скоро батюшке Водяному доведется сговаривать в жены еще одну дочь, а матушка примется ворчать, что такой славный ящер как Велибор достался не ее кровиночке. Впрочем, несмотря на вражду матерей, в разные годы пользовавшихся благосклонностью любвеобильного Водяного, к сестре Лана не испытывала неприязни. Она даже не отказалась бы жить под одной крышей, если бы не категорическое несогласие матери.
— Ты завтра снова к Велибору пойдешь? — спросила она у Даждьросы, когда они, пожелав раненому скорейшего выздоровления, шли вместе с другими русалками под охраной Яромира и его товарищей в сторону торжища.
— Дождирада говорит, что и сама справится, — зябко, словно простая смертная, кутаясь в пуховый платок, отозвалась Даждьроса, которая, когда ей тоже позволили прибегнуть к чарам исцеления, кажется, явно перестаралась.
Впрочем, на улице и в самом деле стояла лютая стужа. Хотя окрепший за ночь мороз к утру сделался, кажется, сильнее, на улицах уже толпилось немало народа, и возле торжища толчея только усиливалась. Вернувшиеся из похода воины спешили потратить серебро, покупая близким подарки и гостинцы. Иноземные гости распродавали красный товар, смертные отчаянно торговались, платя серебром и пушниной за, кольчуги, булатные клинки и узорчатую кузнь знаменитой работы ящеров.
— Дождирада переоценивает свои силы, — перемигнувшись с Ланой, решила подыграть подруге одна из русалок, томная красавица с рассыпчатой косой пшеничного цвета, прозывавшаяся Радмилой. — Для лечения таких ран потребуется сила всех сестер.
— Тогда, конечно, приду, — обрадовалась Даждьроса, и Лана подумала о том, что при такой робости она еще нескоро обратит на себя внимание ящера.
Тем более что и Велибор делал вид, что ее не замечает. А может быть, удрученный ранами, и вправду не видел?
— Везет же некоторым, — словно прочитав мысли Ланы, размечтался Яромир. — Чуть в бою сплоховал, и тебя уже лечит столько заботливых рук. А на здорового даже не смотрят.
— А что на тебя, охальника, смотреть? — строго, но вместе с тем с вызовом, выгнув лебяжий стан, глянула на него Радмила. — У тебя же одно озорство на уме!
— Не надо на себя беды кликать, они и сами, незваные могут прийти, — с укоризной заметила Даждьроса.
Лана промолчала, но почему-то перед глазами предстала жуткая картина покрытой чешуей крепкой драконьей шеи, которую пронзает не знающий обороны черный кинжал.
За следующие несколько дней, помогая Дождираде и Горынычу выхаживать Велибора, Лана сошлась с сестрами-русалками и братьями-ящерами ближе, нежели за все предыдущие месяцы жизни в Змейгороде, пока обустраивалась и присматривалась. Конечно, матушка могла сколько угодно ворчать, но дружба с Даждьросой стала куда более желанным подарком, нежели выводящее из душевного равновесия внимание Яромира. Хотя ящер держался в рамках дозволенного, его шуточки и намеки язвили и будоражили не хуже иного жала.
— Ну признайся, Лана, что мил я тебе? — вился ужом вокруг нее ящер, пока они шли вместе до торжища.
— Да с чего же ты это взял? — перекинув с плеча на плечо тяжелую косу, строго глянула на него Лана.
— А с того, что ты специально ищешь встречи со мной. Почитай, каждый день видимся! — довольно осклабился Яромир, оправляя отделанный дорогим сукном волчий полушубок и заламывая бобровую шапку, на которые сменил кольчугу и шлем.
— Ну ты и выдумщик! — тряхнув височными кольцами, покачала головой Лана. — Сам знаешь, что не к тебе, а к раненому Велибору хожу. — Я же не виновата, что и ты там все время отираешься. Хотя в лечении толку от тебя чуть.
— Ишь как заговорила! — подбоченившись, глянул на нее Яромир. — А кто тебе помогал поворачивать этого здоровяка, пока сестры-русалки подоспели? Я же видел, магии твоей еще на это не хватило бы. И так до обморока себя довела.
— За помощь я тебе благодарна, — согласилась Лана. — Но ведь вы сами с Горынычем виноваты, что не сумели товарища поберечься уговорить.
— Велибора, пожалуй, уговоришь, — подали голос двое других ящеров, братья-близнецы, прозывавшиеся Боемыслом и Боеславом.
— Он еще воинов может пожалеть, а себя никогда, — посерьезнев, согласился с братьями Яромир. — Гордец же известный! И как его в совете терпят?
— Потому что дело говорит и о благе Змейгорода печется, а не только о славе своей думает, — тряхнув вихрастой головой, пояснил один из близнецов, кажется, Боемысл.
— А я, по-вашему, не пекусь? — неожиданно обиделся Яромир. — Кто другой сумел к Велибору с Горынычем пробиться, обманув мертвых драконов Нави и камнем упав из-за облаков? Я ж тогда едва не разбился, знал ведь, что из этой петли выхода нет!
— И наших смертных союзников из Княжьего города едва не покалечил, — хмыкнул Боеслав. — Хорошо, Гостомысл щит над ними поставил, когда ты почти над их головами пролетал.
— А если бы заклинатели мертвых снова заняли отбитый у них Велибором и Горынычем утес? — не сдавался Яромир. — Вы-то все на выручку не спешили!
— Вот за такие суждения тебя в совете и не любят! — назидательно подняв указательный палец, заметил то ли Боемысл, то ли Боеслав.
Лана подумала, что выпячивать свои заслуги и вправду не дело. Хотя, по словам Горыныча, они с Велибором в том бою уцелели только благодаря Яромиру. Да и остальные ящеры признавали, что другого такого удальца еще поискать.
Братья вместе с Яромиром вскоре простились с русалками, свернув к рядам бронников и кольчужников. После похода многим требовались обновы. Яромир как знатный кузнец свои доспехи чинил сам, но он тоже собирался поговорить о чем-то с рудокопами или прикупить олова для припоя.
— Ты поосторожнее с этим Яромиром, — распрощавшись с дерзким ящером и его товарищами, предупредила Лану сестра. — Уж больно он своевольный.
— Я гулять с ним об руку на гульбищах да посиделках не обещала и повода надеяться вроде не давала, — нахмурилась Лана, вслед за подругами направляясь к златокузнецам, присмотреть к празднику обновки.
В ларце у нее лежало немало венчиков, жуковиний и височных колец, но большинство из них подруги уже видели.
— Будто ему нужен повод, — усмехнулась Даждьроса, любуясь жемчужными ряснами, напоминавшими капельки росы. — Яромир, ежели чего себе в голову вбил, так своего добьется не мытьем, так катаньем, и имя батюшки Водяного его не остановит. Вот бы и другим так, — со странным выражением добавила она, и Лана поняла, что говорит она о Велиборе, с которым на этих посиделках точно не придется гулять.
А до следующих дожить бы. Строгий нравом ящер, погруженный в заботы о войске и кузнечное ремесло, на гульбища, говорят, захаживал лишь для того, чтобы присмотреть за сестрой.
Лана будь ее воля, пожалуй, тоже лучше бы осталась дома и посидела бы за рукодельем. Но не давать