же.
Представленный в свою очередь, мистер Уилкинс проявил высшее гостеприимство и сердечно произнес:
– Итак, сэр, вот и мы, вот и мы.
Арбутнот, пожимая ему руку, не мог распознать многозначительности в словах и взглядах. Мистер Уилкинс же смотрел так, как должен смотреть мужчина: прямо в глаза, – и стараясь внушить новому знакомому, что перед ним надежный, непоколебимый, верный друг и настоящий помощник в любом затруднении. В то же время он, разумеется, заметил, что миссис Арбутнот выглядит весьма взволнованной. Прежде он ни разу не видел ее в подобном состоянии и подумал, что его услуги вскоре окажутся востребованными.
Как и следовало ожидать, Лотти приветствовала Фредерика крайне экспансивно, даже подала для пожатия сразу две руки, а потом со смехом заметила, обращаясь к Роуз:
– Ну вот, что я тебе говорила?
– И что же вы ей говорили? – уточнил Фредерик, чтобы хоть что-нибудь произнести. Судя по всему, его приезд предвидели почти все обитатели замка, и это смущало.
Рыжеволосая любезная молодая особа на вопрос не ответила, однако почему-то очень обрадовалась его появлению. Интересно почему?
– Какое замечательное место, – смущенно заметил Фредерик, проговорив первое, что пришло в голову.
– Это средоточие любви, – серьезно ответила рыжеволосая молодая особа, и он смутился еще больше, а при следующем замечании и вовсе испытал шок:
– Не станем ждать. Леди Кэролайн постоянно опаздывает.
В столовую Фредерик вошел словно во сне. Ведь он приехал сюда, чтобы увидеть леди Кэролайн, а уже признался ей в предосудительной слабости характера. В остром припадке идиотизма даже подчеркнул, что не смог не приехать: правдивое, но абсолютно неуместное дополнение! Она не знала, что он женат, и думала, что его зовут Фердинанд Арундел. Все в Лондоне считали это имя настоящим. Он так давно им пользовался, так много писал под этим псевдонимом, что почти сроднился с новой сущностью и поверил сам. Но вскоре после того, как она оставила его в саду – на той самой скамье, где он заявил, что не смог не приехать, – Фредерик встретил свою Роуз, заключил в страстные объятия, получил столь же страстный ответ и окончательно забыл о существовании леди Кэролайн. Поэтому было бы просто замечательно, если бы опоздание означало, что она устала или закапризничала и вообще не выйдет к обеду. Тогда можно было бы… нет, нельзя. При мысли о подобной трусости и без того полнокровный и оттого краснолицый Фредерик покраснел еще гуще, чем обычно. Нет, нельзя сразу после обеда улизнуть, сесть на ночной поезд и уехать в Рим. То есть, конечно, если Роуз не согласится поехать вместе с ним. Но даже в этом случае бегство будет постыдным. Нет, невозможно.
В столовой миссис Фишер решительно заняла место во главе стола. Дом что, принадлежит ей? – спросил себя Фредерик. Он не знал, ничего не знал. В пику миссис Фишер Роуз в первый же день расположилась в противоположном торце стола, поскольку трудно было определить, где здесь верхний конец, а где нижний, и сейчас посадила мужа рядом с собой. Ах, если бы удалось остаться наедине с Роуз еще хотя бы на пять минут, чтобы спросить…
Но, скорее всего, он ни о чем бы не спросил, а просто целовал ее и целовал.
Фредерик осмотрелся. Рыжеволосая молодая особа приказала растерянному джентльмену, которого все звали мистером Бриггсом, сесть возле миссис Фишер. Значит, дом принадлежит ей, а не пожилой леди? Фредерик не знал. Ничего не знал. Сама же рыжеволосая молодая особа заняла место с другой стороны от Роуз, напротив него и рядом с общительным джентльменом, который произнес «вот и мы», когда и так было ясно, что эти самые «мы» уже здесь.
Между Фредериком и Бриггсом оставался пустой стул, предназначенный для задержавшейся гостьи. Леди Кэролайн знала о существовании Роуз в жизни Фредерика-Фердинанда ничуть не больше, чем Роуз знала о существовании в жизни мужа леди Кэролайн. Что подумает каждая из них? Он не знал. Ничего не знал. Нет, все-таки кое-что знал: жена неожиданно, чудесно, необъяснимо и божественно оживила его чувства. И больше не знал ничего. Сложилась ситуация, совладать с которой было невозможно. Пусть все идет как идет. А ему остается одно: покорно плыть по течению.
Фредерик молча ел суп, а тем временем большие серые глаза сидевшей напротив рыжеволосой молодой особы сосредоточились на нем с острой проницательностью. Очень умные привлекательные глаза, не только выражавшие стремление понять, но и сообщавшие об искренней доброжелательности. Возможно, она считала, что ему следует поддерживать беседу. Но если знала все, то вряд ли могла так думать. Бриггс тоже молчал и выглядел едва ли не отсутствующим, что было весьма странно. И Роуз тоже молчала, хотя ее молчание казалось вполне естественным: она никогда не отличалась разговорчивостью. Лицо хранило прелестное выражение. Останется ли оно таким же после прихода леди Кэролайн? Фредерик не знал. Он ничего не знал.
К счастью, общительный джентльмен слева от миссис Фишер говорил за всех. Вот кому следовало бы стать пастором. Кафедры созданы как раз для таких голосов, как у него. Не прошло бы и полгода, как говорун получил бы сан епископа. Сейчас он объяснял ерзавшему на стуле Бриггсу – кстати, почему? – что тому необходимо уехать в Рим на одном поезде с Арбутнотом. А когда Бриггс все так же молча выразил несогласие, принялся доказывать собственную правоту длинными, но понятными предложениями. И доказал.
– Кто этот человек с голосом? – шепотом обратился Фредерик к Роуз, а рыжеволосая молодая особа напротив, обладавшая, как выяснилось, слухом дикого зверя, ответила:
– Это мой муж.
– В таком случае по всем правилам, – совладав с собой, любезно заметил Фредерик, – вы не должны сидеть рядом с ним.
– Но я так хочу: мне нравится сидеть рядом с ним, потому что до приезда сюда этого не было.
Не зная, как реагировать на заявление, Фредерик ограничился нейтральной улыбкой.
– Чудо этого места заключается в том, что оно учит понимать, – кивнув, пояснила бойкая визави. – Даже не представляете, как много всего поймете, прежде чем уедете отсюда.
– Искренне надеюсь, – ничуть не покривив душой, заверил ее Фредерик.
Тарелки из-под супа убрали и подали рыбу. Сидевший по другую сторону от пустого стула Бриггс проявил еще большее беспокойство. Что с ним? Может быть, не любит рыбу?
Фредерик спросил себя, как бы заерзал джентльмен, оказавшись в его положении. Сам он то и дело вытирал усы и упорно смотрел в тарелку, но иным способом смятения не выдавал.
Даже не поднимая глаз, Фредерик чувствовал на себе сверлящий, словно прожектор, взгляд сидевшей напротив рыжеволосой молодой особы.
