Судя по виду, типы были небезопасны для любого, кто рискнул бы сунуть длинный нос в их дела. Прохожие, мужчины и женщины в дешевых пальто и плащах, проскакивали мимо с видом людей занятых и спешащих.
Поднимать глаза от земли они на всякий случай не рисковали.
Даниил начал было думать о том, что Москва... это действительно особый город... вернее, не особый, а...
Додумать он не успел.
– Даня! Ты?!
Из толпы выплыл пухлый субъект в дорогом длинном пальто и с портфелем из натуральной кожи под мышкой. Он махал руками и шагал к тому месту, где они сидели.
Даниил не сразу понял, что субъект обращается именно к нему. Потом еще несколько секунд он не мог вспомнить, кто это. Но вспомнил-таки.
– Здравствуй, Виктор. Рад тебя видеть.
Это было наглое вранье. Даниил был абсолютно не рад его видеть.
– Ты как в Москве? Почему не позвонил?
Субъект работал в глянцевом журнале, для которого Даниил когда-то писал. В те времена, которые прошли навсегда, Виктор частенько выступал для него с Полиной в роли гида и водил их в клубы, считающиеся модными на этой неделе.
За время, пока они не виделись, Виктор прибавил в весе и стал одеваться консервативнее. Одно его синее длиннополое, с большими карманами пальто чего стоило.
– Рассказывай! Как ты? Для кого пишешь? Что не звонишь?
– Не звоню? Я только что приехал. Только что с вокзала.
– Для кого пишешь?
– Я пока ни для кого не пишу.
– Что-нибудь случилось?
– Я... как сказать? Пока что я в творческом отпуске.
– Что, вообще не пишешь?
– Нет.
– Да ты что? Серьезно, не пишешь?
– Ну да. Я... В общем, не пишу, и все.
– А чем занимаешься?
– Да так...
Виктор улыбался уже менее лучезарно. Он перевел взгляд на сизого с похмелья Артема. Из-под косухи у Артема торчала серая в разводах футболка с неприличной англоязычной надписью. Вокруг могучей шеи была повязана бандана с обтрепанными краями.
Артему было наплевать на то, что думали по поводу его внешнего вида окружающие.
– А как ты?
– Нормально! Ты знаешь, у меня все нормально! Помнишь Серегу? Он же теперь в «Дженерал фитнесс» арт-директором! Ты не слышал? Что ты! Он теперь круче всех мужчин! Знал бы ты, Даня, какой у него оклад!
– Какой?
– Мы теперь с ним вроде как приятели, а помнишь... раньше?.. Чего только не было!.. а теперь собираюсь с ним в Патайю слетать – бархатный сезон... тайки, море, кьянти с кока-колой!..
Какой Серега? Какая Патайя? У Даниила было впечатление, что субъект говорит на очень иностранном языке.
– Мне тут англичане заказ для одного журнала подбросили. Обещают платить столько, что сдохнешь от зависти. Как Полина?
Даниил помахал рукой. В том смысле, что так как-то...
– Понятно. Слушай, мы же с тобой сто лет не виделись!
– Ага, сто лет...
Даниил протянул руку к лежащей на столе пачке сигарет и заметил, как противной, мелкой дрожью дрожат его пальцы.
Самое мерзкое, что Виктор тоже смотрел на эти пальцы с траурными ободками ногтей и тоже видел их дрожь. С похмелья под ногтями всегда появляются траурные ободки. Даже если прошлым вечером ты пил в резиновых перчатках.
Они помолчали.
– Классно, что мы с тобой встретились.
– Угу.
– У меня редакция теперь здесь неподалеку, за «Россией». Переехали в район попрестижнее. На Варварке. Знаешь, наверное?
– Знаю... Вернее нет, не знаю.
– Это рядом с «Иокагамой». Помнишь, как Полина любила пить сакэ в «Иокагаме»?
(господи! за что мне это?! если ты не хочешь, чтобы я прямо здесь убил его, господи, то, пожалуйста, убери его от меня...)
Они помолчали.
– Когда домой?
– Не знаю. Наверное, завтра.
– Ты так и не сказал, как Полина?
– Я не знаю, как Полина...
Виктор изо всех сил поджимал пальцы ног. Смотреть он старался в сторону.
– Будешь еще в Москве, обязательно звони.
– Конечно...
– Полине привет.
Виктор зашагал вверх по Тверской. У него было чувство, будто он случайно подсмотрел что-то, что видеть ему не следовало. Например, как какает человек, с которым он только что разговаривал на возвышенные темы.
Даниил тыльной стороной ладоней потер глаза и снова взглянул на улицу. Она не изменилась.
Над Москвой висело тяжелое осеннее небо, а по улицам, сосредоточенно перебирая ногами, шли хорошо одетые и чисто вымытые люди. Шли на работу, шли с работы, шли писать статьи для англичан и покупать билеты в Патайю, где тайские красотки, бананы и кьянти с кока-колой... где на берегу бирюзового океана стоит так никем и не купленное бунгало.
– Слушай, ну его на хрен, этого Густава. Ты хотел пива? Пошли поищем, где у них продается пиво...
– Пошли, – улыбнулся, обнажая плохие зубы провинциала, Артем.
26 сентября. После полудня
В Москву они приехали, чтобы купить взрывчатку. Несколько килограммов отличной армейской взрывчатки. Поставщики обещали, что прямо со склада.
Через несколько дней им предстоит поднять эту взрывчатку на колоннаду Исаакиевского собора.
Развалившись на переднем сиденье машины, Густав давал им с Артемом последние инструкции:
– Парни, к которым вы идете, – дагестанцы. Народ горячий, и все в таком роде. Не расслабляйтесь – не тот случай. Постарайтесь спиной к ним не вставать и вообще страхуйте друг друга. Это понятно?
– Это понятно.
Густав глянул в зеркальце заднего вида.
– В бардачке возьмите оружие.
Артем открыл бардачок, вытащил из-под кучи газет и тряпок свой «стечкин» и «ТТ» Даниила, сунул стволом за ремень и закрыл бардачок. Даниил положил свой пистолет во внутренний карман куртки.
– Дверь на первом этаже. Та, что справа. Номера на ней нет. Звонка тоже нет. Будете стучать. Скажете, что приехали из Петербурга, они вас ждут. О цене с ними договорено, так что торг устраивать не давайте. В коридоре темно, будьте осторожны. Проверьте, чтобы не сунули какую-нибудь туфту. Надеюсь на тебя, Артем. Осмотри каждую упаковку, чтобы все было тип-топ. Окна выходят во двор, так что наблюдать за вами я не смогу. Рассчитывайте на себя.
– Да ладно, Густав. Первый раз, что ли?
– Ты меня не перебивай. Ты слушай и запоминай. Насколько я знаю, взрывчатки у этих парней немного. От силы пара ящиков. А покупателей они к себе наприглашали целую кучу. Чуть не центнер обещали продать. Кого-то они собираются отпустить ни с чем. Хорошо бы, чтобы это оказались не мы.
Он помолчал.
– Денег я вам с собой не дам. Зайдете, выберете все, что нужно. Потом один останется внутри, а второй выйдет ко мне. На всякий случай, давайте договоримся: тот, кто выйдет, должен будет сказать условную фразу. Если они потребуют, чтобы вышел кто-то из них, передайте фразу ему: мол, у нас тут вроде пароля. Пусть, например, скажет: «Дай сигарету»... Если я услышу эту фразу, то пойму, что начались неприятности. Вы запомнили?
– Мы запомнили.
Они выбрались из машины.
Кривая, очень московская улочка. Посреди тротуара – нереально огромная куча дерьма. Мертвые стволы деревьев, обшарпанные фасады домов, ни единой души вокруг. Поразившись неживому миру, люди давным-давно отсюда ушли.
Подъезд вонял мочой. Звонка действительно не было. Дверь была драная, а обивка потемнела от древности. На том месте, где во времена какой-то из вымерших цивилизаций стоял нижний замок, теперь была замаскированная картонкой брешь.
– Притон какой-то, а не квартира.
– Да какая это квартира? Такая же конспиративная делянка, как у нас в Питере.
Артем постучал:
– Открывайте, суки! Ревтрибунал пришел.
Дверь никто не открывал. Артем постучал сильнее, кулаком. В глубине квартиры послышались шаркающие шаги.
– Кто там?
– Мы из Петербурга.
За дверью повисла тишина.
– Из Петербурга?
– Да, да! Из Петербурга! За покупками.
Щелкнули замки, и дверь приоткрылась. Всего на несколько сантиметров. В щель протиснулась старушечья головка, закутанная в белый платок. Лицо у старухи было смуглое, почти черное, и сморщенное. Тот, кто лепил это лицо, в последний момент передумал и решил, скомкав, выкинуть.
В проеме виднелся кусочек ее восточного цветастого платья.
– За какими покупками?
Голос у нее был под стать физиономии – старый и невнятный.
– За дорогостоящими.
Старуха помолчала. Ее азиатские глаза сантиметр за сантиметром ощупывали лестничную площадку.
– Мы беженцы. Ничего не продаем.
– Бабушка, давайте без игр. Мы долго еще будем стоять снаружи? Или вам хочется, чтобы нас кто-нибудь увидел?
Старуха еще раз осмотрела лестничную площадку и закрыла дверь. Когда дверь открылась снова, на пороге стоял огромный, метр девяносто пять, мужчина.
Стрижка почти под ноль, похожая на совковую лопату челюсть, черная щетина до самых глаз. И лицо. Похоже было, что это лицо били всем, чем можно, кроме точечных ядерных ударов.
Все в рубцах, шрамах, следах от лихих апперкотов с разворота... лицо, которому больше нечего бояться на этом свете.
Голос у горца был гортанный.
