мог бы побороть гиганта с помощью разных хитростей». Но она прекрасно знала, в уловках отец не силен. Друскат пожал плечами.
«Хороший начальник? Не знаю. Ты социалистический кулак, во всяком случае — деляга. У тебя изумительный талант пользоваться нашими слабостями — крошечными пробелами в законе, бюрократической нерасторопностью, нерешительностью иных работников. Ты бесстыдно кладешь на лопатки каждого, кто не может тебе противостоять, точно так же ты поступал, когда был единоличником, считаешь себя большим хитрецом, а на деле оказываешься большим нахалом. Между прочим, говорят, ты достаешь минеральных удобрений, сколько хочешь.
Слова Друската, казалось, ничуть не задели Штефана, он кивал почти одобрительно, будто ему нравилось, что Анин отец злится, а может, думал про себя: «Давай, малыш, давай!» Даже сигаретой Друската угостил. Тот сигарету взял и спросил:
«Это верно, Макс? Ты получаешь вдвое больше удобрений, чем мы?»
Штефан все кивал.
«С ведома властей. И знаешь почему?»
Он чиркнул спичкой, прикрыл огонек ладонями, осторожно передал Друскату. Тот задымил сигаретой, а Штефан продолжал:
«Пример надо подавать, знаешь ли».
Он улыбнулся, прямо чуть ли зубы не оскалил от избытка дружелюбия:
«Слабакам надо показывать, как руководят в хорошо организованном кооперативе, понимаешь?»
«Нет, — подумала Аня, — временами он пошловат».
Отец стоял перед Штефаном, с усилием сдерживаясь, руки в карманах, сигарета в углу рта, глаза прищурены: наверно, дым ел глаза. Он выплюнул окурок.
«Нам показуха не нужна, нам нужны равные шансы для всех. Какой толк от того, что вы играете в новаторов, в самых-самых передовых, что вы чешете впереди, да так далеко, что никому за вами не угнаться. Если другим приходится отставать, большинству, вроде нас в Альтенштайне, то какой толк? Какой?»
Отец говорил слишком громко, уже на лугу стали прислушиваться, кое-кто из мужчин повернулся в их сторону. Штефану это, кажется, не понравилось, а может, испугался, что его люди вообразят, будто он спасовал в споре, но уж этого-то он никогда не допустит.
«Мы отстаем, — кричал Друскат, — потому что хитростью не выбиваем особых условий, как вы, потому что нельзя, чтобы в каждой деревне строилось по двадцать квартир, как в Хорбеке, чтобы в каждой деревне сооружали купальню, в каждой приозерной дыре — свою пристань, потому что на всех пока не хватает, потому что не каждый кооператив может строить огромные скотные дворы, закупать новую технику — это ведь трепотня, старик, называете себя передовиками, а сами не замечаете, что добиваетесь успехов за наш счет».
«Вы только послушайте, — взревел Штефан, причем вдвое громче Аниного отца, — альтенштайнский председатель утверждает, мы-де живем за их счет!»
Ого-го! Ого-го!»
Они подступали все ближе и ближе, вытирая жирные губы тыльной стороной ладоней, — мужики из компании Макса Штефана. Казалось, вот-вот начнут засучивать рукава и ждут только пронзительного свиста своего вожака.
Друскат знал почти всех — до шестидесятого года он был председателем в Хорбеке и понимал, что за Штефана они готовы в огонь и в воду, — поэтому сказал, что тут не место для споров.
«Да ну?» — удивился Шлефан. По его мнению, тут очень даже неплохо. Друскат объяснил, что не хочет портить праздник, у него просто небольшие разногласия с Максом, но этим никого не удивить.
«Нечего идти на понятный, раскрывай карты!» — закричал Штефан.
Друскат пожал плечами:
«Ну ладно. Вы же знаете, мы хотим превратить Волчью топь в пахотную землю. Одним нам не потянуть, а вот сообща с вами можно было бы землицу отвоевать. Есть возможность стать богаче всем вместе, не только в Хорбеке или в Альтенштайне, но и в других соседних деревнях. Говорю вам, это можно сделать, если одолеть распроклятое местничество. Вместе мы сильнее, вместе у нас много машин, много людей, можно осушить болото, сообща засеять поля и собрать урожай, это ведь любому из нас выгодно. Давайте сделаем почин, давайте хоть разок попробуем все вместе — на Топи. Поверьте, кооператив старого образца уходит в прошлое, так же как двенадцать лет назад единоличное хозяйство. Зачем мы, стало быть, приехали? Не затем, чтобы ссориться... — он обнял Аню за плечи, — хотим предложить вам сотрудничество».
«Так он и впрямь снова здорово со своим укрупнением, — рассердился Штефан. — Не выйдет! Хозяина не ликвидируешь, укрупнение упразднили, причем по приказу сверху!»
Что, неужели Друскат намерен ссориться с Госсоветом?
Нет, в этот день разговаривать с хорбекцами было невозможно. Штефан начал, его люди подхватили и закричали наперебой: не нужна им ничья помощь, нечего водить компанию с отстающими — они в округе лучшие, а альтенштайнским пора объявлять о банкротстве... Не удивительно: Друскат еще в Хорбеке не справлялся... В Альтенштайне, в этой дыре, бабы до сих пор ведра на коромысле таскают... Пусть Друскат лучше бросает работу, а они, хорбекцы, заберут Альтенштайн, это темное захолустье, к себе, в свой крупный кооператив...
От ярости на шее у Аниного отца набухла жила, он побагровел и рявкнул, что они все не только пьяны, но и одержимы манией величия. И в чем он обвинил Штефана?
«Ты все делаешь только для выгоды собственной деревни, копишь добро для кучки людей, не считаясь с другими. Тебе живется хорошо, чего же печалиться о судьбе соседей! Старик, дай волю тысяче эгоистов вроде тебя — и они загубят социализм! — и совершенно спокойно прибавил: — Самое время наступить тебе на хвост!»
Громовой хохот. Хорбекцы захлопали себя по ляжкам: вот шутка так шутка!
Наконец Штефан жестом утихомирил собравшихся, потом руки в боки, словно торговка на рынке, подошел к Аниному отцу:
«Позволю себе поставить твой тезис с головы на ноги. Видишь, я в партии всего пару лет, хожу на все собрания, на курсы езжу, как только появляется возможность. И в диалектике малость разбираюсь: социализм — дело настолько великое и настолько огромное, — тут он со вздохом, точно от потрясения, закрыл глаза, потом снова открыл и продолжал: — что даже десять тысяч бездарей вроде тебя не смогут его загубить».
Друскат же ответил ему при всех одним-единственным словом, прежде Аня никогда не слыхала от отца такого:
«Г…!»
Очевидно, хорбекским это пришлось по вкусу, потому что Штефан, смеясь, воскликнул:
«Наконец-то разумное слово! Растешь на глазах, мой мальчик!» — и потребовал шнапса.
Стычка, наверно, обнажила бы еще кое-что невысказанное, но помешал грозовой ливень.
«Через озеро вам нынче не вернуться», — сказал Штефан, и они вместе со всеми укрылись в деревне.
