Занимались этими съемками арт-директор «Здоровья» Мирошниченко Володя, хороший мужик туговатый на оба уха, удобно имевший для этой непростой работы родственную связь с главной редакторшой этого же журнала, был он её родным брательником, и девушка ярко-еврейского происхождения Аня Сикорская — внучка покойного художника Радамана*.
Перед первой съемкой мы даже все встретились в кабинете главной редакторши, превосходной и приятной тётки советского образца, в хорошем понимании этого слова. Встретились: в творческих потугах посидели, никто ничего не представлял, что нужно для уважаемого советских времен журнала: и разошлись с облегчением, решив, что должно быть всё красиво.
Тут же в коридоре встретились с нашим старым знакомым Юрой Балушкиным, красавчиком высокого роста педиристической наружности, работавшем ранее в другом медицинском журнале «Семейный доктор». «Голубой» он или не «голубой», у нас с Катей сомнений никогда не возникало, мы сразу сошлись во мнении, что «голубее» не бывает. Но, дружно согласившись в этом, мы всё равно все годы знакомства с ним продолжали спорить на эту не касающуюся нас тему, при этом, по-прежнему без колебаний соглашаясь друг с другом и находя всё новые убедительные доказательства его «голубизны». Любил Юра белые одежды, особенно в летние месяцы; имел он близко посаженные глаза «в кучу» и вытянутое, может быть, чересчур лицо, но при этом всё равно красивое и приятное; имел манеры, направленные на завоевание отнюдь неженского сердца, излишне как бы интеллигентные, излишне мягкие, с прорывающимися жеманностями и немножко суетливые. И, как и большинство геев, он меня не любил, поэтому его лицо растянулось в такой улыбке, что чуть не лопнула кожа на его лице. «Сто лет не виделись!» — воскликнул он, не уточняя, расстраивается он от этого или безумно этому рад, глаза его при этом уехали куда-то в сторону мимо меня. «Балушкин!» — воскликнула я с теми же интонациями. — «Ты шикарно выглядишь!» Я знала его нелюбовь ко мне и тоже улыбнулась порядочно, ловко скопировав с его лица точно такую же улыбку в ответ, только взгляд мой тяжелый и устойчивый, как паровоз, спокойно смотрел на длинного Балушкина. Удивительный и лживый мир! Мы поохали, поахали и с нехорошими друг о друге мыслями разошлись.
Снимали мы сегодня уже третью обложку, то есть на март. Володя, уравновешенный, спокойный и не вмешивающийся в процесс. Аня, пухленькая, немножечко с короткой шеей, но при этом, в общем-то, пропорциональная, с немного слащавыми глазками из-за длинных коровьих ресниц, она всегда, переполненная энтузиазмом, сыпала бестолковыми идеями, слава Богу, не требуя их немедленного воплощения. Работа эта была мне интересна своей стабильностью и запланированной периодичностью, — вот он безработный январь, но никуда вы не делись, мои ежемесячные денежки за «Здоровье».
— Борюшон, тебя к телефону, — Катя спустилась со второго этажа вниз и протянула мне телефонную трубку. Я взяла её, злясь, что меня отвлекают и недовольно в неё аллокнула:
— Привет, это Марина, — услышала я приветливый голос.
— Извините, какая Марина? — я никогда никого не узнавала.
— Борь, не узнал что ли? Марина Хлебникова.
— А, Марин, привет. Ну, как дела, слайды получила?
— Ой, Боречка, спасибо тебе огромное, так всё классно получилось! Я такая красотка! — слушала я восхищенный голос Марины в трубке. А я вчера с головной болью даже не посмотрела отснятые мной слайды с ней. Пленки привезли с проявки, Катя с Аней порезали их в сливеры, а я в это время лежала рядом, скулила и постанывала, это было до моего лечения и столь удачного исцеления. Вся вчерашняя съемка была, как в тумане. Что я там наснимала!?
— Да? Ну, ты и в жизни красотка. Как тебе еще выходить на фотках? Только такой же красавицей, — неуверенно выдавила я из себя комплимент.
— Знаю, знаю, ты всегда такой скромный. А я чего звоню, ко мне подъехала девушка-дизайнер, мы всегда вместе работаем, она и прошлый диск мне делала. Она замечательная женщина! Мы вместе посмотрели слайды, и она тоже в диком восторге, — мне уже самой захотелось посмотреть, что я там сняла с больной головой. — Я хочу вас познакомить. Мне кажется, вы будете с удовольствием вместе работать.
— Да? — я не любила подобные знакомства, но и обижать «девушку-дизайнера» и Марину тоже не хотелось, — Ну, давай познакомимся: Ты дай ей мой телефон.
— Я ей трубочку лучше сейчас дам, она еще у меня. Вы сами договаривайтесь.
— Хорошо, давай. Я тогда с тобой прощаюсь.
— Здравствуйте, Борис! Меня зовут Ольга, — приятный, неуверенный голос девушки-дизайнера уже первыми словами нарисовал в моем воображении красивые алые губы, они были у самого моего уха и мурлыкали мягким вкрадчивым голоском: Я оживилась.
— Здравствуйте, мне очень приятно, — уже бодрее отозвалась я.
— Я увидела Вашу работу, и мне она очень понравилась — такое настроение, так профессионально, такая светлая энергетика: — продолжали литься её слова тёплым потоком. — Мне очень понравилось.
— Спасибо большое, мне очень приятно, — мне было неловко, я абсолютно не помнила о чем идет речь, я не помнила свои же слайды, хоть езжай через всю Москву посмотреть на них.
— Я работаю с разными артистами, у меня бывают разные проекты, мы могли бы поработать вместе, — подвел итог сладкоречивый голос.
— Ок, я с радостью, — но радость не отразилась в моем голосе, промямлила я это растерянно и не одна радостная интонация мне в этот раз не удалась. — Вы возьмите тогда у Марины мои телефоны.
Такие предложения о «проектах» я слышала почти каждый день, большая часть из них ничем не заканчивались, поэтому сами по себе такие разговоры никакого энтузиазма и восторженных ожиданий у меня не вызывали.
— А вы раньше с каким фотографом работали? — неделикатно сунула я нос не в своё дело.
Ольга помялась:
— С Костей Рынковым обычно мы работаем вместе, уже давно работаем.
«Легок на помине», — подумала я, и представила, что он будет говорить про меня, если я уведу у него клиента. Так потом и вышло, периодически разные люди передавали мне его слова обо мне: Всё «по-доброму»! Его отношение к Королеву по сравнению с отношением ко мне — это просто страстная и беззаветная любовь. И тут ещё совсем уже скоро я сама дам такой хороший повод для злословия, сменив пол.
— Костик — хороший фотограф. Мне нравится, как он снимает моду, да и вообще: — я была искренна, мне нравилось, как Рынков снимает моду.
— Да, конечно. Но мне очень понравилась ваша «Хлебникова», я хочу попробовать поработать с вами, я позвоню Вам, — на этом и порешили, на этом и попрощались.
* * *
Я сидела за большим обеденным столом, привезенным еще из моей коммуналки, и смотрела в большое, от самого пола и почти до потолка, окно. Голова не болит — уже хорошо! За окном в несколько бесконечных рядов гаражи. Под нашими окнами перед воротами гаражей, как на армейском плацу, чистота и порядок, а на их крышах тут и там кучками разбросанный мусор — прямо помойка какая-то. Одинокая кроссовка уже несколько лет украшала этот привычный для нас натюрморт. Вид, конечно, неприглядный, не Красная площадь, но в сотне метров за гаражами весь этот унылый пейзаж очень оживляли и очень меня радовали, бегающие взад-вперед деловые, работящие паровозики. «Осторожно, поезд!» — голос из невидимых динамиков, как на вокзале, извещал кого-то об опасности на железнодорожных путях. Вагончики невозмутимо бегали туда-сюда, напоминая о поездках и путешествиях: Я вспомнила, как в детстве мы на все лето уезжали всей семьей с Белорусского вокзала в желтеньких вагончиках фирменного поезда «Янтарь» в Балтийск. Мама, бабушка, Вика — моя сестра, наша собака Кама — рыжая боксёриха, такой же рыжий огромный кожаный чемодан, три разрывающиеся от лишних вещей сумки, мой велосипед «Орлёнок», — мы еле умещались в купе. Приезжали за час, в вагон пускали за сорок минут, мы рассаживались, сидели для приличия минут пять в нетерпении: и принимались затем весело за еду, — путешествие началось. Варённая курица, завернутая в фольгу, её надо было съесть в первую очередь, ведь испортится, поэтому прямо не отъезжая от перрона и начинали: Варенные в мундире картофелины, их тоже надо съесть сразу, не есть же курицу без гарнира:, селедочка, помидорчики и огурцы тут же шли к картошечке, «Байкал» и «Саяны» шипели в моем стакане и брызгали мне в лицо, это мои любимые напитки детства, несколько раз в припадках ностальгии я пыталась пить их в настоящее время: нет, совсем не то, не те волшебные напитки из поезда «Москва — Калининград». Нетронутыми, оставленными на потом, оставались только сваренные вкрутую яйца. Ну, это было бы уже совсем неприлично так обжираться в не отбывшем ещё по назначению поезде. А потом тук-тук, тук-тук: И за годы ставшие знакомыми пейзажи, пробегают мимо тебя: проплывают:.
