затылок, он смотрел на нее, чуть прищурившись, презрительно и хмуро.
– Знаешь, что? Нет? Мне надоело. Мне надоело быть прислугой.
– Какой прислугой? – спросила Клара.
– Твоим лакеем. Угождать тебе и твоим прихотям.
– Заклинаю вас чем угодно, поедем искать дальше. Эмилио убьют.
– Кто его убьет! Этот человек сводит тебя с ума. Опять та же история.
Блондин попытался обнять ее и поцеловать.
– Пожалуйста, – молила его Клара. – Пожалуйста, выслушайте меня. Прошлый раз его собирались убить.
– Откуда вы знаете?
– Я объясню. Я его не знала. Я познакомилась с ним в ту ночь, на балу. И вдруг поняла, что должна увезти его оттуда, потому что эти люди хотят его убить.
– Чистая интуиция, да?
– Не знаю, уверяю вас. О том, что я почувствовала в ту ночь, я сказала только вам. Я не говорила об этом ни с ним, ни с моим отцом. Перед смертью отец наказал мне беречь Эмилио. Он сказал…
Словно отбросив всякую щепетильность, Клара в этот миг сказала неправду. Только гнусный человек, подумала она, может припутать к своей лжи мертвого отца, но это не остановило ее. Она поняла, что если скажет: «Мой отец говорил мне об этом на смертном ложе и во сне», для Блондина это будет не аргумент. Она была убеждена в жуткой обоснованности своих страхов. И хотела, чтобы Блондин ей помог.
– Мой отец сказал: «Третья ночь повторится. Береги Эмилио».
Хотя отец сказал ей это во сне, Клара считала, что не солгала в главном, и голос ее не дрогнул.
– Эмилио должен был умереть на карнавале, – продолжала Клара. – Теперь я все поняла: хотя я ничего не знала, в прошлый раз отец послал меня за ним, чтобы я изменила ход его судьбы. Мне надо позаботиться, чтобы он снова не вернулся на прежний путь, но, может, уже поздно.
На все это Блондин лишь спросил:
– Как вы можете в это верить?
– А вы не верите? – живо откликнулась она. – Знаете, что Эмилио сказал мне как-то раз? Что в эту ночь двадцать седьмого года он ушел с друзьями.
– Он был в таком состоянии, что мог вообразить себе что угодно.
– Пожалуйста, послушайте меня. Он сказал, что был один за столиком и увидел меня у стойки; я улыбнулась вам, он рассердился и ушел с приятелями. Ну, так вот, этого в прошлый раз не было; понимаете, ничего этого не было в тот раз, это было сегодня, и так, как он мне рассказал. У Эмилио было видение, потому что все это было в его судьбе. Тогда он увидел то, что должно будет произойти в следующий раз: то, что происходит теперь. И еще он сказал мне, что из-за денег подрался в парке на ножах с одним из них, неким Валергой, бандитом. Если мы не помешаем этому, Валерга его убьет.
– Как вы верите своему Эмилио.
– Вы не знаете Валерги.
Блондин сказал:
– Поедем искать дальше.
Они проехали по всему парку, светя фонариком. Некоторое время спустя Блондин подъехал к домику на пристани и попросил Сантьяго и Немого принять участие в поисках.
LV
А что же тем временем было с Эмилио Гауной?
На поляне парка, окруженный парнями, как сворой злых собак, видя перед собой нож Валерги, он был счастлив. Он никогда и подумать не мог, что душа его столь безгранична и что в мире есть столько отваги. Луна светила сквозь ветви, он видел ее отблеск на лезвии своего ножа, видел руку, сжимавшую его без дрожи. Дон Серафин Табоада однажды сказал ему, что храбрость – это еще не все; дон Серафин Табоада знал много, а он – мало, но он знал, что подозревать себя в трусости – большое несчастье. И теперь он убедился, что храбр. Он убедился и в том, что никогда не ошибался насчет Валерги: этот не пасовал в драке. Победить его на ножах будет трудно. Не важно, из-за чего он дрался. Они подумали, что он выиграл больше, и хотели его обчистить? Причина на самом деле была лишь предлогом, она не имела значения. Гауна смутно чувствовал, что уже был в этом месте, в этот час, на этой поляне, среди этих деревьев, темные формы которых казались в ночи такими большими; чувствовал, что уже пережил однажды эту минуту.
Он понял, или просто ощутил, что наконец снова ступил на путь, начертанный ему судьбой, что теперь все идет как надо. И это тоже утешило его.
Он лицезрел не только свою храбрость, отражавшуюся вместе с луной в спокойном лезвии ножа; он видел также финал – свою великолепную смерть. Уже в двадцать седьмом Гауна заглянул по ту сторону. Воспоминание было фантастично: только так и можно вспоминать собственную смерть. Он снова оказался во сне про героев, который начался прошлой ночью, на складе хромого Араухо. Теперь он понял, для кого постелена красная ковровая дорожка, и решительно ступил на нее.
Неверный, как все мужчины, он не вспомнил перед смертью о Кларе, своей возлюбленной.
Немой нашел его тело.
1954 г.