Дикость какая-то получилась.
Так всё запутано-закручено, что нипочём не поймёшь.
Кайтусь нашёл перочинный ножик и цветные мелки.
Ножик лежал прямо посреди улицы на самом виду, и никто его не заметил и не поднял. Словно он Кайтуся дожидался.
То же самое было и с мелками.
Целая коробка, новенькая, а главное, как раз тогда, когда учитель объявил, что тому, кто не принесёт мелки, он поставит двойку за четверть.
Вроде и никакое это не волшебство, но ведь никто же новую коробку мелков не теряет.
Перочинный ножик вскоре пропал. Кайтусь оставил его на парте, а после переменки его уже не было. Может, кто-нибудь взял, хотя Кайтусь спрашивал и у дежурного, и у ребят.
А может, он сам исчез?
Опять неизвестность.
И ещё два волшебства удались Кайтусю на улице. Одни раз девчонок в грязь повалил.
А дело было так.
Возвращается он из школы, задумался: «Может быть, на улице не получается, потому что шумно, слишком много людей? Может, это и мешает?»
Недаром же чародеи жили в одиноких башнях или на самом краю деревни. Возможно, они и сейчас скрываются где-нибудь в дремучих лесах или на морском дне.
Кайтусь уже давно заметил, что лучше всего ему думается над Вислой, вдали от города или вечером в постели, когда в доме тихо.
Идёт он так и размышляет. А впереди идут три девчонки.
Заняли весь тротуар, смеются, толкаются, болтают и не дают пройти. Будь это мальчишки, Кайтусь даже не обратил бы на них внимания, а тут разозлился.
Дождик моросит.
«Шлёпнитесь в грязь!» – мысленно приказал Кайтусь.
И в тот же миг все три растянулись. Измазались с головы до ног.
«Вот вам! Не будете выпендриваться».
А в другой раз Кайтусь рассыпал яблоки у торговки.
Она давно тут торгует. Кайтусь иногда покупал у неё.
Только злая она какая-то. Всё время на ребят ругается. Ни посмотреть не даст, ни выбрать, ни поторговаться. Чуть что:
– Не нравится – не бери. Уходи. Иди к другим.
Правда, бывает, мальчишки ей здорово надоедают.
И вот идёт Кайтусь с товарищами, а торговка задремала.
«Пусть шлёпнется!» – приказал Кайтусь.
И тут же она – шлёп!
За корзину ухватилась, чтобы удержаться, и вместе с корзиной свалилась на землю.
Ребятня в хохот:
– Бабка напилась!
А ей ничуть не больно, но стыдно. Чуть не плачет, бедная:
– Никогда со мной такого не было. Как пьяница какая. Люди смеются. Стыд-то какой! Двадцать лет тут торгую и летом, и зимой, а в первый раз так опозорилась.
Жаль её стало Кайтусю. Сказал он товарищу смотреть, чтобы никто не брал яблок, а сам принялся собирать их с земли.
– Спасибо тебе, мальчик, спасибо, родненький. На вот яблочко за доброту твою, – говорит торговка и суёт Кайтусю в руку яблоко, но червивое.
Приятель хохочет, а Кайтусь зол на себя: «Очень надо мне было затеваться с этой бабкой».
Наконец дождался он постоянного, стойкого волшебства.
Повторялось оно каждый вечер. Проку, правда, от него немного было, но зато оно доказывало, что Кайтусь действительно обладает чародейской силой.
А началось это поздно вечером.
Дома.
В тишине.
Лежит Кайтусь в постели и не может заснуть. Слышит дыхание спящих родителей и бабушки.
Нет, ему не страшно, но как-то неприятно не спать одному. В темноте человек чувствует себя очень одиноко.
То вдруг пол скрипнет, словно кто-то ходит. То что-то стукнет в шкафу или за шкафом, как будто крадётся кто-то.
А тут ещё есть Кайтусю захотелось.
«Вот оказалась бы под подушкой шоколадка или что-нибудь такое…» Только это он и подумал. А вот добавлял ли ещё какие-нибудь слова, хоть убей, не помнит.
И в тот же миг услышал Кайтусь шелест под подушкой, словно мышь прошуршала.
Сунул он руку под подушку: есть!
Бумажный пакет. Но Кайтусь не сразу его открыл. Куда спешить? Сперва пощупал: что там? Потом уже раскрыл.
Высыпал на ладонь девять шоколадных конфет с начинкой, девять штук изюма в шоколаде и девять штук засахаренного миндаля.
Пересчитал. Есть или нет?
Попробовал по штучке. Сладкие, вкусные. Ничем не отличаются от настоящих конфет, которые продаются в магазине.
Почему их по девять?
Кайтусь съел по восемь конфет каждого вида, а по одной оставил – утром осмотрит. Бумага пакета показалась ему необычно твёрдой.
Под подушкой шоколад растает, и Кайтусь решил спрятать конфеты в карман. Сел он на кровати, потянулся к одежде, а стул возьми и стукни.
– Антось, это ты? – проснулась бабушка.
– Я.
– Почему до сих пор не спишь?
– Да я спал.
А утром в кармане ничего не было.
И так пошло каждый вечер: шоколадные конфеты, изюм, миндаль.
Убедился Кайтусь, что они не ядовитые. Решил угостить родителей. Оставил три конфеты и сказал:
– Пусть конфеты останутся. Пусть не исчезают.
– Откуда они у тебя? – интересуется мама.
– Да один парень дал.
– Съешь их сам.
– Я уже ел. Зубы у меня болят.
Противно врать, но что поделать.
А одно волшебство и удалось и не удалось.
Кайтусю очень хотелось иметь часы.
Он уже не один раз думал, что надо бы вместо конфет пожелать что-нибудь полезное. Но боялся торопливостью всё испортить.
Наконец дождался.
Все спали. Кайтусь пробормотал какие-то слова – то ли египетские, то ли арабские. Произнёс заклятье и…
– Пусть вместо сладостей будут…
И сейчас же знакомый шелест под подушкой и тихое тиканье часов.
Кайтусь сунул руку под подушку и засмеялся. Там и часы и пакет.
– Антось, это ты смеёшься? – всполошилась со сна бабушка.
– Я. Сон смешной приснился.
Бабушка обрадовалась, что внук не стонет во сне, не скрипит зубами, и не стала расспрашивать, какой сон.
А утром часов не было.
Кайтусь несколько вечеров пробовал и так и этак, но находил только сладости.
Но может, это и лучше.
Понял он, что ничего не выходит, успокоился и стал быстрей засыпать.
Вообще-то за это время он очень утомился.
Дома заметили, что Кайтусь похудел, погрустнел, потерял аппетит. На улицу стал меньше ходить. Спит неспокойно.
Раньше он ел – любо посмотреть. Хлеб, творог, клёцки, картошку, вареники – ничего на тарелке не оставлял.
– И куда всё девается? – удивлялись дома. – Ест хорошо, а тощий, кожа да кости.
Раньше Кайтусь читал бабушке газету, с отцом в шашки играл. А теперь и не ест, и от всего отказывается, говорит: болит голова.
– Заболел, наверно. Надо его к доктору сводить.
Встревожился Кайтусь.
Что будет, если доктор обнаружит, что он чародей? Доктора знают латынь. Может, их учат латыни, чтобы они на этом мёртвом языке заговаривали болезни и снимали заклятья?
Повели Кайтуся к врачу.
Врач стучал ему по спине и по груди. Слушал. Посмотрел горло. Велел лечить зубы у дантиста. Отвернул веки, заглянул в глаза. Сказал, что мальчик бледный, выписал какие-то капли. И ещё сказал, что Кайтусь растёт.
Ошибся, самого главного не узнал.
Дело в том, что Кайтусю не дают покоя тревожные мысли, отнимают у него аппетит и сон. Ведь он же чародей.
Кайтусь долго этому не верил. Но теперь точно знает. То, о чём он мечтал, произошло.
Но какое это трудное, какое тяжёлое занятие.
И опасное.
Если в обычном деле ошибаешься, беда невелика: можно исправить. Но ошибка при волшебстве может стоить жизни.
Кайтусь убедился в этом на волшебстве с трамваем.
Идёт Кайтусь по улице, ни о чём таком не думает.
Смотрит на номера трамваев. Этот номер чётный, этот нечётный, этот без остатка делится на пять, этот нет.
Разглядывает людей, витрины. У ворот сидит собака. Остановился Кайтусь, свистнул, погладил её.
А тут снова трамвай на полном ходу.
Оглянулся Кайтусь посмотреть номер. И вдруг мысль:
«Хочу сделать в воздухе сальто-мортале и встать на крышу трамвая».
Какой-то ветер, какая-то сила, короче, что-то непонятное подбросило его вверх. Вот он уже в воздухе вниз головой, а через мгновение – стоит на крыше трамвая.
Женщина взвизгнула. Человек на балконе всплеснул руками. Завыла собака. Шофёр крикнул:
– Свалишься! Держись!
Кайтусь покачнулся и чуть было не схватился за провод. Но в последний момент вспомнил, что по проводу идёт электрический ток высокого напряжения. Это всё равно что молния. В Америке им в тюрьмах убивают приговорённых к смерти.
Сейчас Кайтусь упадёт. Уже падает. В ушах у него зашумело. Но всё-таки он успел.
– Хочу спрыгнуть на землю!
Опять перевернуло его в воздухе, и вот он уже стоит на тротуаре.
Зеваки сбегаются. А издали полицейский идёт.
Кайтусь как припустит. Остановился он только на третьей улице, отдышаться не может.
Поправил на себе одежду. Стёр носовым платком кровь с поцарапанной руки, выпрямился, глубоко вздохнул и, злясь на себя, тихо, но чётко произнёс:
