как я тебе читала в последний раз про целебное? Правда же постель из Франкфурта будет для тебя целебной?
– Ах, да, Хайди, и постель, и всё то хорошее, что делает для меня Господь Бог! – сказала бабушка, глубоко растроганная. – Как это только может быть, что на свете так много хороших людей, которые беспокоятся за бедную старуху и столько для неё делают! Одно дело – крепко верить в доброго Отца небесного, который не забывает и самого малого, но это не может сравниться с тем, когда узнаёшь, что есть такие люди, полные добра и милосердия к такой бедной, бесполезной старухе, как я.
– Славная вы наша бабушка, – вмешалась в разговор госпожа Сеземан, – перед нашим Господом небесным мы все одинаково убогие, и все рáвно нуждаемся в том, чтобы Он нас не забывал. А теперь мы прощаемся, но только до следующей встречи, потому что, как только на будущий год мы снова приедем на альм, мы непременно разыщем и нашу бабушку, которая теперь никогда больше не останется в забвении! – С этими словами госпожа Сеземан ещё раз взяла руку бабушки и долго жала её на прощание.
Но прощание не получилось таким коротким, как она рассчитывала, потому что бабушка никак не могла остановиться в своих благодарностях, и она желала своей благодетельнице и всему её дому ниспослания всего хорошего, чем только располагает Господь Бог в своей щедрой руке.
Наконец господин Сеземан отправился со своей матерью дальше вниз, тогда как Дядя отнёс Клару наверх, домой, а Хайди скакала рядом, едва касаясь земли, настолько сильно она радовалась благополучному будущему бабушки.
Но на следующее утро Клара проливала горячие слёзы, потому что ей приходилось уезжать с чудесного альма, где ей было так хорошо, как не было ещё никогда в жизни. Но Хайди утешала её, говоря:
– Не успеешь оглянуться, как снова будет лето, и тогда ты снова приедешь, и будет ещё лучше, чем сейчас. Тогда ты с самого начала сможешь ходить, и мы каждый день будем убегать с козами на пастбище и к цветам, и всё самое хорошее начнётся сначала.
Господин Сеземан пришёл, как и договаривались, забрать свою дочку. Он стоял теперь в стороне с дедушкой, мужчинам многое нужно было обсудить. Клара вытерла слёзы, слова Хайди её немного успокоили.
– Передай от меня привет Петеру, – снова сказала она, – и всем козочкам, особенно Лебедушке. О, если бы я могла сделать ей подарок: она помогла мне выздороветь.
– Ты очень даже можешь сделать ей подарок, – заверила Хайди. – Пришли ей немного соли, ты же знаешь, как она любит по вечерам слизывать соль с ладони деда.
Этот совет пришёлся Кларе по вкусу.
– О, тогда я пришлю из Франкфурта фунтов сто соли! – обрадованно воскликнула она. – Пусть будет от меня память.
Тут господин Сеземан махнул детям рукой, подзывая их, потому что уже пора было ехать. На сей раз белая лошадь бабуни была приведена для Клары, и она могла спуститься вниз верхом, носилки ей больше не требовались.
Хайди выбежала на самый край площадки и махала Кларе рукой, пока та не скрылась из виду на своём коне.
* * *
Постель прибыла на альм, и теперь бабушка каждую ночь спала удобно, что придавало ей новых сил. Про суровую зиму в Альпах добрая бабуня тоже не забыла. Она прислала в хижину козопасов большой тюк, в котором оказалось много тёплых вещей, так что бабушка могла в них завернуться и больше не трястись от холода в своём закутке.
В Деревушке полным ходом шло строительство. Сюда приехал господин доктор и временно поселился в своей старой квартире. По совету друга господин доктор купил старое здание, в котором Дядя с Хайди жили зимой и которое когда-то было господским имением, что до сих пор было заметно по высокой комнате с красивой изразцовой печью. Эту часть дома господин доктор оставил в составе своей будущей квартиры. Другая часть должна была превратиться в зимнее жилище для Дяди и Хайди, потому что господин доктор знал старика как независимого человека, которому необходимо иметь собственное отдельное жильё. На заднем дворе сооружался прочный, тёплый хлев, в котором Лебедушке и Медведушке будет уютно коротать свои зимние дни.
Господин доктор и Дядя Альм очень подружились за эти дни, и, когда они вместе поднимались на строительные леса, чтобы осмотреть работу каменщиков, оба мысленно обращались, как правило, к Хайди, потому что главной радостью для обоих было то, что они въедут в этот дом вместе с их весёлым ребёнком.
– Мой дорогой друг, – сказал недавно господин доктор, стоя на строительных лесах, – вы должны взглянуть на дело моими глазами. Я получаю от ребёнка такую же радость, как и вы, как если бы я был самым близким ребёнку человеком после вас. Но я хочу делить с вами и все обязанности и заботиться о ней. Так я смогу реализовать и свои права на нашу Хайди и впредь надеяться, что она не оставит меня на старости лет и будет подле меня, что было бы самым большим моим желанием. Хайди должна вступить во все права моего ребёнка – так мы сможем не тревожиться за её будущее, когда нам с вами придётся её оставить.
Дядя долго пожимал господину доктору руку. Он не сказал ни слова, но его добрый друг мог прочитать в глазах старика растроганность и радость, разбуженные его словами.
Тем временем Хайди и Петер сидели с бабушкой, и у первой было много чего рассказать, а последней было много чего послушать, так что обе едва переводили дыхание, а Хайди в увлечении подсаживалась к счастливой бабушке всё ближе.
А рассказать ей нужно было обо всём, что произошло за лето, потому что им за это время так мало доводилось видеться.
И из всей этой троицы один выглядел счастливее другого – из-за чудесных совершившихся событий и оттого, что они наконец все вместе. Но если взглянуть в этот момент на лицо матери Бригитты, оно оказалось бы самым счастливым, потому что благодаря Хайди для неё разъяснилась история с неиссякаемым десятчиком.
Наконец бабушка сказала:
– Хайди, прочитай-ка псалом хвалы и благодарности! Мне кажется, что мне осталось только хвалить и славить нашего Господа Бога небесного и благодарить Его за всё, что Он для нас сделал.
Рядно́ – грубое домотканое полотно, скорее половик, чем ткань.
Хоре́я, также известная как «Виттова пляска» или «пляска святого Витта», – синдром, для которого характерны беспорядочные, непроизвольные движения, мышечная слабость, нарушение координации; возникает преимущественно у детей, страдающих ревматизмом.
Ка́нтор – в протестантской церкви учитель музыки, дирижёр хора, органист.
