Ознакомительная версия.
Слишком много отбросов — гораздо больше, чем может вынести психически здоровый человек. С правильным оборудованием — или даже неправильным оборудованием, но искусными руками на пульте управления — вы можете найти собрание речей Генри Киссинджера, лицензионную версию «Глубокой глотки» и «101 знаменитую игру Харлема Глобетроттерса». Этому нет конца: все дни и все ночи без сна в режиме безостановочного автореверса.
Но вы не найдете там концертов Джима Моррисона. Они уникальны — незамысловатые черно-белые кадры с Бешеным Джимом на сцене, старые добрые дни, его голос, как у Фреда Нила, его глаза, проницательнее, чем у Джеймса Дина, и его группа, которая была достойна своего Короля. В моменты подъема The Doors становилась лучшей группой в мире.
Понимание своих возможностей не давало Моррисону покоя всю жизнь. На концертах он был иногда шумным и непристойным, иногда — просто рутинно отрабатывал программу — но обязательно через некоторое время заводился, выходил и танцевал вместе с группой и публикой, и тогда он был более чем уникален. Джим Моррисон мог встряхнуть кого угодно.
На днях мы обсудим имена, которые должны быть записаны в Зале славы настоящего рок-н-ролла — живого, изменчивого королевства, расположенного за пределами владений Элвиса, Чака Берри и Литтл Ричарда, — и тогда разговор пойдет о таких именах, как Боб и Мик, и таких мелодиях, как моррисоновский «Отель».
Слушайте их иногда. Возьмите огромный старый, сжигающий проводку усилитель «Макинтош» и пару мощных колонок, поставьте их в большом пустом доме. Потом встаньте на другом конце зала и почувствуйте, как музыка поднимается через ваши бедра… хо, хо… и потом вы можете уверенно говорить, что однажды слышали, как играют настоящий рок-н-ролл.
24 февраля 1986 года
Гонзо — спасение затонувших ценностей
Шугарлауф-Ки, Флорида. Сегодня вечером телевизоры не работают. Экраны почернели на середине очередной серии «Майами, полиция нравов», как раз в тот момент, когда Дон Джонсон подстрелил кагэбэшного киллера из своего суперсовременного пистолета.
Потом шторм усилился, а настроение людей стало резко падать. Эти недоумки начали избивать друг друга акульими баграми в ночных барах и придорожных тавернах, стоящих вдоль хайвея А1А. Местные жители могут вынести почти все, но только не срыв трансляции «Майами, полиции нравов».
В такие ночи лучше не отвечать на телефонные звонки. Они могут означать только неприятности: или вашего приятеля прибило на дороге рухнувшим электрическим столбом, или береговая охрана хочет сообщить, что ваш катер украли наркоманы, и минуту назад ворюги передали по радио, что тонут где-то недалеко от Санд-Ки, и что вы — их местный финансовый поручитель, который оплатит спасательную операцию.
В моем случае, речь шла о кораблекрушении, которое потерпели какие-то залетные недоумки. Мне сообщили, что 88-футовая прогулочная моторная яхта под названием «Там-пабей куин» натолкнулась на риф в Хоук-ченнел. Все матросы покинули судно.
Оказалось, что на корабле было всего три человека. Их доставили на берег, и теперь они возбужденно несли какой-то бред о зеленых акулах и коралловых отмелях. Они путано описывали, как их корабль разваливался на части подобно спичечной коробке, как они звали на помощь, отчаянно крича в вышедшее из строя радио.
«Почему бы и нет?» — подумал я. Мы, в конце концов, занимаемся ремеслом — и, кроме того, за свою жизнь я не написал ни одной статьи о кораблекрушении, пусть даже маленьком… кроме того, вокруг болтали о «потерянном грузе» и жестоких законах, утверждающих «права спасателя».
Ни один из этих предметов не казался достаточной причиной, чтобы выходить на улицу в шторм, но ремесло подчиняется собственным законам. Через некоторое время, около полуночи, я обнаружил, что разговариваю с незадачливыми мореплавателями в местном мотеле, где они нашли приют на ночь… а вскоре я был так захвачен этой историей, что нанял 36-футовый катер-«ракету» и на рассвете вместе с капитаном потерпевшего крушение парусника отправился к обломкам, чтобы собрать имущество, которое еще можно было спасти.
— Нам надо двигаться быстро, — сказал капитан, — чтобы добраться туда раньше людоедов. К полудню они разденут яхту догола.
Яркое солнечное утро было жарким. Шторм закончился, и волны в проливе уменьшились до трех футов. Такое волнение на море — для быстроходной «ракеты» пустяк. К моменту, когда мы вышли из бухты, наша скорость достигла сорока миль в час, и через сорок минут мы пришвартовались к «Тампа-бей куин». Яхта сидела днищем на рифе, наклонившись под углом в сорок пять градусов; в корпусе зиял большой разлом.
Не было надежды спасти что-нибудь, за исключением новых нейлоновых парусов, мотора и шести никелированных лебедок, каждая из которых, по словам обезумевшего от горя капитана, стоила пять тысяч долларов. Следовало заняться также 80-футовой мачтой из тика, которую можно было продать в Ки-Уэст по сто долларов за фут. Кроме того, мачта привлекала внимание своей красотой и изяществом.
Когда мы вскарабкались по крутой заиленной палубе, капитан сказал, что нам надо срезать паруса ножом, а своего первого помощника отправил к лебедкам.
— К черту отвертку, — крикнул капитан. — Просто выломай их топором!
Первый помощник не был настроен выполнять приказ капитана. Он заявил, что ему не платят денег уже три недели. Кроме того, на нем были забавные черные кожаные ботинки с высокими каблуками и скользкими кожаными подметками. Из-за них он постоянно поскальзывался и терял равновесие. Время от времени мы слышали крик, а потом — всплеск от падения в воду. Большую часть времени я занимался тем, что втаскивал помощника обратно на палубу; в конце концов, мы с капитаном привязали его стальным страховочным тросом к мачте, что дало ему возможность сосредоточиться на работе.
К тому моменту мне уже надоело потеть, а притягательная таинственность нелепого кораблекрушения давно улетучилась. Капитан — свинья, его первый помощник — сорокалетний юнга из Нью-Джерси, а корабль, скорее всего, краденный… Тем не менее, я здесь, в открытом море с этими людьми, с раннего утра занимаюсь физическим трудом, и все суставы на моих руках сбиты в кровь. Я почувствовал, что пора выпить пива.
Осторожно, как краб, я стал перемещаться по палубе, целеустремленно продвигаясь к переносному холодильнику с холодным пивом, который мы оставили на «ракете». Вот тогда я и увидел приближавшихся стервятников. Они сделали вокруг нас несколько кругов — два голых по пояс бандита в небольшой лодке. Капитан сразу их узнал.
— Помоги нам, Господи, — пробормотал он. — Пришли. Те самые, которых я боялся.
Он нервно поглядел на двух здоровенных бугаев в людоедской лодке и сказал, что ясно видит в их глазах намерение взять нас на абордаж и присвоить себе все добро с корабля.
— Эти ублюдки хуже пиратов, — сказал капитан. — Может быть, нам придется сражаться с ними.
Я пожал плечами и двинулся к холодильнику с пивом. Было очевидно, что капитан сошел с ума, а я потерял ощущение Сюжета. Все, чего я хотел, — это банка холодного пива.
Но пока я добирался до «ракеты», головорезы завершили маневры и пришвартовались рядом. Влезая на борт между мною и ящиком пива, они улыбались как волки. Я глядел на них и про себя клялся никогда больше не поднимать телефонную трубку после полуночи.
— Это было ваше судно? — спросил один из них. — Мы всю ночь слушали по радио ваши вопли. Это был просто позор.
Следующие несколько минут были довольно напряженными, но, когда они истекли, у меня появились два новых партнера и собственный бизнес по спасению имущества жертв кораблекрушения. Условия соглашения не были окончательно доработаны, но его дух был глубоко гуманным.
Капитан вначале отказывался от сотрудничества и хрипло визжал с другого конца корабля, что у него есть друзья в Тампе, которые скоро приедут и всех нас убьют…
Но здесь, на побережье, все так говорят, поэтому мы не стали обращать на него внимания. Выпив все пиво, мы заключили трехстороннее соглашение, по которому капитану предоставлялось время до заката солнца, чтобы забрать все, что он хочет, а потом корабль переходил в наши руки.
Это морской закон, сказали мои новые партнеры. Цивилизация кончается за ватерлинией. За этой границей все мы вступаем в пищевую цепочку, причем не всегда попадаем точно на ее верхушку.
Казалось, что капитан через некоторое время понял это так же, как и я. Его счастье, если он привезет на берег хоть что-нибудь, а я радовался, что мне не перерезали глотку.
Когда мы высадили капитана в порту, где он быстро продал все, что привез, за пять тысяч долларов наличными какому-то кубинцу, почти стемнело. Океан-отец еще раз одержал победу, а я теперь занимался бизнесом спасения имущества жертв кораблекрушений.
Ознакомительная версия.
