почему-то купил три штуки, – бестактно вернулась к старому Ясуко.
– Я знал, что Сюити не придет к ужину, зачем же было покупать для него?
Ясуко грустно улыбнулась. Но, может быть, благодаря ее возрасту улыбка не выглядела такой уж горькой.
Кикуко тоже не подала вида, что огорчена. И даже не спросила, куда пошел Сюити.
Кикуко была младшей в семье из восьми братьев и сестер.
Семеро старших давно женаты, и у всех дети.
Синго иногда думал об удивительной плодовитости родителей Кикуко.
Кикуко порой жаловалась, что Синго до сих пор не может запомнить имена ее братьев и сестер.
Она родилась, когда мать решила, что детей с нее хватит, и была уверена, что уже не сможет забеременеть. Она стыдилась рожать в таком возрасте, проклинала свое нестареющее тело и пыталась выкинуть, но ничего не получилось. Роды были тяжелые – пришлось накладывать щипцы.
Кикуко говорила, что слышала об этом от самой матери, и рассказала Синго всю эту историю.
Синго не понимал, как может мать рассказывать такое дочери, не понимал, как может Кикуко рассказывать такое свекру.
Кикуко откинула тогда волосы со лба и показала тонкий шрам от щипцов.
Увидев этот чуть заметный шрам, Синго полюбил Кикуко еще сильнее.
В семье к Кикуко относились, как обычно относятся к младшему ребенку. Правда, ее не столько баловали, сколько просто нежно любили. Она была не особенно крепкого здоровья.
Когда Кикуко пришла невесткой в дом Синго, он обратил внимание, что она, сама того не сознавая, как-то очень грациозно поводит плечами. Он чувствовал в ней чистое, наивное кокетство.
Глядя на стройную, белокожую Кикуко, Синго вспоминал иногда старшую сестру Ясуко.
В молодости Синго был влюблен в нее. После ее смерти Ясуко поселилась в доме зятя, чтобы присматривать за сиротами. Она работала, не жалея себя. Ясуко мечтала занять место старшей сестры. Она любила красавца зятя, да и память о сестре была ей дорога. Сестра была удивительно красива – просто не верилось, что их родила одна мать. Муж сестры представлялся Ясуко чуть ли не сказочным героем.
Ясуко была очень удобна и зятю и детям, но зять делал вид, что не понимает ее сокровенного желания. Он жил в свое удовольствие. Казалось, Ясуко уготовано судьбой навсегда остаться прислужницей в семье покойной сестры.
Узнав об этом, Синго решил жениться на Ясуко.
Сейчас, через тридцать лет, Синго не думает, что их брак был ошибкой. Многолетний брак не определяется тем, с чего он начался.
Но все равно образ сестры Ясуко прочно поселился в их сердцах. Ни Синго, ни Ясуко никогда не заговаривали о ней, но и забыть ее не могли.
Когда сын женился и в дом пришла Кикуко, воспоминания Синго снова вспыхнули, словно их осветило молнией, но теперь они не были для него так уж болезненны.
Не прошло и двух лет с тех пор, как Сюити женился на Кикуко, а уже завел себе женщину. Для Синго это было удивительно.
В отличие от Синго, выходца из деревни, которому пришлось много пережить в юные годы, Сюити никогда не страдал от любви, его не мучили страсти.
По нему никогда невозможно было заметить, что его что-то угнетает. Синго так и не удалось понять, когда Сюити впервые узнал женщину.
Сейчас Сюити определенно связался с какой-нибудь гейшей, а может быть, даже с проституткой, осуждал его Синго.
А эта секретарша из фирмы – с ней он, наверно, просто ходит на танцы, и не исключено, что она нужна ему лишь для того, чтобы усыплять отцовскую бдительность, думал Синго. Во всяком случае, его любовница не такая уж красавица. Красавицей Синго считал Кикуко. С тех пор как у Сюити появилась женщина, их близость с Кикуко, казалось, стала иной. Весь облик Кикуко изменился.
Проснувшись среди ночи, – это произошло, когда на ужин были вареные моллюски, – Синго услышал голос Кикуко, такого голоса у нее еще не было никогда.
Кикуко не знает, что у Сюити есть женщина, думал Синго.
– Неужели отец, купив на одного моллюска меньше, решил таким способом извиниться за тебя? – шептала она.
Нет, Кикуко, разумеется, ничего не знает, но, может быть, она все же догадывается, что здесь замешана женщина?
Не успел он задремать, как наступило утро. Синго вышел взять газету. Луна стояла еще высоко. Наскоро просмотрев газету, он снова лег.
На вокзале в Токио Сюити быстро вскочил в электричку и занял место, а когда вслед за ним вошел Синго, он встал и уступил место отцу.
Потом достал из своего кармана очки отца и вместе с вечерним выпуском газеты протянул Синго. У Синго тоже были с собой очки, но обычно он их где-нибудь оставлял, и поэтому Сюити носил для него запасные.
Перегнувшись через газету к Синго, Сюити сказал:
– Сегодня я говорил с Танидзаки – у нее есть школьная подруга, которая хочет пойти в прислуги. Нам ведь нужна.
– Да? А это ничего, что она подруга Танидзаки?
– А что тут такого?
– Эта прислуга все выспросит у Танидзаки и, чего доброго, расскажет о твоих делах Кикуко.
– Глупости. Что она может рассказать?
– Тебе бы надо знать, какого сорта эти девицы, что идут в прислуги. – Синго снова уткнулся в газету.
Когда они сошли в Камакура, Сюити сказал:
– Танидзаки рассказывала тебе что-нибудь обо мне?
– Ничего не рассказывала. Она со мной как немая.
– Правда? Это неприятно. Послушай, отец, я немного приударяю за твоей секретаршей, а ты недоволен, может быть, даже осуждаешь меня.
– Что ж тут удивительного. Во всяком случае, постарайся, чтобы Кикуко ничего не узнала.
Сюити, словно теперь-то уж скрывать нечего, сказал:
– Нет, все-таки Танидзаки что-то тебе рассказала.
– Неужели Танидзаки соглашается развлекаться с тобой, зная, что у тебя есть жена?
– Да, пожалуй. Отчасти из ревности.
– Чепуха.
– Я ее брошу. Хочу бросить.
– Мне непонятны твои рассуждения. Раз уж на то пошло, давай поговорим откровенно.
– Когда брошу, все начистоту расскажу.
– Так или иначе, постарайся, чтобы Кикуко ничего не узнала.
– Хорошо. Но Кикуко, наверно, уже все знает.
– Ты думаешь?
Синго помрачнел.
Вернувшись домой, он все еще был мрачен, а после ужина молча встал из-за стола и ушел в свою комнату.
Кикуко принесла ему кусок арбуза.
– Кикуко, соль забыла, – вошла вслед за ней Ясуко.
Кикуко и Ясуко присели на корточки у двери.
– Ты не слыхал, как Кикуко кричала: отец, арбуз, арбуз? – спросила Ясуко.
– Не слыхал. Я знал, что его положили охладить.
– Кикуко, он не слыхал, – обернулась к ней Ясуко.
– Отец почему-то сегодня сердитый.
Немного помолчав,