— Учимся видеть, — ответила девица в рубашке и улыбнулась еще ярче.
— А что именно? — уточнил я, глядя на шевелящиеся подобно водорослям пальцы учеников.
— В основном неявное. В том числе и будущее, — подмигнула мне девица в рубашке.
Я молча постоял, отрешенно думая. Девица в рубашке ждала, не выказывая ни тени смущения.
— А прошлое? — спросил я.
Девица в рубашке пожала плечами.
— Тоже. Просто нам это не интересно.
Я снова замолчал, отрешенно размышляя. Потом подошел чуть ближе.
— А вы можете кое-что увидеть, если я попрошу? — спросил я, глядя в глаза девицы в рубашке.
— Могу, но не обещаю, что увижу, — улыбнулась мне она.
Я медленно поднял руку и указал пальцем на свою футболку.
— Вы можете сказать, кто сделал эту вещь? — спросил я.
Ученики продолжали шевелить пальцами, не обращая на нас внимания. Девица в рубашке внимательно вгляделась в прильнувшую к черноте белизну. Закрыла глаза, открыла; потом потерла пальцы друг о друга, поводила головой влево и вправо. На нас посматривали из-за других столов, но мне было все равно. Помедитировав с минуту, девица в рубашке немного разочарованно улыбнулась.
— Простите, но мне открылось немногое, — извинилась она. — Могу только почти наверняка сказать, что это женщина.
Я поблагодарил девицу в рубашке за уделенные мне время и силы и пошел дальше.
— Извините! — окликнула меня она. Я остановился и обернулся.
— Если вы ищете туалет, он в другом конце, — подсказала мне она, не стесняясь окружающих. Я поблагодарил ее и пошел обратно. Вывеска с красноречивой надписью и в самом деле была там, просто я ее не заметил.
Вдруг в глаза мне бросился чей-то силуэт в углу. Лица я не рассмотрел, только согнутую спину. Человек сидел за столом один, что в целом было не странно; странным было чувство, что о человеке никто не знал, а он знал обо всем, что было ему интересно. Цвет его одежды показался мне знакомым. Стараясь отсечь навязчивые мысли, я пошел быстрее.
За дверью туалета оказалась темнота. Ничуть не смутившись, я закрыл за собой дверь и зажег фонарь на телефоне. Благородно блестящий унитаз оказался совсем рядом. Колыхающиеся в голове волны подсказали, что дальше мне фонарь ни к чему. Шагнув к унитазу, я погасил свет и убрал телефон обратно в задний карман. Расстегивая ремень, понял, что точно не промахнусь. Темнота по-прежнему была беспросветной. Мысленно определив расположение распахнувшегося на уровне моих коленей кратера, я понял, что никакого зудящего лепестка внутри меня уже нет и избавиться мне осталось только от слегка переработанного содержимого колбы, столь мужественно сопротивлявшейся наплыву пустых стаканов. Наконец я отдался порыву, и вода в унитазе послушно зажурчала. Музыка доносилась еле-еле, голосов я и вовсе не слышал. Вдруг прямо на уровне моего лица включился совершенно бесшумный кондиционер. Он дул несильно и не сплошным потоком, а осторожными волнами, будто ощупывая меня. Горячий воздух касался моего лица с каким-то странным стремлением. Я вдруг задумался о размерах и дизайне туалета, который толком не успел рассмотреть. Чернота впереди и вокруг не хотела выдавать мне лишних секретов. Вода в унитазе перестала журчать, и я вдруг ощутил, что мне неловко тянуть руки к спущенным джинсам, да и вообще как-либо шевелиться. Кондиционер, похоже, слегка перегрелся, и у него появился звук — тихий неспокойный рокот, время от времени прерываемый как будто нетерпеливыми присвистами. Отражение этих звуков родилось у меня в груди, из-за них я не мог расслышать свое сердце. Пытаясь понять хоть что-то, я медленно поднял руку и протянул вперед, к стене, на которой должен был висеть кондиционер. Стены не оказалось. Медленно обогнув унитаз, я снова попытался нащупать сплошной слой кафеля впереди, но снова ничего не нашел. Не успев сделать следующий шаг, я снова замер — кондиционер подул на меня уже сбоку. Его дыхание трепетало уже на износе, будто лишившись терпения, свистящие ноты напарывались друг на друга, ложась нестройным зазубренным рядком. Я вдруг отчетливо понял, что никакой стены впереди вообще нет — но что-то другое как будто было значительно ближе, совсем рядом. Рокот стал раскрываться, будто разрезанный скальпелем. Из-за двери донесся беззаботный смех, потом кто-то дернул ручку. Все пропало, я услышал невпопад бьющее сердце. Натянув джинсы и застегнув ремень, я подошел к двери и торопливо открыл. На меня недоуменно уставился мужчина средних лет, потом выпустил меня и зашел, щелкнув выключателем. Возвращаясь к столу, я вспомнил про человека, сидевшего в углу, но снова смотреть на него не захотел.
Мужчина в очках улыбнулся и на всякий случай помахал мне, чтобы я не прошел мимо. Подруг не было; незнакомые люди успели опустошить колбу и теперь слепо тыкались то в измазанные пеной стаканы, то друг другу в лица. Я сел, но сам не понял зачем; увидел кожаную книжку рядом с пустым бокалом, из которого торчали три трубочки. Мужчина в очках осведомился, понравился ли мне вечер. Я ответил, что было интересно; потом я вспомнил, что кошелек остался вместе с курткой внизу. Найдя официанта, я спросил, можно ли расплатиться без кошелька. Официант ответил, что можно. Тыкая пальцами в экран телефона, я набрал сумму вдвое больше той, которую увидел в кожаной книжке, перепроверил и ткнул в похожую на изгрызенное зерно стрелку. Вернувшись к столу, я сказал, что мне, наверное, пора. Мужчина в очках солидарно кивнул, почти не улыбнувшись. Спускаясь по лестнице, я снова вспомнил про стол в углу, но было уже далеко и не так уж интересно. Таксист снова молчал всю дорогу; мне даже показалось, что это был тот же самый, что вез меня в эту сторону.
Следующий день был похож на пустую колбу без трубки. Вернувшись с работы, я лег на кровать и стал читать всякую чушь в телефоне. Свет лампы мешал сосредоточиться, поэтому я встал и погрузил спальню в столь любимую мной беспросветную тьму, расширяющую тесный жалкий мир до каких угодно границ. Экран телефона монотонно мерцал, и транслируемые им глупости постепенно сливались с белым фоном, замкнутым в душные тиски бесконечного черного.
Я проснулся и не увидел ничего, потом вспомнил, что нахожусь в своей спальне и сам погасил свет. Чувство было немного странным — как будто я проснулся не сам. Телефон разродился короткой вибрацией, напомнив
