Ознакомительная версия.
Ася тяжело вздыхает над своей горькой долей, но в это время из кабинета эндокринолога выходит высокая женщина с вьющимися седыми волосами, за ней врач, и Ася ужасно смущается, что кругом рассыпано стекло, а она стоит, ничего не делает, с дурацким мечтательным видом.
– Ты что-то разбила, Асенька? – сочувственно спрашивает Инна Петровна, врач, и Ася чувствует, что на глаза у нее наворачиваются слезы, потому что даже добрейшей Инне Петровне и в голову не может прийти, что разбила тут что-то вовсе не Ася, то есть как бы само собой подразумевается, что у Аси все из рук валится. – Какой ужасный шум тут был! Дрались, что ли?
– Да так, – бурчит Ася и пониже склоняет голову, чтобы никто не видел, что она вот-вот расплачется. – Ерунда.
– А в процедурной сейчас кто-нибудь есть? – спрашивает посетительница, с благосклонной улыбкой разглядывая себя в зеркало.
На ее месте Ася тоже непрестанно бы смотрелась в зеркало. Надо же, такая уже немолодая, и морщинки, и седина, а выглядит – зашибись, и бижутерия такая фантазийная, и одета в какие-то немыслимые штаны, очень широкие в бедрах и зауженные внизу, и туфли на каблучищах, и свитерок в обтяг, и никакого живота у нее, и грудь вон какая… А этот ворох кудрей! Наверное, когда она была молодая, волосы у нее были рыжие и вились тугими медными кольцами. А сейчас кольца серебряные. Везет же людям – так выглядеть в таком возрасте! Наверное, до сих пор мужчины на нее оборачиваются. А Асю никто и в упор не видит, не то чтобы оборачиваться…
– Процедурная занята, там одна семья, – сдавленно отвечает Ася. – Но они с минуты на минуту уходят. Вы хотите анализы сдать?
– Да, я вот думаю, может, мне прямо сейчас это сделать? – поворачивается седая дама к врачу.
– Да что вы, кровь натощак, с восьми до одиннадцати утра! – останавливает ее Инна Петровна.
– Да, натощак сегодня никак, – усмехается дама. – Я поела довольно основательно. Значит, сдам завтра. А пока… сколько с меня?
Она достает из сумки кошелек, Ася отставляет было щетку, но в эту минуту дверь процедурной начинает открываться, появляется Марина Сергеевна, и Ася, в ужасе вспомнив, что пол по-прежнему не подметен, начинает лихорадочно орудовать щеткой.
– Ну, я тогда сначала в туалет, – говорит дама и исчезает за углом коридора.
* * *
Незадолго до описываемых событий умер Константин Климов. Это был богатый человек, очень богатый. Один из тех мелких провинциальных райкомовских деятелей, которые не испугались девятого вала перестройки, а дали ему подхватить себя, чтобы в конце концов оказаться среди тех, кто управляет им. Перестройка, этот Минотавр, выпущенный из Лабиринта, сеяла страх и разрушение, однако те, кто медленно испускал свой полуголодный дух под ее тяжкой поступью, и знать не знали, как вольно задышали грудью все те, кого поперек горла хватала совковая экономическая политика.
Чуть ли не в каждом магазине, чуть ли не на каждом ларьке появились таблички: «Куплю ваучеры», и бедный народ, не знающий, что делать с этими бумажками, какой в них прок, тащил их на продажу – а то и просто отдавал за бутылку. Какие-то фонды… какие-то гермесы, альпы, пики и иже с ними сулили баснословные дивиденды за эти разноцветные, никчемушные бумажки – ваучеры. Одним из тех, в чьи карманы тек щедрый поток этих «фантиков», как их презрительно называли в экономически непросвещенном народе, был Константин Климов. Он и ему подобные потом становились владельцами предприятий, больших и малых, получали акции банков и богатых компаний, прибирая к рукам так называемую народную собственность.
Спустя некоторое время, изрядно забрызгавшись в крови конкурентов и разбойничков с большой дороги, Климов умыл руки от дел, исхитрившись перевести все нахапанное, заработанное и награбленное в деньги и положить в некий спокойный европейский банк, не суливший мгновенных огромных процентов, но зато крепко стоявший на ногах уже вторую сотню лет и не собиравшийся даже покачнуться, не то что упасть. Климов, который никогда не отличался склонностью к авантюрам и в душе своей оставался простеньким провинциальным купцом, наконец-то зажил спокойной, благополучной, быть может, чуточку скучноватой, но надежной жизнью европейского рантье, изредка разнообразя свою жизнь скромными путешествиями на Балканы: некогда, еще в советские времена, он побывал в Болгарии, и она стала его первой любовью в забугорном мире. С тех пор он, голубоглазый, слегка веснушчатый блондин, питал особенную склонность к мрачноватым чернооким брюнеткам с густыми бровями и твердыми, темными губами, к приторно сладкому вину «Варна» и тяжелому запаху розового масла. Если он в своем благополучном европейском бытии и позволял себе небольшие приключения, которые в старину называли альковными, то именно с девушками южнославянского типа, которые как нельзя больше соответствовали его идеалу. Иногда Константин вспоминал жену, с которой давно развелся и которая осталась в России, и диву давался, как его угораздило жениться на совершенной противоположности его излюбленному типажу… его извиняло то, что он сначала женился, а потом съездил в Болгарию. Может быть, отчасти из-за Болгарии они и развелись. А может, из-за перестройки, теперь никто точно не знал, да и не слишком интересно им было вспоминать прошлое.
Время шло. Шло и шло неумолимое, прекрасное и подлое время… Климову исполнилось шестьдесят два, и однажды он осознал, что наиболее частой статьей его расходов стали вовсе не мрачноватые красотки с густыми бровями и темными губами, а врачи. Причем, несмотря на гонорары, они все как один выдавали прогнозы, которые отнюдь не радовали Константина Климова.
Его бывшая жена была несколько моложе. С тех пор как они расстались, она дважды побывала замужем, в первый раз даже сменила фамилию, потому что не хотела быть Климовой, хотя сын по-прежнему фамилию отца носил; один раз развелась, другой – овдовела… Словом, жизнь у нее была довольно бурная, и она очень редко вспоминала инструктора райкома партии, который когда-то казался ей не просто выгодным женихом, но идеалом, человеком, в которого она была отчаянно влюблена и к которому бегала на свидания в старый, заросший сиренью и умопомрачительно благоухавший по весне парк.
И вот однажды, к своему несказанному изумлению, она получила от Константина Климова письмо…
* * *
– Все еще не убрали? – недовольно говорит Олег, на ходу надевая пиджак и глядя сквозь Асю. – Я бы хотел поскорей расплатиться. Я спешу!
– Ну конечно! – подливает масла в огонь высунувшаяся из кабинета Наталья. – Уберет она! Это же Снегирева!
– Сейчас, сейчас, минуточку, – бормочет Ася, со страшной скоростью сметая осколки. Руки у нее дрожат, и осколки снова высыпаются из совка.
– Ну, это, кажется, надолго, – вздыхает красивая брюнетка.
– Я, я приму деньги! – суетится Марина Сергеевна. – Пожалуйста, прошу вас.
Олег вынимает из кармана пиджака бумажник, оттуда банковскую карту, подает Марине Сергеевне. Та достает из-под прилавка терминал, проводит картой. Однако соединения не происходит. Марина Сергеевна пробует еще раз. Снова ничего…
– Ох, – говорит она недоуменно, извлекая из терминала карту и разглядывая ее, – да ведь она у вас просрочена!
И смотрит на Олега не то растерянно, не то подозрительно. Анализ ДНК – процедура дорогая, под тысячу евро тянет. Именно поэтому в лаборатории не топчется хвост досужих папаш, желающих выяснить, от кого его жена на самом деле родила как бы его ребенка. И в кредит ни одна лаборатория этот анализ не делает…
– А, черт, – бормочет Олег, – старую карту взял! Как же я новую дома-то забыл?! Ничего не понимаю! Вроде выбрасывал эту…
Марина Сергеевна смотрит на него сузившимися глазами. Теперь на ее лице ни следа доброжелательности или растерянности. Одна сплошная подозрительность!
Хотя что тут такого, на самом деле? Ну, забыл человек карту, ну, напутал что-то. Все равно кровь и мазок со щечки ребенка еще только взяты. Анализы-то пока еще не сделаны! Все эти образцы еще в Москву будут отправлены в специальном чемодане, с курьером! И никто с места не сойдет, пока заказ не будет оплачен. Вполне можно Марине Сергеевне не строить такую физиономию, а подождать, пока Олег сходит домой, принесет другую карту и все уладит. Даже Наталья глядит сочувственно, а Марина Сергеевна что-то разошлась!
– Алина, может, заплатишь? – в эту минуту поворачивается он к жене.
– Ну конечно! – саркастически усмехается та. – Алина, может, заплатишь! Это была идея твоей мамаши, верно? Пусть она и платит.
– Ты прекрасно знаешь, что мама срочно улетела в Самару, а то бы я ее вызвал, – сконфуженно бормочет Олег. – Алина, заплати, пожалуйста, я тебе сегодня же деньги переведу!
Алина, недовольно фыркнув, достает из сумки свою карту. Теперь все проходит нормально, терминал бодро попискивает, из кассового аппарата выползает чек, и лицо Марины Сергеевны разглаживается, а острый блеск в глазах гаснет.
Ознакомительная версия.
