— Ага, — выдавливают я из себя. Может сказать, что в ближайшее время я, скорее всего, вернусь домой?
Да, предупрежден, значит вооружен. Однозначно. Набираю в лёгкие побольше воздуха, а в голову побольше храбрости, но сказать так ничего и не решаюсь. В моем поле зрения появляется человек, присутствие которого означает, что все плохо. Все очень, очень плохо.
Мама Ильи видит меня и уверенным, немного нервным шагом идёт в моем направлении. Так, Инна, возьми себя в руки, веди себя как взрослая девочка. Не хнычь! Хватаюсь за бедный фикус в предчувствии самого нехорошего.
— Инночка, здравствуй, — мягко начинает она. — Надо бы поговорить.
С глухим треском в моих руках оказывается отломанная ветка моего зелёного друга. Я начинаю обмахиваться ей, как веером, чувствуя, что мне не хватает воздуха. Именно так и начинают самые страшные разговоры, да? "Нам надо поговорить…"
— Как он? — выходит хрипло, слегка надрывно, но проклятая засуха во рту не даёт нормально вести диалог.
— Ему очень плохо! Очень! — жалобно говорит женщина.
Я прислоняюсь к стеночке, в обнимку все с тем же фикусом, перед глазами все плывет.
— Ой, — прижимаю ладонь к груди.
— Инна? — непонимающе смотрит на меня мама.
— Мам, это Людмила Васильевна, мама Ильи, — сквозь сбившееся дыхание шепчу я.
— Очень приятно, — слегка улыбается она, оценивая, как она считает, будущую родственницу.
— Мне тоже, — отвечает женщина, обеспокоенно глядя на меня. — Инночка, только не бросай его, пожалуйста, — продолжает она.
Ее слова поступают в мой мозг как сквозь толщу воды. Сердце ухает в перепонках словно стая сов одновременно. Бедный фикус лысеет на глазах от моих нервных рук, живущих своей жизнью. Мозг подкидывает картинки, одна страшнее другой: Хромову оторвало руки-ноги, Хромов ослеп, Хромов при смерти…
— Инна, ты в порядке? — вырастает, откуда ни возьмись Летунова, а за ее спиной и Марк.
— Не очень… — шепчу я.
— Джульетта, нашелся твой Ромео! — подтрунивает Марк.
Я всхлипываю. Оля толкает мужа локтем, выразительно округлив глаза.
— Я в курсе, — ни жива, ни мертва, говорю я.
— А что происходит? — вклинивается в разговор мама.
— Инночка, не надо волноваться! — нервничает Людмила Васильевна.
— Инна, ты кое-что должна знать! — пытается высказаться Оля.
— Разумовская, оставь пальму в покое, — смеется Марк. — Если все беременные такие неадекватные... я серьезно задумаюсь.
— Что? — не понимаю, о чем он говорит, смотрю на его жену. Она что, сказала уже?
— О, а я удачно зашёл! — звучит наглое, неприятное и совершенно нежданное сбоку.
Все поворачивают свои головы в направлении звука.
— О, и мама здесь! Здрасьте, Татьяна Николаевна, — нарочито любезно говорит он.
— Живило, мать твою, ты что здесь забыл? — слабым голосом спрашиваю я.
— Я пришел за своими деньгами! — агрессивно кидает недорослик.
— Какими деньгами? — спрашивает мама.
— Кто это? — задает вопрос Людмила Васильевна.
— Так это папаша? — хохочет Марк, и я окончательно перестаю что-то понимать.
— Инна, тебе срочно нужно кое-что узнать! — почти кричит Оля.
— Что происходит? — звучит спокойное за нашими спинами.
Все снова поворачиваются на звук. Я чувствую себя как в паршивой комедии положений, где творится какая-то дикая вакханалия, а главный герой охреневает от происходящего. Потому что на этот раз передо мной стоит сам Хромов: живой, здоровый и даже руки-ноги в наличие. Первая реакция — облегчение. Все хорошо, с ним все хорошо!
Он приближается к нашей небольшой компании, с удивлением смотрит на свою мать, потом на мою, переводит взгляд на меня. Не взгляд, спектр эмоций! Смотрит, как я жмусь к фикусу, вернее, как жму фикус к себе и тяжело вздыхает. Отводит глаза и натыкается на Живило. Тут же все его тело натягивается, как струна, руки сжимаются в кулаки, и я боюсь, что на этот раз Андрей живым отсюда не уйдет.
— Ты уже сказала ему? — сквозь сжатые зубы спрашивает Хромов. У кого спрашивает? О чем рассказала? Верчу головой из стороны в сторону, оглядывая присутствующих.
— Илюша, только не здесь, — просит его мама.
— Да что происходит? — не понимает моя.
— Хромов, тебе подержать будущего папашу? — хохочет Марк.
— Чего??? — возмущается Живило.
— Это все огромное недоразумение! — пытается встрять Оля, но ее никто не слушает.
— Деньги мои верни, сука! — делает агрессивный выпад Живило.
Илья хватает Андрея за грудки и нависает над ним устрашающей глыбой.
— Какое же ты дерьмо, даже прикасаться к тебе противно! — рычит он и отталкивает недорослика от себя на метр. — Чтобы даже не приближался к ним, понял? Это мой ребенок!
От последних слов все застывают на местах.
— Ка-какой ребенок? — я ошарашена.
— Ой, мне нехорошо, — мама начинает обмахиваться сумочкой.
— Правильно, друг, — хлопает его по плечу Марк.
— Послушайте, — снова пытается что-то сказать Летунова.
— Мандаринка, я… — Илья смотрит на меня со вселенской тоской в глазах. — Поговорим?
О да, поговорим!
— Какой ребенок? — уже ору я.
— Инна, ты только не нервничай! — вмешивается мама Ильи. Я смотрю на нее помутневшим от гнева взглядом.
— Дочь, что происходит? Ты... беременна? — опускается до тихого шёпота мама.
— Это не мой ребенок! — тут же орет Живило. — Ещё и это на меня повесить решила? Не было у нас с ней ничего!!! — нервничает. — Просто верни мне деньги и разбирайся сама, шлюха!
Илья одним резким рывком оказывается возле Живило и наносит ему мощный удар. Тот валится на пол, из носа, не в первый уже раз, хлещет кровь, но на этот раз Хромов не останавливается. Он поднимает Андрея за шкирку и кидает его к стене. Чертов Халк!
— Марк, — умоляюще смотрю на его друга.
— Разними их, — просит Оля.
— Илюша, не надо! — кричит Людмила Васильевна.
