как дедушка каждый день пробовал с Кларой стоять и делать один шажок, как потом собрались в путешествие на пастбище, но ветром унесло кресло, как Клара от страстного желания посмотреть на цветы смогла сделать первый шаг и как потом постепенно пришло одно за другим. Но дети не так скоро смогли довести этот рассказ до конца, потому что бабуня то и дело прерывала его, разражаясь то изумлением, то похвалами, то благодарностями, и всякий раз она восклицала:
– Да разве такое возможно! И что, это действительно не сон? Неужели мы все сидим перед горной хижиной, а эта девочка напротив меня с круглым, свежим лицом – моя бывшая бледная, бессильная Клерхен?
И Клару с Хайди охватывала новая радость, что их сюрприз для бабуни удался на славу.
Между тем господин Сеземан закончил свои дела в Париже и тоже намеревался устроить сюрприз. Не написав матери ни словечка, он сел однажды солнечным летним утром на поезд и поехал в Базель, оттуда на следующее утро снова пустился в путь, потому что сильно заскучал по дочке, с которой был разлучён на всё лето. В Бад-Рагац он прибыл всего несколько часов спустя после отъезда его матери.
Известие, что она именно сегодня поехала в Альпы, было ему только на руку. Он тут же сел в поезд и отправился в Майенфельд. Услышав там, что можно доехать и до Деревушки, он так и сделал, полагая, что пешком ещё успеет натопаться в гору.
Господин Сеземан не ошибся: подъём в гору показался ему очень долгим и утомительным. А хижины всё не было видно, хотя он знал, что на половине пути должен наткнуться на жилище козопасов, потому что описание этого пути ему приходилось слышать несколько раз.
Всюду были видны следы пешеходов, иногда узкие тропинки расходились в разные стороны. Господин Сеземан не был уверен, что идёт верным путём, – возможно, хижина находится вообще по другую сторону Альп. Он огляделся в надежде увидеть живую душу, чтобы спросить дорогу. Но вокруг, насколько хватало глаз, ничего и никого не было ни видно, ни слышно. Только горный ветер временами проносился мимо него, в солнечной синеве звенели мелкие мошки, да какая-нибудь весёлая птичка насвистывала то там, то здесь на одинокой лиственнице. Господин Сеземан некоторое время стоял, подставив альпийскому ветру горячий лоб, чтобы остудить его.
Вдруг он заметил, что кто-то спускается ему навстречу с горы бегом; то был Петер с депешей в руке. Он бежал напрямик, срезая повороты, какие делала горная тропа, на которой стоял господин Сеземан. Как только бегун оказался достаточно близко, господин Сеземан помахал ему рукой, чтобы тот подошёл. Петер пугливо, бочком приблизился.
– Ну-ну, мальчик, поживее! – поторапливал его господин Сеземан. – А теперь скажи-ка мне, я этой дорогой доберусь до хижины, где живёт старик с девочкой Хайди, у которых гостят люди из Франкфурта?
Глухое восклицание ужасного испуга было ему ответом, и Петер с такой скоростью сиганул вниз, что на крутом склоне покатился кубарем и не мог остановиться – очень похоже на то, как летело кресло-каталка, только, по счастью, Петер не развалился на куски, как это случилось с креслом.
Лишь депеша жестоко пострадала от такого спуска и клочьями разлетелась в разные стороны.
– Поразительно пугливый житель гор, – пробормотал господин Сеземан, потому что расценил поведение Петера только как испуг перед чужим, появление которого произвело на простодушного сына Альп такое сильное впечатление.
Ещё немного понаблюдав за стремительным спуском Петера в долину, господин Сеземан продолжил свой путь.
Петер, несмотря на все усилия, не мог ни за что ухватиться и продолжал лететь вниз, время от времени кувыркаясь через голову.
Но для козопаса это было не самое страшное на тот момент, гораздо ужаснее были страх и отчаяние, наполнявшие его, ведь теперь он знал, что полицейский из Франкфурта уже здесь. Он не сомневался, что чужой – именно полицейский, недаром же он расспрашивал про франкфуртских, гостивших у Дяди. И вот на последнем склоне Петера швырнуло на какой-то куст, за который он смог наконец зацепиться. Некоторое время он лежал, приходя в себя и пытаясь осознать, что с ним теперь будет.
– Прекрасно, вот ещё один! – послышался голос совсем рядом с Петером. – Интересно, кто же завтра получит там, наверху, такого пинка, что скатится вниз, как плохо зашитый мешок с картошкой?
Шутником оказался пекарь. Он вышел немного отдышаться от своей жаркой повседневной работы и спокойно наблюдал, как Петер катился вниз, мало чем отличаясь от кресла-каталки.
Петер в испуге вскочил на ноги. Теперь и пекарь знал, что кресло получило пинка! Ни разу не оглянувшись, Петер снова побежал в гору. Самым лучшим было бы сейчас сбежать домой, забраться в постель, чтобы его уже никто не мог найти, потому что там он чувствовал себя наиболее защищённо. Но ведь на пастбище остались козы, и Дядя строго предупредил его, чтоб возвращался как можно скорее, чтобы стадо не оставалось без присмотра надолго. Но Дядю он боялся больше всех и питал к нему такое уважение, что никогда бы не посмел ослушаться его. Петер громко кряхтел и ковылял дальше. Будь что будет, а ему надо возвращаться наверх. Но бежать он уже не мог, страх и множественные ушибы, которые он только что получил, не остались без последствий. Так он и шёл, хромая и постанывая, вверх на альм.
Господин Сеземан вскоре после встречи с Петером поравнялся с первой хижиной и теперь знал, что он на верном пути. Он с новыми силами стал подниматься выше и наконец после долгого, утомительного странствия увидел перед собой свою цель. Там, наверху, стояла горная хижина, а над ней колыхались тёмные верхушки старых елей.
Господин Сеземан с радостью приступил к последнему восхождению, ещё мгновение – и он сможет ошеломить дочь неожиданностью своего появления. Но господин Саземан уже был замечен издали компанией, сидящей за столом, замечен и узнан, и для отца уже готовилось то, о чём тот не догадывался.
Когда он сделал последний шаг наверх, навстречу ему от хижины двинулись две фигурки. Одна была рослая девочка со светлыми волосами и румяным лицом, она опиралась на маленькую Хайди, тёмные глаза которой так и сверкали радостью. Господин Сеземан вдруг споткнулся, остановился и пристально вгляделся в приближающихся девочек. На глазах его мгновенно выступили крупные слёзы. Какие воспоминания поднялись в его сердце! Совершенно так же выглядела мать Клары, светловолосая девушка с нежным румянцем на щеках. Господин Сеземан не знал, то ли он бодрствует, то ли видит сон.
– Папа, ты что, совсем не узнаёшь меня? – крикнула ему издали Клара с сияющим лицом. – Неужто я так изменилась?
Тут господин Сеземан бросился к дочке и заключил её в объятия.
– Да, ты изменилась! Возможно ли? Правда ли всё это?
И потрясённый отец отступил на шаг, чтобы посмотреть, не исчезнет ли видение, возникшее перед его глазами.
– Ты ли это, Клерхен, ты ли это? – восклицал он раз за разом.
Потом он снова заключил дочку в объятия, но тут же снова отстранился посмотреть, правда ли это Клара, что стояла перед ним на своих ногах.
Тут уже и бабуня подошла, она не могла дождаться,
