Крокер.
– За этъ ареста не пълъгается, – недовольно пробурчала сыщица и спрятала револьвер обратно, в недра костюма. – Пъхоже, мъгу идти, – сурово нахмурилась она. – Ну, ръботка! В жизнъ такой не бъло! Пръказали следить за шайкой, я слъжу, нъ сплю – а у них, окъзъвътся, съмейная въчъринка! – Она ткнула пальцем в Джимми: – Знъчит, вът этът – сын вън тъго?
– Это мой пасынок Джимми Крокер!
Энн коротко вскрикнула, но вскрик затерялся в оглушительном фырканье. Сыщица повернула к стеклянным дверям.
– Пъду скърее, – бросила она напоследок. – А то окажътся, я вашъ дочкъ Дженни.
Миссис Крокер повернулась к мужу.
– Ну, Бингли? – не без суровости бросила она.
– Что, Юджиния?
Странный свет сиял в добрых глазах Крокера. Только что он видел чудо. Женщину, еще более грозную, чем его жена, укротил мужчина, еще более робкий, чем он. Это его потрясло. Ему и в голову такое не приходило, но вот, значит, возможно! Чуточку решимости, и дело в шляпе. Он покосился на Пэтта. Тот сокрушил сестру Юджинии тремя твердыми фразами. Значит, возможно…
– Что скажешь, Бингли?
Крокер подобрался.
– Только одно! Я – американский гражданин, и мое место в Америке! Не стоит, Юджиния, мусолить этот вопрос. Извини, если расстраиваю твои планы, но в Лондон я не вернусь! – Он бестрепетно оглядел онемевшую жену. – Я остаюсь тут. И буду ходить на матчи. А потом, заметь, – чемпионат Америки!
Миссис Крокер открыла было рот, захлопнула его, снова открыла… И обнаружила, что сказать ей нечего.
– Надеюсь, – продолжал он, – у тебя хватит ума остаться по эту сторону океана. Тогда мы будем счастливы. Извини, что я так говорю, но слишком уж мучила меня. Ты женщина, тебе не понять, каково это – пять лет не видеть бейсбольных матчей. Поверь, это выше сил человеческих! Я чуть не умер. Не хочу рисковать снова. Согласен мистер Пэтт держать меня в дворецких – останусь у него. А нет, найду работу еще где. Но в любом случае я остаюсь здесь!
Пэтт издал одобрительный вопль.
– Старина, в моем доме для вас всегда есть место! Когда у меня такой дворецкий…
– Бингли! Как ты можешь? Служить дворецким…
– Вы бы посмотрели на него! – с восторгом откликнулся Пэтт. – Он чудо! Такую церемонность изобразит, точно с одними герцогами водился. А потом сорвется, да и швырнет кукурузный початок прямо в судью! Замечательный человек!
Похвала пропала впустую, миссис Крокер разразилась слезами. Муж неловко на нее смотрел, и решимость его испарялась.
– Юджиния… – тихо сказал он и отер ей глаза.
– Я не вынесу! – рыдала несчастная. – Сколько я старалась все эти годы! А теперь, когда успех совсем близко… Бингли, вернись! Осталось совсем немножко! – И она умоляюще посмотрела на мужа.
– Немножко? А драка с этим лордом Перси?.. Я понимаю, Джимми, у тебя, конечно, были веские причины, но это прихлопнуло крышку… Уж конечно, теперь шансов не осталось.
– Осталось! Осталось! Драка ничему не повредила. На другой же день лорд Перси явился к нам – с подбитым глазом, бедняжка. Он сказал, что Джимми – настоящий спортсмен, он хочет с ним поближе познакомиться. Джимми ему очень понравился. Он просил научить его какому-то там удару, свингу, что ли. Драка расположила его к Джимми! Леди Корстофайн говорит, герцог Дивайзис прочитал отчет о сражении премьер-министру, и оба хохотали до упаду. С герцогом чуть удар не приключился.
Джимми был глубоко тронут. Он и не подозревал, что в его сопернике горит спортивный дух.
– Молодец, Перси! – воскликнул он. – Папа, ты должен вернуться! Это по-честному.
– Ты-то уж мог бы понять! Между «Гигантами» и «Филадельфией» всего одно очко, а «Храбрец» дышит им в затылок! Сезон в разгаре!
– Бингли, это же совсем ненадолго! – умоляюще смотрела на него жена. – Леди Корстофайн говорит, твое имя непременно появится в следующем списке. Она знает все. Потом езди себе в Америку сколько хочешь. Будем проводить лето тут, а зиму в Англии или где тебе захочется.
Крокер капитулировал.
– Ладно, Юджиния! Едем!
– Бингли! Нам придется вернуться первым же пароходом. Все недоумевают, куда ты подевался. Я объясню, что ты в поместье отдыхал. Если ты сразу не появишься, заподозрят неладное!
Лицо Крокера исказили муки. Он никогда не испытывал такой любви к жене, как сейчас, когда она пролила неожиданные слезы и просит-молит об одолжении. Перед ним встал образ матча в теплый денек – но он его подавил.
– Хорошо. Едем.
– К чемпионату успеете вернуться, – утешил Пэтт.
– И то правда! – просветлел Крокер.
– А я буду каждый день телеграфировать тебе, папа, – пообещал Джимми.
Миссис Крокер взглянула на него, и счастливое ее лицо подернулось тучкой.
– А ты, Джимми, разве остаешься? Не вижу смысла. Тебе надо тоже вернуться. Если ты решил изменить образ жизни…
– Изменить я решил, но только здесь, в Нью-Йорке. Дядя Питер хочет дать мне работу у себя в конторе. Начну снизу и пробьюсь до самого верха.
Пэтт хрюкнул от восхищения. Он испытывал примерно то, что испытывает проповедник, когда видит, как заполняется скамья раскаявшихся грешников. Обретя Уилли Патриджа, которого он намеревался привести в царство высоких финансов, начиная с надписывания адресов, он был вполне доволен. Но то, что Джимми, имея выбор, выбрал контору, просто восхитило его. Он только что не затанцевал на больной ноге.
– Не беспокойся обо мне, папа. В Америке легче легкого сколотить состояние. Утром я наблюдал за дядей Питером в конторе. У него только и дел посиживать за столом красного дерева, а уж рассыльный передает посетителям – ушел, мол, на целый день. Работа прямо по мне!
Джимми взглянул на Энн. Они остались одни. Пэтт ушел наконец досыпать. Миссис Крокер уехала в отель, Крокер смывал у себя в комнате грим. После их ухода наступила тишина.
– Вот и конец чудесного дня, – заметил Джимми.
Энн шагнула к двери.
– Не уходите!
Энн остановилась.
– Мистер Крокер!
– Джимми, – поправил он.
– Мистер Крокер, – твердо повторила она.
– Или Алджернон, если вам больше нравится.
– Могу я спросить, – Энн пристально смотрела на него, – могу я спросить…
– Почти всякий раз, как люди начинают так, жди какого-нибудь подвоха…
– Могу я спросить, почему вы пустились в такие хлопоты, чтобы выставить меня дурой? Разве нельзя было сказать с самого начала, кто вы?
– А разве вы забыли все гадости, которые регулярно говорили про Джимми Крокера? Я думал, если вы узнаете правду, вы сразу от меня отвернетесь.
– И были абсолютно правы!
– Но вы же не допустите, чтобы случай пятилетней давности повлиял на наши отношения!
– Я никогда не прощу вас!
– А вот с полчаса назад, когда бросили взрывчатку, вы кинулись ко мне!
Энн полыхнула заревом.
– Я равновесие потеряла!
– Может, не стоит его восстанавливать?
– Вы совершили жестокий, бессердечный поступок. – Энн закусила губку. – Какое имеет значение, сколько лет прошло? Если вы были способны на это тогда…
– Энн, Энн, где ваш разум? Разве вы не признаете перевоспитания? Возьмите хоть свой случай! Пять лет назад вы были сентиментальной поэтессой. А теперь! Похитительница детей, умная, прелестная, при чьем приближении все кидаются запирать дверь на ключ. А я… Да, пять лет назад я был бессердечным животным. Но зато теперь – трезвый деловой человек, специально вызванный своим дядей, чтобы вытащить гибнущую фирму из трясины! Почему бы не похоронить прошлое? Оно мертво. Кроме того – не из похвальбы, просто хочу обратить внимание… кроме того, подумайте, что я для вас сделал! Вы сами признавали, что под моим влиянием характер ваш круто поменялся. Если б не я, вы так бы и кропали стишата. Да еще верлибр! Я вас спас, а вы презрительно пинаете меня!
– Я вас ненавижу!
Джимми, подойдя к письменному столу, снял с полки томик.
– Положите на место!
– Хочу почитать вам «Похороны любви», чтобы проиллюстрировать свою точку зрения. Посмотрите на себя, какая вы сейчас, и вспомните, что совершенствованию способствовал я. Ага, вот! «Похороны любви»! «Сердце мое мертво…»
Энн выхватила у него книжку, швырнула ее, и та, взлетев, задела за перила галереи и со стуком свалилась на пол. Энн стояла, глядя на Джимми сверкающими глазами. Потом отошла.
– Извините, –
