Миллионер с беспокойством шевельнулся в кресле.
– Да, всё зависит от тебя. Я вижу, на столе нет телефона. Видимо, его унёс лакей. Нет, я не собираюсь держать тебя в заключении. Не хочу и не имею права. Можешь звонить кому захочешь, можешь писать письма и сам опускать их в почтовый ящик. Можешь закрываться в своей комнате или ходить гулять в город. Не давай мне сегодня ответа. И даже завтра не надо. Подумай, реши, хочешь ли ты стать моим приёмным сыном. А теперь только один вопрос: ты не боишься спать в комнате один?
– Не боюсь, – ответил Кайтусь.
Миллионер позвонил лакею.
Возвращение домой. Кайтусь узнал врага. Железнодорожная катастрофа. Исповедь и смерть сыщика
Мысль! Сильная, ясная, юная, пылкая.
Мысль! Своя, щедрая, буйная, дерзкая.
Мысль чародейская! Мысль слабая, сонная и боязливая…
Мысль ленивая, бессильная, беззащитная…
Кайтусь видит и слышит, глаза у него открыты, но мысль дремлет. Ему всё безразлично.
Он не радуется, не печалится.
Ему всё безразлично.
Огромный зал со стеклянной крышей, разделённый на множество помещений, – это игральная комната.
В одном помещении крепость и солдаты. Пушечки, машинки, игрушечный электрический поезд. Пехота, кавалерия, танки. Два дня провёл тут Кайтусь.
В другом – домик гномов. Но Кайтусь не собирается играть в куклы.
Третье – остров Робинзона. Тут настоящие говорящие попугаи и смешные обезьянки. Деревья, которые можно переставлять с места на место, словно новогодние ёлки. Есть всё, что нужно, чтобы построить вигвам. Есть шкуры разных зверей.
Два дня Кайтусь с удовольствием играл тут.
В четвёртом помещении самый настоящий пруд. Игрушечные лодки – моторные, парусные, рыбачьи, пароходы. В пруду можно ловить рыбу – на удочку и сетью.
Ну и что? Включил Кайтусь фонтан, поймал рыбку и бросил её обратно в воду. Кинул лебедю пряник. Больше тут делать было нечего.
В мастерской Кайтусь работал целых четыре дня, но больше переломал, чем сделал. Всё готовое, всё уже пригнано друг к другу. Он даже ни разу руку себе не поранил молотком.
В библиотеке столько книг, что даже не знаешь, какую взять почитать, и все они потому кажутся неинтересными.
Неинтересными были и ребята, которых миллионер приглашал, чтобы они играли с Кайтусем.
Мальчики притворяются смельчаками, но предпочитают играть куклами, а не в войну, о казаках-разбойниках даже слушать не хотят – такие напуганные.
– Что тебе ещё купить? Кого пригласить? – спрашивает миллионер.
– Никого не надо. Тут всего вдоволь. Не покупай, не приноси, не хочу, хватит.
Кайтусь чувствует себя словно птица, попавшая в силки, словно ласточки перед отлётом в дальние края.
Он решил возвратиться в Варшаву.
Там уже, наверно, забыли про него и больше не разыскивают. Остров на Висле затопили и думают небось, что и волшебник убит.
– Почему ты не играешь на скрипке?
– Зачем?
– Почему не читаешь?
– От чтения портятся глаза.
– Почему не играешь с игрушками?
– Не хочется. Завтра.
Вернётся Кайтусь в Варшаву, прогонит двойника, занявшего его место.
А если он утратил чародейскую силу, то поедет, как все. Хотя ему уже удаётся разное мелкое волшебство. Просто что-то у него разладилось.
Либо нужно отдохнуть, либо начинать с самого начала.
«Хочу, чтобы под подушкой была шоколадка».
Иной раз она есть, иной раз нету.
«Хочу, чтобы в кармане лежал золотой».
Есть! Обрадовался Кайтусь, даже поцеловал монету.
«Хочу, чтобы у прохожего выпал из рук портфель… Чтобы эта женщина чихнула… Чтобы собака залаяла на девочку…»
То получается, то нет – как в самом начале.
Нужно ещё подождать…
И вот Кайтусь дождался.
Миллионер уехал, потому что на одной из его шахт шахтёры грозят объявить забастовку.
Кайтусю удалось выйти из парка. Он быстро вмешался в толпу прохожих. Сел в трамвай. А когда убедился, что никто его не преследует, изменил лицо, одежду и отправился в порт.
На большом белом щите написано, в какой день и час отплывают пароходы. Кайтусь читает. Какой-то человек спрашивает его:
– Эй, малый! Чего ищешь?
– Работу ищу.
– Давай доллар, отведу, куда нужно.
Кайтусь дал ему пять долларов, сдачи не получил.
– А ну, все за мной!
Глядит Кайтусь, а около этого человека ещё с десяток мальчишек. Привёл он их к обшарпанному бараку, агентство по найму.
– Ждите здесь, оборванцы!
Стали их по очереди вызывать.
– What is your name? Wie alt bist du? Où demeures tu?[10] – спрашивает человек с трубкой.
Кайтусь отвечает по-английски, по-немецки, по-французски. Врёт на всех языках. Но никто не проверяет, просто записывают ответы в толстую книгу.
– Покажи руки. Покажи зубы. Ну, ну. Прочитай вот это и это.
На грязном, засаленном листке всего три слова: «Не воровать. Слушаться».
– Понял?
– Да.
Молодой шепнул что-то на ухо господину с трубкой. Тот взял в левую руку палку и, стуча Кайтусю по лбу указательным пальцем, грозным голосом произнёс на четырёх языках:
– Be obedient! Gehorsam sein! Sois obeissant! Sii ubbidiente![11] Ясно?
– Ясно.
– Поставь подпись. Только не спутай. Пиши имя и фамилию, что стоят в твоей фальшивой метрике.
– Она вовсе не фальшивая.
– Молчать! Ишь гусь какой!
Так Кайтусь попал на пароход.
На тот же, на котором приплыл в Америку, но только теперь он был уже не кинозвездой, путешествующей в сопровождении секретаря, врача и учителя, и не пассажиром первого класса.
Мальчики-бои из судовой прислуги приняли его недружелюбно.
– Вещи какие-нибудь у тебя есть?
– Нет, не успел захватить.
– Сколько дал взятки?
– Нисколько не давал, – отвечал Кайтусь.
– Ври больше. А то бы без тебя тут не обошлись… Четыре языка знает, а башмаки есть просят… Ручки как у барышни, а в голове небось вшей полно…
Кубрик тесный, тёмный. Кайтусь присел на сундучок, стульев-то нет.
– Ты чего это расселся на моём сундучке? Стой и дожидайся, пока не найдём тебе места. Где он будет спать? У нас в кубрике и без него душно, так что берите его к себе.
– У нас и так пятеро!
– Ты мне ещё поспорь!
– Раз его приняли на место Майкла, пусть он и спит на его койке. А то больно ты хитрый.
– Заткнись! Всего два месяца служит, а уже своё мнение высказывает. Вот поплавай год, как я, тогда и будешь говорить.
– Здесь распоряжаюсь я.
– Подумаешь, год плавает! Тоже мне морской волк. У меня отец двадцать лет в матросах. У него две медали за спасение утопающих.
Спорщики чуть было не сцепились, но тут вошёл «рыжий», старший стюард из буфетной. Он был старшим над боями.
Он тоже плохо принял Кайтуся. Во-первых, потому, что был с похмелья перед отплытием, а во‑вторых, был раздражён: как это без него приняли нового боя.
– Где этот новенький? Стой прямо, болван! Ишь красавчик! Небось сразу сляжешь от морской болезни.
– Точно, и ещё весь кубрик перепачкает. Пусть в коридорчике спит.
– Молчать! Спать будет там, где я скажу. Покажи зубы – чистые? Теперь руки. Так… Встань в дверях. Ноги вместе. Поклонись.
Кайтусь поклонился.
– Ещё раз. Кто тебя так учил? Ты что, ровне кланяешься? Ниже голову, морду не поднимай. Ещё ниже!
Ухватил «рыжий» Кайтуся за плечо, давит вниз, трясёт, толкает.
– Подай стакан воды. Живей шевелись! Не так! Не с той стороны! Улыбайся, скотина! Плохо. Снова. Спички есть? Возьми коробок в карман.
«Рыжий» уселся, сунул в рот папиросу, крикнул:
– Бой, огня!
Кайтусь стоит.
– Не понял, дурак? Огня! Подай мне спичку.
А у Кайтуся руки трясутся. Мальчишки в хохот. Спички посыпались на землю. Кайтусь их собирает, а из глаз капают слёзы.
– Ладно, хватит, уродина. Не смей мне показываться на глаза, пока тебя не выдрессируют.
Начали Кайтуся дрессировать. Одели в зелёную курточку с золотыми пуговицами. Пошла служба.
Проверяют – не строптив ли Кайтусь, старательный ли, не слишком ли длинный у него язык, не станет ли ябедничать.
– Эй, ты, заменишь меня в кухне, у меня голова болит!
– Эй, ты, пойдёшь вместо меня в читальню, а я в клуб.
– Хорошо.
Дело в том, что в клубе играют в карты; там и интересней, и чаевые богаче, можно монетку на полу найти и даже, подавая что-нибудь, незаметно пальцем сбросить со стола денежную бумажку.
Но говорить, что тебя попросили о замене, нельзя.
– Ты почему оказался в читальне?
– Перепутал. Не расслышал, куда нужно идти.
– В наказание – ночное дежурство в туалете.
А в общем, Кайтусь показал себя хорошим товарищем. Правда, странный он какой-то: вечно грустный, на всё соглашается. Не знают бои, какой раньше был Кайтусь весёлый, даже слишком весёлый.
