался.
А вдруг тут привидения или крысы?
Кайтусь тогда совсем маленький был. Ещё в школу не ходил.
Кричит, лупит по стене кулаком.
Страшно: а вдруг он никогда уже отсюда не выйдет?
– Мама! Бабушка!
И правда, он мог бы тут долго просидеть. Бабушка-то его не искала. В первый, что ли, раз Кайтусь на улицу удрал или к соседям побежал?
А у него уже и голос пропал:
– Бабушка, папочка, мамочка!
Люди идут по лестнице и не слышат, потому что каблуки у них стучат. А Кайтусь даже не у двери, а в конце коридора, возле бочки.
Но тут почтальон пришёл. Стоит, в сумке почтальонской своей роется. И услышал. Прислушался. Что такое? Кого-то в подвале закрыли. Похоже, ребёнка.
Кайтуся потом спрашивают:
– Ты почему, когда бабушка звала, молчал? Зачем за бочку спрятался?
А он не отвечает.
И не потому, что наказания боится.
Не хочет, и всё.
Он и без того натерпелся страху. Скажет, так ещё смеяться будут.
– Ой, Антось, Антось, вечно ты что-нибудь натворишь…
Настоящее имя Кайтуся – Антось. Так его дома зовут.
А Кайтусем его прозвали ребята во дворе.
Стоит он как-то у ворот и папиросу курит.
Затянется и – пых! Затянется и – пых!
Старается, чтобы дыму было побольше. Потому что заплатил за папиросу пять грошей и хочет, чтобы всё взаправду было.
Мог бы шоколадку купить, но папироса – интересней.
А по улице солдат идёт.
Остановился, глянул, расхохотался и говорит:
– Ну и ну! Этакий Кайтусь, от горшка два вершка, а курит, как дед.
Застыдился Кайтусь и обиделся.
А ребята сразу:
– Кайтусь! Кайтусь! От горшка два вершка!
Они сердитые были на него, потому что он не давал потянуть. Сами курить боялись, но завидовали.
Вот так Антось и стал Кайтусем.
А с прозвищами дело известное. Если не будешь злиться, то про прозвище могут забыть, перестанут обзывать. Но если станешь ерепениться, то ещё сильней начнут. Потому что ребята любят дразниться.
Кайтусь, когда его называли Кайтусем, лез в драку. Только что один может против всех?
К тому же во дворе два Антося, так что это даже удобней: сразу ясно, кого зовут. В конце концов он привык, но не совсем. И вообще, ребят Кайтусь не очень любит.
Кайтусь уже третий год ходит в школу, а настоящего друга так и не нашёл. По-настоящему хороших ребят очень мало. В основном все прикидываются. Подлизы.
И трусы. Прикидываются послушными, потому что дома на них ругаются, а то и порют. Такие больше всего врут.
Кайтусь тоже научился выкручиваться и притворяться.
Сознаваться во всём нельзя. Если бы взрослые лучше понимали, тогда другое дело.
Кайтусь говорит:
– Не понимаю, чего они от меня хотят.
На самом-то деле прекрасно понимает.
Говорит:
– Враньё с начала до конца.
Хотя в серёдке есть чуточка правды.
Ему говорят:
– Ты так его избил, что он встать потом не мог.
– Да ну, не мог! Не убил же я его.
Значит, отвечай не за то, что сделал, а за то, что могло произойти.
Нет, бывают и серьёзные ребята, но задаваки.
А то тихони или недотроги.
Чуть что:
– Отодвинься!
– Перестань!
– Отойди!
Третий год Кайтусь ходит в школу.
Но и тут сплошные жалобы. Когда он пришёл в первый класс, учительница его похвалила:
– Уже читать умеешь. Кто тебя научил?
– Сам научился.
– Сам? И никто не помогал?
– Так это совсем легко.
Сел Кайтусь за первую парту.
И началось:
– Прямо сиди. Не вертись. Не болтай. Не вертись. Сиди спокойно. Не играй карандашом. Слушай внимательно.
В начале урока ещё легко. А чем дальше, тем трудней.
Когда же наконец звонок?
Учительница рассказывает что-нибудь интересное и тогда очень сердится, если перебивают. До того становится сердитая, что даже слушать её не хочется.
Дома можно опереться на стол, когда папа объясняет, на кровать, когда мама рассказывает сказку, на сундук, когда бабушка вспоминает давние времена.
Дома можно и наклониться, и потянуться, и спросить, если что-нибудь непонятно. А в школе, если хочешь что-то сказать, поднимай два пальца и жди.
В классе ведь много учеников, и учительница не может разговаривать с одним, потому что остальные начнут шуметь. Но это ужасно мешает.
