— Но материнская любовь… — начал я.
Она вглядывалась в мое лицо, пытаясь найти способ объяснить понятнее.
— Вот ты рассказывал мне о ваших зубных врачах, — наконец произнесла она. — О людях с оригинальной специализацией, которые всю жизнь пломбируют дырочки в зубах других. Иногда даже у детей.
— Да? — ответил я, не понимая намека.
— А у вас материнская любовь побуждает к тому, чтобы пломбировать дырочки у своих детей? Или хотеть это делать?
— Ну, нет, конечно, нет, — возразил я. — Но это же очень узкая специализация. Разумеется, воспитывать детей может любая женщина, любая мать!
— А вот мы так не считаем, — тихо ответила она. — Этой работой занимаются наиболее компетентные из нас, и большинство наших девушек с большим рвением пытаются попасть в их число… Уверяю тебя, это предоставлено лучшим.
— О нет! — заверила она меня. — Никоим образом не лишенная. Это по-прежнему ее ребенок, он с ней, она его не потеряла. Но она не единственная, кто его воспитывает. Есть другие, о ком она знает, что они умнее. Знает потому, что училась, как и они, работала, как и они, и признает их первенство. Ради ребенка она рада передать его в надежные руки.
Ее слова меня не убедили. К тому же это были всего лишь разговоры. Мне еще предстояло посмотреть на матерей Женландии и своими глазами увидеть, что такое их материнство.
Глава 8
Девушки Женландии
Наконец-то сбылись мечты Терри. Нас стали приглашать, всегда вежливо и предоставляя свободу выбора, выступать перед широкой публикой и перед учащимися.
Я помню, как в первый раз мы внимательно подбирали одежду и подравнивали свои «дилетантские» стрижки. Особенно Терри, который привередничал насчет фасона бородки и был так недоволен нашими усилиями ему помочь, что ему вручили ножницы и сказали обходиться самому. Мы начали в какой-то степени гордиться своими бородками, поскольку только они выделяли нас среди высоких и крепких женщин с их коротко остриженными волосами и бесполой одеждой. У нас был огромный выбор нарядов, и мы подбирали их по своему вкусу, с удивлением обнаружив после появления перед большими аудиториями, что одеты очень красиво, особенно Терри.
Он производил сильное впечатление, черты его волевого лица несколько смягчались длинными волосами, хотя он заставил меня подстричься как можно короче. В своей богато вышитой тунике с широким и свободным поясом он походил на Генриха Пятого. Джефф скорее напоминал… ну, кого-то вроде влюбленного гугенота. Я же сам не знал, на кого похож, единственное — чувствовал себя очень удобно. Вернувшись к нашим мешковатым костюмам и крахмальным манишкам, я с острым сожалением осознал, насколько легко и свободно сидит одежда, сшитая в Женландии.
Мы внимательно рассматривали собравшихся, выискивая знакомые веселые лица, но не видели их. Просто ряды девушек с нетерпеливыми и любопытными взглядами, обратившихся в слух и жаждущих знаний.
Нас попросили кратким образом, как мы сочтем нужным, изложить историю нашего мира и ответить на вопросы.
— Понимаете, мы очень мало знаем, — объясняла нам Моадин. — Нам не известно ничего, кроме наук, которые мы изучаем сами, силами своей небольшой страны. А вы, как нам кажется, помогали друг другу по всему земному шару, делясь достижениями и совместно двигая прогресс. У вас, наверное, просто дивное и прекрасное общество!
Сомель внесла еще одно предложение.
— Вам не надо начинать с самого начала, как с нами. Мы сделали нечто вроде резюме из того, что узнали от вас, и его с большой охотой прочитали по всей стране. Возможно, вы хотите на него взглянуть?
Нам очень хотелось с ним ознакомиться, и оно произвело на нас сильное впечатление. Эти женщины сначала казались нам детьми или туземцами, совершенно не имеющими представления о самых элементарных вещах. Затем, по мере дальнейшего общения, пришлось признать, что они столь же необразованные, как Платон или Аристотель, но обладают высокоразвитым интеллектом, вполне сравнимым с обитателями Древней Греции.
Я не стану отягощать рассказ описанием того, чему без особого успеха мы пытались их научить. Знаменательно то, чему они научили нас, или хотя бы некое подобие этого. А в тот момент нас интересовал вовсе не предмет наших разговоров, а слушательницы.
Девушки, сотни девушек, нетерпеливых, со сверкающими глазами и сосредоточенными юными лицами. Водопад вопросов, на которые, с сожалением признаюсь, нам становилось все труднее отвечать.
Наши наставницы, стоящие на возвышении вместе с нами и иногда помогающие в разъяснении вопроса или, что случалось чаще, ответа, скоро это заметили и довольно быстро закончили общую часть выступления.
— Если не возражаете, наши молодые женщины хотели бы познакомиться и лично пообщаться с вами, — предложила Сомель.
Не возражали! Нам не терпелось посмотреть на них поближе, и мы тут же согласились. При этом я заметил, как на лице Моадин мелькнула еле заметная улыбка. Даже тогда, когда молодые женщины ждали встречи с нами, я внезапно задался вопросом: «А какова их точка зрения? Что они о нас думают?» Чуть позже мы это узнали.
Терри восторженно нырнул в группу девиц, как пловец бросается в море. Джефф с восхищенным взглядом на «породистом» лице отнесся к этому, как к священнодействию. Немного обескураженный мысленным вопросом, я смотрел во все глаза. Поглядывал на Джеффа, даже когда меня, как и всех нас, обступили любопытные, и увидел, как его восторженный взгляд и чинная вежливость нравятся и притягивают некоторых слушательниц, в то время как другие, на вид более сильные духом, переходят от его группы к Терри или ко мне.
С особым интересом я наблюдал за Терри, зная, как он ждал этого момента и каким неотразимым всегда казался дома. И я заметил, пусть и, конечно же, фрагментарно, что его обходительный мастерский подход, похоже, раздражал слушательниц. Слишком откровенные взгляды вызывали в них плохо скрываемое негодование, комплименты ставили в тупик и досаждали. Иногда девушка краснела, но не потупив взор и притворно смутившись, а разозлившись и резко вскинув голову. Одна за другой они
