class="p1">Члены группы разошлись по своим номерам и в положенное время вновь собрались вместе, одетые с разной степенью элегантности. Доктор Фе был великолепен: обтягивающий белый жилет, пуговицы из оникса, гардения, полдюжины миниатюрных медалей и даже какое-то подобие орденской ленты. Рядом с ним Скотт-Кинг и Уайтмэйд выглядели довольно убого. Впрочем, маленькие коричневые маркизы и графы все равно не удостоили их внимания. Они ждали мисс Свенинген. Если ее академическая форма столь неожиданно и щедро явила ее прелести, обнажила такие роскошные, такие непредсказуемые объемы и длину тела, какие же открытия явит им несравненная мисс, облачившись в вечернее платье?
Она явилась.
Шелк шоколадного цвета окутывал ее ключицы и плечи, а подол заканчивался за фут от пола, открывая щиколотки и черные атласные туфли на низком каблуке, в которых ступни казались непомерно большими. Волосы она повязала клетчатой лентой. Талию охватывал широкий ремень из лакированной кожи. Носовой платочек искусно крепился на запястье ремешком наручных часов. Пару минут чернильные обезьяньи глазки взирали на нее с нескрываемым ужасом; затем, один за другим, с томлением, порожденным веками наследственной разочарованности, потомки мальтийских рыцарей поднялись со своих мест и, кивнув на прощание склонившимся в поклонах лакеям, направились к вращающимся дверям, к невыносимой духоте площади, к поделенным на части дворцам, где ожидали их возвращения терпеливые супруги.
– Пойдемте, леди и джентльмены, – призвал их доктор Артуро Фе. – Машины здесь. Нас с нетерпением ждут в «Отель де Виле».
Лорд-мэр Беллациты не обладал никакими характерными чертами градоначальника: у него не было ни брюшка, ни второго подбородка. Ни тяжеловесное казенное достоинство, ни единый намек на богатство или привычку к роскоши не отличали его. Он был молод, худощав и явно чувствовал себя не в своей тарелке; революционные подвиги оставили на нем множество шрамов, у него была повязка на глазу, а передвигался он, опираясь на костыль.
– Его превосходительство, увы, не говорит по-английски, – предупредил доктор Фе, представляя Скотта-Кинга и Уайтмэйда.
Они пожали друг другу руки. Лорд-мэр нахмурился и пробормотал что-то доктору Фе на ухо.
– Его превосходительство счастлив принимать таких выдающихся гостей. Как говорят в народе, его дом – ваш дом.
Покинув лорд-мэра, англичане разделились. Уайтмэйд устремился к буфету в дальнем конце зала, завешенного гобеленами. Скотт-Кинг застенчиво переминался с ноги на ногу в одиночестве; лакей принес ему стакан сладкого шипучего вина. Доктор Фе подвел к нему собеседника:
– Разрешите представить инженера Гарсию. Он страстно влюблен в Англию.
– Инженер Гарсия, – поклонился новоприбывший.
– Скотт-Кинг, – сказал Скотт-Кинг.
– Я семь лет проработал в солфордской фирме «Грин, Горридж энд Райт лимитед». Вы, без сомнения, много о ней слышали?
– Боюсь, что нет.
– По-моему, это очень известная фирма. Вы часто бываете в Солфорде?
– Кажется, мне не доводилось там бывать.
– Это очень известный город. А из какого вы, скажите, пожалуйста, города?
– Можно сказать, что я из Гранчестера.
– Я не знаю Гранчестер. Это город больше, чем Солфорд?
– Нет, намного меньше.
– А-а! В Солфорде много промышленности.
– Я с вами согласен.
– Как вам наше нейтралийское шампанское?
– Отличное.
– Сладкое, да? Это из-за нашего нейтралийского солнца. По-вашему, это шампанское лучше французского?
– Ну, это совсем разные напитки, не правда ли?
– Я вижу, вы знаток. Во Франции нет солнца. Вы знаете герцога Вестминстерского?
– Нет.
– Я видел его однажды в Биаррице. Прекрасный человек. Человек очень именитый.
– Вот как?
– Именно так. Лондон – его имение. А вы имениты?
– Увы.
– У моей матери было имение, но оно утрачено.
В зале стоял ужасный шум. Неожиданно Скотт-Кинг оказался центром группы людей, говоривших по-английски. Незнакомые лица, новые голоса заполнили все окружающее его пространство. Его бокал неоднократно наполнялся; наконец он переполнился, и каскад пенной жидкости пролился на манжету Скотта-Кинга. Доктор Фе то исчезал, то вновь появлялся, восклицая: «А, вижу, вы уже подружились!» Он привел подкрепление; он принес еще вина.
– Это особенная бутылка, – шепнул он. – Специально для вас, профессор.
И бокал Скотта-Кинга снова наполнился той же приторной пеной, которую ему приходилось глотать раньше. Шум нарастал. Гобеленовые стены, расписной потолок, люстры, позолоченные архитравы, сверкая, кружились у него перед глазами.
Скотт-Кинг с трудом осознал, что инженер Гарсия пытается увлечь его за собой в более укромное местечко.
– Как вам нравится наша страна, профессор?
– Уверяю вас, это очень приятная страна.
– Совсем не этого вы ожидали, а? В ваших газетах ее не называют приятной. Как можно ругать нашу страну? В ваших газетах много лжи о нас.
– Знаете, они лгут обо всех.
– Что, простите?
– Они лгут обо всех! – прокричал Скотт-Кинг.
– Да, лгут. Вы сами видите, что здесь у нас совершенно тихо.
– Совершенно тихо.
– Что, простите?
– Тихо!!! – заорал Скотт-Кинг.
– Считаете, что слишком тихо? Скоро станет веселее. Вы писатель?
– Нет, просто бедный ученый.
– Как так «бедный»? В Англии ведь все богаты? Здесь надо сильно налегать на работу, потому что мы бедная страна. В Нейтралии оклад для ученого первого ранга составляет пятьсот дукатов в месяц. Арендная плата за его квартиру составляет около четырехсот пятидесяти дукатов. Его налоги – сто. Бензин стоит тридцать дукатов за литр. Мясо стоит сорок пять дукатов за килограмм. Итак, видите, надо налегать на работу. Доктор Фе – ученый. Он также является юристом, судьей суда низшей инстанции. Он редактирует журнал «Историческое обозрение». Он занимает высокую должность в Министерстве культуры и отдыха, а также в Министерстве иностранных дел и Бюро просвещения и туризма. Он часто рассказывает по радио о международной обстановке. Ему принадлежит треть акций Спортивного клуба. Я не думаю, что во всей Новой Нейтралии есть кто-то, кто работает усерднее доктора Фе, но он совсем не так богат, как мистер Грин, мистер Горридж и мистер Райт были богаты в Солфорде. А они почти вовсе не работали. В мире есть несправедливость, профессор.
– Нам следует говорить потише. Кажется, лорд-мэр желает выступить с речью.
– Он человек неразвитый. Политик. Говорят, его мать…
– Тсс!
– Думаю, это выступление будет неинтересным.
В центральной части зала воцарилась тишина. Речь лорд-мэра была заранее напечатана на целой кипе страниц. Косясь на нее одним глазам, градоначальник, запинаясь, начал ее зачитывать.
Скотт-Кинг решил незаметно ускользнуть. На другом конце зала он углядел Уайтмэйда, в одиночку маявшегося у буфетной стойки, и нетвердой походкой направился к нему.
– Вы пьяны? – шепнул ему Уайтмэйд.
– Не думаю. У меня просто кружится голова. Всему виной усталость и шум.
– Я пьян.
– Да, я не стал бы этого отрицать.
– Насколько, по-вашему, я пьян?
– Просто пьяны.
– Дорогой, дорогой мой, если можно так выразиться, Скотт-Кинг, вы ошибаетесь. По всем известным стандартам я достиг максимальной степени опьянения. Я
