Но даже работа школы Рембрандта начала семнадцатого века должна стоить уйму денег – намного больше, чем могла бы потратить на картину она сама. И все же жаль, что это не подлинник.
Поднимаясь выше по лестнице, Эми продолжала размышлять о том, кто же такой на самом деле этот Уэст.
– Так что же, это наполовину жилой дом, а наполовину паб для футбольных болельщиков? – спросила она, продолжая шагать по ступеням.
– Да, – коротко ответил Саймон. – Мой брат был уверен, что это поможет ему решить все финансовые проблемы.
По его тону Эми догадалась, что никакие финансовые проблемы таким способом решить не удалось. Она хотела задать Саймону еще пару вопросов, но вспомнила знакомую с детства сентенцию матери, что спрашивать людей о деньгах неприлично, и промолчала.
Лестница наконец закончилась. Оказавшись на верхней площадке, Эми с любопытством выглянула в большое сводчатое окно. Из него было видно, что дом стоит в конце тупика и его заднее, жилое крыло выходит в тихий парк. «Надо же! – подумала Эми. – Я целый год ходила в «Графский уголок», но у меня и в мыслях не было, что паб – лишь часть большого дома. Удивительно!»
Не менее удивительной показалась ей комната, в которую их привел Саймон. Тут с двух сторон также оказались большие сводчатые окна, и легко было представить, сколько света бывает в этом помещении в яркий солнечный день.
Стены здесь были сплошь увешаны полками с книгами, поэтому комната походила скорее на библиотеку, а не на кабинет. Еще в комнате стояли два стола – письменный и обычный. Их полированные деревянные столешницы едва угадывались под наваленными грудами стопками книг, листов бумаги и файлов. Стоявший на одном из столов компьютер казался среди этого окружения предметом чужеродным, совсем из другого времени.
Но первым, что бросалось в глаза, была картина.
– Портрет эпохи Регентства, – восхищенно прошептала Эми.
– Верно, – кивнул Саймон. – Когда Георг Третий сошел с ума, его сына объявили принцем-регентом. Именно благодаря этому будущему Георгу Четвертому и Наполеону начало девятнадцатого века получилось таким любопытным и богатым на события временем.
Эми подошла к портрету поближе.
– Эпоха Регентства – мой любимый период в английской истории. Я читала книги Джейн Остин, ходила на выставки, в музеи… Прочитала не меньше сотни исторических романов.
Портрет ей очень понравился, и не только потому, что изображенный на нем мужчина был неотразимым красавцем. Он оказался настолько похож на Саймона Уэста, что Эми даже подумала, не он ли сам позировал художнику – ради шутки, например.
Но это невозможно. Зачем ему было это делать? К тому же Уэст сказал, что до сегодняшнего дня ни разу не видел настоящую монету. Нет, эта картина должна быть подлинной.
Мужчина на портрете сидел рядом со столом, а не за ним. Поза небрежная, элегантная. На столешнице – игрушечный поезд, миниатюрный женский портрет и монета. Она была самым маленьким из предметов, однако каким-то образом сразу привлекала к себе основное внимание. Может быть, потому, что художник изобразил ее в мельчайших подробностях, вплоть до щербинки на краю?
– На монете щербинка, – сказала Эми. – Такая же, как на моей. Это очень загадочно.
– Теперь понимаете, почему я так удивился, увидев вашу монету?
Саймон обернулся, словно приглашая к разговору экскурсовода. Тот стоял в тени возле камина и скорее казался похожим не на живого человека, а на призрак, однако кивнул.
– Кто это? – кивнула на портрет Эми. – Понятно, что ваш родственник, но все-таки?
– Третий граф Уэстон. Мой прапрадед.
Щеки девушки зарделись. А она-то мысленно усмехнулась по поводу выговора Саймона!
– А когда вы унаследовали титул? – Эми постаралась задать этот вопрос как можно небрежнее и так, чтобы он не прозвучал неуместно.
– Граф мой брат, а не я.
Итак, Саймон Уэст оказался не только барменом, вернее преподавателем, но и родным братом настоящего графа, не говоря уже о том, что был чертовски красив и имел роскошный выговор, взволновавший Эми, словно бокал шампанского.
– Так вы младший сын? Как принц Гарри? Но титул у вас все равно должен быть. Не граф, конечно, а м-м-м… – Она на секунду задумалась, пытаясь вспомнить. – Лорд Саймон! Правильно?
– Нет. Лорд тоже мой брат, а я просто мистер Уэст, – сказав это со своим неповторимым выговором, он слегка поклонился Эми.
Саймон видел – девушка старалась не показать, что на нее произвело впечатление его аристократическое происхождение. Молодец! Что ни говори, она настоящая американка. Правда, сие еще не означает, что мисс Эми Стивенс не мошенница. Он до сих пор не мог вычислить, каким именно образом эта парочка хочет поживиться за его счет – может быть, они собираются стащить какую-нибудь серебряную вещицу или что-нибудь другое?
Но здесь нет ни одной серебряной безделушки.
– Граф на портрете очень похож на вас. Странное ощущение, особенно если вспомнить, что он уже две сотни лет как лежит в могиле.
– И я, и мой брат – копии нашего прапрадеда. Кстати, мы близнецы, – посчитал нужным пояснить Саймон Уэст.
Что ж, до сих пор они не задали ни одного вопроса, который можно было бы назвать нелогичным. За исключением разве что горячей просьбы разрешить немедленно посмотреть на портрет. Саймон вновь обернулся, чтобы увидеть Уэнтворта Арбакля, и не нашел его. Проклятье, куда исчез экскурсовод? Может быть, американка специально заговаривает ему зубы, а этот пройдоха шныряет по дому, выискивая, что бы ему сунуть в карман? Саймон готов был уже пристрелить их обоих, когда сотрудник музея с синей дверью беззвучно поднялся с повернутого к камину кресла с высокой спинкой и, как в прошлый раз, молча кивнул.
– Близнецы, – повторила Эми.
– Да. Поэтому мне привычно видеть рядом человека, с которым мы похожи как две капли воды. Кроме того, бьюсь об заклад, что если вы поставите рядом собственную фотографию и портрет своей прабабки или какой-нибудь дальней родственницы, любой скажет, что у вас много общего. Так что разница, полагаю, невелика.
– Но разница между пожелтевшей фотографией в семейном альбоме и огромным портретом, который у тебя каждый день перед глазами, огромная, – Эми рассмеялась над этим сравнением. – Так, значит, вы сын и брат графа, вы преподаватель, время от времени работаете в баре, а остальные часы своей жизни проводите здесь. Что вы изучаете?
Девушка взяла со стола книгу в синем переплете и прочитала вслух ее название:
– «История Ост-Индской компании».
«Ну вот, теперь ей потребовалось знать, чем я занимаюсь. Следопытка! Но зачем? Все это касается только меня и моей семьи, а больше никого».
– О, теперь понимаю, – прощебетала Эми так, словно только сию секунду сделала свое открытие. – Вы пытаетесь выяснить, какая связь существует между графом на портрете и монетой?
– Вам-то что до этого? – не слишком вежливо вопросом на вопрос ответил Саймон. – И чем это может быть интересно для вас лично?
Девушка резко отшатнулась от стола, словно на нее замахнулись.
– Простите. Я действительно сунула нос туда, куда меня не просят. Просто мне кажется странным, что я оказалась здесь с монетой, которая нарисована на портрете. Мне хочется понять, в чем тут дело. А разве вам это не кажется странным?
– Кажется.
– Слава Всевышнему! Хоть в чем-то вы со мной согласились. И вот что еще. Если вы хотите, чтобы я ушла, я уйду.
– Сначала я хочу рассмотреть монету, – Саймон протянул руку. – А потом вы можете уйти.
– Конечно, конечно, мистер Уэст. – Она постаралась произнести это, старательно копируя интонацию Тэнди, так, чтобы слово «мистер» прозвучало на самых высоких нотах и приняло благодаря этому оскорбительный оттенок.
Эми вытащила из кармана джинсов монету, отдала ее Уэсту и демонстративно повернулась к нему спиной.
К ним все так же молчаи беззвучно подошел Арбакль. Даже паркетные половицы под ним ни разу не скрипнули.
– Я боялась, что вы ушли, – с явным облегчением вздохнула Эми.
Теперь они изучали портрет графа Уэстона вдвоем, дружно игнорируя его праправнука.
Монета казалась теплой на ощупь и блестела точно так же, как на картине. Саймон вновь и вновь крутил ее в руке, чувствуя разочарование оттого, что его многолетние поиски закончились так неожиданно и так прозаично. Он положил монету на стол и подумал, не продаст ли ее эта американка. Саймон был готов произнести сей вопрос вслух, но тут неожиданно после долгого молчания подал голос экскурсовод.
– Я вот что хотел бы узнать, – Арбакль обращался к Эми, но при этом так, чтобы его хорошо было слышно Саймону. – После кораблекрушения монеты были вновь найдены только в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. Вот я и хочу спросить вас. – Он повернулся к Уэсту и повысил голос: – Каким образом эта монета снова оказалась в эпохе Регентства? Я хорошо знаю историю того периода, и ответ на этот вопрос ищу намного дольше, чем вы можете себе представить.
