Однажды Форд пришел довольно рано и пригласил меня взобраться на вершину горы Хью. Прогулка выдалась просто дивная и продолжалась целый день. Согласилась я не сразу — был понедельник. Миссис Фаулер считала, что выйдет дешевле нанять приходящую служанку, чтобы та убиралась в доме. Мы так и сделали, но у меня все равно оставалась масса дел.
— Ничего страшного, — сказал Форд. — Что нам день стирки, глажки или тому подобной ерунды? Сегодня — день прогулок, вот что.
Такой денек и выдался: прохладный, свежий — ночью прошел дождь — и очень ясный.
— Идем! — настаивал он. — Уверен, что оттуда видно даже гору Заплатку. Лучшей погоды и не придумать.
— Кто-нибудь еще с нами пойдет? — спросила я.
— Никто. Только мы вдвоем. Пойдем.
Я с радостью согласилась, только предложила:
— Погоди, я соберу что-нибудь поесть.
— Буду ждать ровно столько, сколько тебе необходимо, чтобы надеть рейтузы и короткую юбку, — ответил он. — Я уже собрал нам перекусить, все у меня в ранце. Я-то знаю, как долго вы, женщины, делаете бутерброды и складываете их в сумку.
Вышли мы через десять минут, налегке и очень счастливые, да и денек выдался как по заказу. К тому же мистер Форд прихватил с собой очень вкусный обед, который сам и приготовил. Признаться, мне он понравился даже больше, чем моя стряпня, но, возможно, это из-за прогулки.
Почти спустившись к подножию, мы остановились на широком уступе у ручья и поужинали, заварив чай, как он любил это делать на открытом воздухе. Мы смотрели, как с одного края мира садится солнце, а на другом всходит луна, и они озаряют друг друга нежным светом.
Тут он и предложил мне стать его женой.
Мы были очень счастливы.
— Но есть одно условие! — добавил он. Потом сел прямо, и лицо его сразу посерьезнело. — Ты не должна готовить!
— Что? — удивилась я. — Не должна готовить?
— Нет, — сказал он. — Ты должна бросить готовку — ради меня.
Я молча уставилась на него.
— Да, я все знаю, — продолжал он. — Лоис мне рассказывала. Я много с ней общался с тех пор, как ты занялась кухней. А поскольку я говорил о тебе, то, естественно, многое понял. Она рассказала, как тебя воспитывали, какая у тебя тяга к домовитости… Но, дорогая моя артистичная натура, у тебя есть и другие таланты! — Тут он странно улыбнулся и пробормотал: — В глазах всех птиц напрасно расставляется сеть. Я все лето наблюдал за тобой, дорогая, — произнес он. — К тебе это не относится. Конечно, готовишь ты вкусно, но ведь я и сам неплохо готовлю. Мой отец много лет проработал поваром и неплохо зарабатывал. Так что, сама видишь, я к этому привычный. Одним летом, оказавшись на мели, я тоже работал поваром и получал деньги вместо того, чтобы голодать.
— Вот так да! — воскликнула я. — Это объясняет и чай, и бутерброды.
— И многое другое, — добавил он. — Но с тех пор, как ты обосновалась на кухне, ты почти ничего не сделала на поприще искусства. И уж прости меня, это нехорошо. У тебя слишком здорово все получается, чтобы это бросать, работы у тебя самобытные и красивые, и я не хочу, чтобы ты перестала их писать. Что бы ты подумала обо мне, если бы я пожертвовал долгими и нелегкими годами литераторства ради куда более простого труда высокооплачиваемого повара?
Я была слишком счастлива, чтобы ясно соображать. Просто сидела и глядела на него.
— Но ты хочешь на мне жениться? — спросила я.
— Хочу, Мальда, потому что люблю тебя. Потому что ты молодая, красивая, полная сил, потому что ты непредсказуемая и милая, восхитительная и загадочная, как полевые цветы, которые ты так любишь. Потому что ты настоящий художник, видящий красоту и дарящий ее другим. Я за это тебя люблю, а еще за то, что ты благоразумная, с высокими помыслами и способная дружить — несмотря на пляски у плиты!
— Но… как ты хочешь строить жизнь?
— Как мы жили здесь — в самом начале, — ответил он. — Тут царили покой и дивная тишина. И красота вокруг — сплошная красота. Запахи леса, ароматы цветов и свежее дуновение ветерка. И ты — вся светлая, изящно одетая, с белыми сильными пальцами, привычными к тонкой работе. Вот тогда я тебя и полюбил. Меня покоробило, когда ты занялась готовкой. Я сам был поваром. И доложу тебе — знаю, что это такое. Мне стало не по себе видеть мою лесную лилию на кухне. Но Лоис объяснила мне, как тебя воспитывали и как ты это любишь. Тогда я сказал себе: «Я люблю эту женщину. Подожду, чтобы убедиться, что стану любить ее даже кухаркой». И я люблю тебя, дорогая, поэтому снимаю условие. И всегда буду любить, даже если ты настоишь на том, чтобы всю жизнь мне готовить!
— Нет, я не настаиваю! — воскликнула я. — Я не хочу готовить, я хочу писать картины! Но я думала… Лоис говорила… Как же она в тебе ошибалась!
— Не всегда верно, дорогая, — заметил он, — что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. По крайней мере это не единственный путь. Лоис не знает всего: она еще очень молода! Возможно, ради меня ты могла бы бросить готовку. Ты сможешь, дорогая?
Смогу ли я? Смогу ли? Есть ли еще на свете такие мужчины!
