Ознакомительная версия.
– Помоги! Помоги мне! – кричала Ирина.
Когда показалось личико младенца, Мила начала потихоньку помогать ребенку. Она была опытным гинекологом, но роды принимала не часто – это делали ее коллеги-акушеры.
Взяв младенца правильно – на руку, – еще не перерезав пуповину, она положила его на грудь Ирины. Ребенок громко заорал. Все правильно, так и надо…
– Это твоя доченька! – со слезами в голосе сказала она.
Через несколько минут Ирина вытолкнула из себя послед. Мила перевязала чистым шнурком пуповину и перерезала ее.
Потом осмотрела послед, разложив его на подушке.
– Края ровные, все чисто! Давай-ка я теперь тебя осмотрю!
Она проверила состояние матки Ирины и снова занялась малышкой: обтерла ее полотенцем, в чистое же полотенце завернула и дала Ирине.
– Теперь самое время вызывать «Скорую» и Артура, – сказала она счастливой подруге, которая с удивлением и восторгом смотрела на крошечное создание, лежащее на ее груди.
«Скорая» приехала почти одновременно с Артуром.
– Ну, вы даете, девчата! – суетился и всплескивал руками Артур.
Когда «Скорая» увезла Ирину с малышкой, Мила села на кровать, ее начал бить нервный озноб.
– Я даже испугаться не успела!
– Ты у меня умница, все хорошо сделала. А с ребенком все в порядке?
– Да! Вполне доношенная девочка! А не восьмимесячная, как я думала!
«Спасибо, господи! – подумал Артур. – Значит не моя!» Эта мысль его успокоила.
Мила успела приготовить все для ребенка еще до того, как Иру выписали из больницы.
Малышку назвали в честь бабушки – Ася.
А через три дня у самой Милы начались схватки. Ее привезли в тот же роддом, где еще лежала Ирина. Она промучилась шесть часов и родила тоже здоровую, вполне доношенную девочку.
Ее назвали – Аня.
Как и подтвердилось, обе подруги зачали именно в тот короткий отпуск Милы и Артура в Литве…
Дом наполнился детским плачем, везде висели пеленки и лежали детские вещи. Артур старался скрываться на работе от этого невыносимого шума и постоянной суеты. Мила боялась, а вдруг Ирина заметит, что ее дочь похожа на Гарика. Сначала она нерешительно мялась, не зная, как сказать подруге, что «пора и честь знать», но, когда Артур стал все чаще пропадать из-за бесконечного плача детей, она не выдержала:
– Иринка, может, помочь вам найти квартиру?
– Нет, что ты… Старики Гарика будут счастливы, если мы к ним переедем. – Она помолчала. – В субботу и переберемся.
Все это время Ира раздумывала, сказать ли Артуру, что Ася – это его дочка. Но потом поняла: максимум, на что она могла рассчитывать в этом случае, – это получить алименты. А ей хотелось большего.
«Нет, его надо влюбить в себя. А дочка еще маленькая, ее сходство с отцом вижу только я одна…»
Артур не мог понять, почему он совсем охладел к женщинам. Он не подозревал, что это следствие его неизлечимой болезни, которая, к счастью, протекала волнами, и ее симптомы в период ремиссии почти полностью исчезали. И еще он стыдился того, что совсем почему-то не испытывает никаких отцовских чувств к дочери. Анечка подрастала, была разумным послушным ребенком, Мила души в ней не чаяла, а он был сдержан, если не сказать – холоден. Он думал, что все это из-за его мучительных хворей, у него просто не оставалось сил на какие-либо яркие эмоции и желания.
Но произошло нечто неожиданное: из болезни его вырвала любовь…
К ним в отделение устроилась на работу молоденькая аспирантка, которую по какой-то ироничной случайности тоже звали Людмилой, Милой… Стройная, яркая брюнетка, с четкими чертами лица, с несколько даже орлиным носом, который ее ничуть не портил, а скорее придавал особую изюминку, с чувственным ртом, она сразу обратила на себя внимание Артура. Даже в операционной, когда они оперировали вместе, его взгляд порой задерживался на ее глазах над медицинской маской. Она его вдохновляла и как будто придавала сил. В те дни, когда они оперировали вместе, у него все ладилось, ему все удавалось, и после шести-восьми часов работы у операционного стола он почти не уставал.
Однажды они долго возились с мужчиной, кропотливо работая на его «открытом» сердце. Закончив наконец сложное шунтирование, Артур сказал:
– Иди, Людочка, ты совсем вымоталась. Я зашью сам!
– Спасибо! – коротко поблагодарила она и тут же вышла из операционной.
– Лучше бы вы себя пожалели, доктор! – в сердцах сказала медицинская сестра Наташа, которая давно работала с ним и хорошо знала, как он устает.
В этот вечер Артур хотел пригласить Людмилу в ресторан. Они, конечно, устали, но операция прошла успешно, настроение было хорошим, почему бы им, собственно, не расслабиться?
Он вошел в предоперационную, где врачи переодевались до и после операции, и замер от увиденного: Людмила была совершенно обнажена и, сидя на вращающемся стуле, закрыв глаза, ласкала себя… Она ведь наверняка знала, что он вскоре войдет сюда и они будут совсем одни… Он сразу возбудился и, закрыв дверь на ключ, молча подошел к ней. Она, почувствовав приближение Артура, улыбнулась ему и начала теперь ласкать его…
Он никогда не забывал этой первой их близости с Людмилой. Она была влажная и готовая его принять. То, что она делала с ним, в их с Милой отношениях было табу. Мила никогда не позволяла себе делать что-то, по ее мнению, выходящее за рамки приличий, хотя теоретически знала, хотя бы из опыта своей работы, как неистощимы люди на всяческие экзотические любовные утехи.
Наверное, в силу воспитания, глубоко упрятанных внутренних комплексов, но жена явно проигрывала перед любовницей, и не только в возрасте, а и в умении зажечь мужчину. Для него же это было особенно важно, потому что заболевание, о котором он пока не подозревал, медленно прогрессировало, неизбежно отражаясь на физиологии. Людмила была не замужем и, конечно, надеялась, что Артур разведется…
Несколько лет Артур буквально разрывался между ней и Милой. Минуты счастья с Людмилой, полной свободы и абсолютного раскрепощения были, конечно, куда приятнее домашних проблем, скучноватых ласк Милы, не сложившихся отношений с дочерью. Не раз он балансировал на грани развода. Но у него прочно сидела в голове услышанная как-то незамысловатая житейская мудрость, что «любовь при браке исчезает».
Мила, живя с ним, как будто терпела их совместное проживание. Дочь окончательно вытеснила ее интерес к мужу и вообще к мужчинам. Она могла подолгу обходиться без сексуальной близости и только радовалась, что у мужа проблемы с потенцией. Миле так было спокойнее. И она даже не подозревала, что с другой женщиной у него все может прекрасно получиться. Она до сих пор спала вместе с Анечкой, которой уже исполнилось десять лет, в одной кровати. Так получилось, что дочка была сильно привязана к матери и полностью зависела от нее. Последнюю попытку, чтобы ребенок спал в своей комнате и в своей кроватке, Мила предприняла, когда девочке исполнилось пять лет, но она оказалась совсем не готова остаться наедине со своими фантазиями и страхами. Артур протестовал, возмущался, но Мила утверждала, что Аня необычно хрупкая и легковозбудимая и что насильственное отчуждение приведет ребенка к нервному срыву. Мила не понимала, что она калечит не только их супружескую жизнь, но и не дает Ане взрослеть. Где-то в подсознании она хотела, чтобы Анечка всегда оставалась маленькой и зависимой от мамы.
В результате у Ани не было друзей ни в детском саду, ни в школе. Единственной ее подругой была мама.
Очень редко к ним заезжала Ирина с Асей. Их визит всегда заканчивался ссорой девочек. Поэтому Мила, ради спокойствия Ани, почти не приглашала их.
Ирина теперь работала в престижной глазной клинике Святослава Федорова. Она прекрасно зарабатывала и ни от кого не зависела. Жили они в квартире, оставшейся ей после родителей Гарика, с Асей и няней, которую Ирина наняла, когда дочке было шесть месяцев. В отличие от подруги, она посвятила свою жизнь карьере глазного хирурга. И это ей удалось, она стала весьма успешным врачом. Часто ездила в командировки по стране и за границу. Она обеспечивала дочь абсолютно всем. Девочка росла, не нуждаясь ни в чем, но, как ни странно, была не избалована, как Аня. Конечно, на ее воспитание оказала сильное влияние няня – Глафира Александровна. Простая деревенская женщина обучала девочку житейской мудрости и хозяйственным навыкам без всякого принуждения. Все получалось как-то само собой. Ася в восемь лет уже умела варить суп, картошку, разогревать себе обед. Свои вещи она тоже стирала сама, хотя дома была стиральная машина. Когда мама возвращалась домой поздним вечером, она самостоятельно разогревала ужин и ухаживала за ней. Ирина очень ценила Глафиру Александровну и полностью ей доверяла. Когда та спросила ее, почему отец девочки не платит им алименты, Ирина поведала ей свою тайну:
– Отец даже не знает, что у него есть дочь. Да и не буду я ему об этом говорить. Всему свое время… Асин отец – муж Милы. Артур…
Ознакомительная версия.
