направляется в будущее, подталкиваемый определенным чувством усталости (и даже с примесью страха), с которым он смотрит в прошлое. Его подгоняют навстречу грядущим временам; выражаясь точными словами популярной фразы, «ему всыпали по первое число». И этот стимул, который так яро подстегивает разум, – отнюдь не любовь к будущему. Будущее не существует, потому что оно еще в будущем. Скорее действует страх прошлого, страх не только перед тем злом, что было в прошлом, но и перед всем хорошим, что там было, тоже. Мозг раскалывается под натиском невыносимой добродетели человечества. Было так много пламенных верований, которые мы не способны удержать, так много сурового героизма, которому мы не можем подражать, столько усилий было вложено в монументальное строительство или в воинскую славу, и все это кажется нам одновременно и грандиозным, и жалким. Будущее – убежище, где можно скрыться от яростной конкуренции наших предков. Старшее поколение, а не младшее, стучит в нашу дверь. Гораздо приятнее спасаться бегством, как сказал Хенли [38], по улице «Вот-вот», где стоит гостиница «Никогда» [39]. Приятно играть с детьми, особенно с еще не рожденными. Будущее – это чистая стена, на которой каждый может написать свое имя такими крупными буквами, какими захочет; прошлое, как я думаю, уже покрыто неразборчивыми каракулями Платона, Исайи, Шекспира, Микеланджело, Наполеона. Я могу сузить будущее до самого себя, прошлое же должно быть широким и бурным, как человечество. И результат этого современного отношения в действительности таков: люди придумывают новые идеалы, потому что они не осмеливаются опробовать старые. Они смотрят вперед с энтузиазмом, потому что боятся оглядываться назад.
В мировой истории не найти революции, которая не была бы, по сути, реставрацией. Среди многих фактов, которые заставляют меня сомневаться в современной привычке концентрировать взгляд на будущем, вот самый сильный аргумент: все исторические деятели, которые действительно как-то повлияли на будущее, устремляли взгляд в прошлое. Не стоит даже упоминать Возрождение: само слово доказывает мою правоту. Оригинальность Микеланджело и Шекспира началась с находок старых ваз и рукописей. Тонкий вкус поэтов происходит от тонкого вкуса антикваров. Так Высокое Средневековье питалось воспоминанием о Римской империи. Так Реформация оглядывалась на Библию и библейские времена. Так современные католики обратились к временам святых отцов. Современное движение, которое многие считают наиболее анархическим, в этом смысле оказывается и самым консервативным. Никогда прошлое не почиталось так высоко, как превозносилось оно французскими революционерами. Они призывали дух маленьких республик античности с той же безусловной уверенностью, с какой призывают богов. Санкюлоты (что опять же понятно из названия [40]) верили в возвращение к простоте. Они истово верили в далекое прошлое – некоторые могут назвать его мифическим. По какой-то странной причине человек всегда должен выращивать фруктовые деревья на кладбище. Человек может найти жизнь только среди мертвых. Человек – уродливый монстр, его стопы направлены вперед, а лицо повернуто назад. Он может сделать будущее богатым и великим, но только пока он думает о прошлом. Когда он пытается думать о самом будущем, его разум сужается до предела, граничащего со слабоумием (некоторые называют это состояние нирваной). Завтрашний день – это Медуза Горгона, человек способен смотреть на него только через отражение в сияющем щите вчерашнего дня: если посмотрит на него в упор, то превратится в камень. Такова была судьба всех тех, кто воспринимал судьбу и будущее как нечто ясное и неизбежное. Кальвинисты [41] с их совершенным вероучением о предопределении были превращены в камень. Современные социологи с их пыточной евгеникой превращаются в камень. Единственное отличие состоит в том, что пуритане превращаются в величественные статуи, а апологеты евгеники – в смешные.
Но в прошлом есть одна особенность, которая больше, чем все остальные, ужасает и угнетает современных людей и подталкивает их к этому безликому будущему. Я имею в виду присутствие в прошлом великих идеалов, неосуществленных и порой заброшенных. Вид этих грандиозных неудач огорчает беспокойное и довольно угрюмое поколение; и наши современники хранят странное молчание, порой граничащее с бессовестностью. Их полностью исключают из газет и практически полностью из учебников истории. Например, нам часто говорят, восхваляя грядущее, что мы движемся к созданию Соединенных Штатов Европы. Но при этом осторожно умалчивают о том, что мы выходим из Соединенных Штатов Европы, о том, что такое понятие буквально существовало в римскую эпоху, а по сути, также и в Средневековье. И не желают признать, что межнациональная ненависть (которую именуют варварской) в действительности появилась недавно, вследствие разрушения идеала Священной Римской империи. Или опять же нам скажут, что грядет социальная революция, великое восстание бедных против богатых, но при этом не берут в толк, что Франция уже предприняла такую великолепную попытку без посторонней помощи и что мы и весь мир позволили вытоптать ее и забыть. Я с уверенностью заявляю, что в современных письменных источниках более всего бросается в глаза предсказание идеалов в будущем вкупе с игнорированием их существования в прошлом. Можете сами проверить: прочитайте любые тридцать-сорок страниц брошюр, пропагандирующих мир в Европе, и посчитайте, сколько из них восхваляют былых Пап или императоров за сохранение мира в Европе. Прочитайте сколько угодно эссе и стихов, восхваляющих социал-демократию, и посчитайте, сколько из них хвалят якобинцев, которые создали демократию и умерли за нее. Эти колоссальные руины для современного человека – всего лишь огромное бельмо на глазу. Он оглядывается на долину прошлого и видит великолепные, но недостроенные города. Они не завершены не всегда из-за вражды или несчастного случая, но часто из-за непостоянства, умственной усталости и жажды чужой философии. Мы оставили незавершенным не только то, что должны были сделать, но даже то, что хотели сделать.
Недавно заговорили о том, что современный человек – наследник всех эпох, что он извлек пользу из череды этих экспериментов. Я не знаю, что ответить на это, могу только попросить читателя взглянуть на современного человека, как это только что сделал я – в зеркале. Правда ли, что мы с вами две сияющие башни, возведенные из самых возвышенных видений прошлого? Действительно ли мы осуществили все великие исторические идеалы один за другим, начиная с нашего обнаженного предка, который был достаточно смел, чтобы убить мамонта каменным ножом, продолжая эту линию греческим гражданином и христианским святым и заканчивая нашим дедом или прадедом, которые могли быть убиты ударом сабли йоменри в Манчестере [42] или расстреляны в 1848 году? [43] Достаточно ли у нас сил, чтобы пронзить копьем мамонта, стали ли мы настолько милосердны, чтобы пощадить его? Есть ли во
