— Ладно, — крикнул он ей вслед. — Я буду ждать тебя здесь. Ты все равно придешь!
Прокричав это, он снова уставился в небо, а какашка, прибавив ходу, подумала про себя — никогда в жизни к тебе не вернусь.
Какашке уже не терпелось увидеть какаша. Она слепилась в шарик и поскакала по кочкам и буеракам. На пути с ней не случилось ничего особенного, наверное, потому что она стремилась к своей цели и не оглядывалась по сторонам. Только один раз она угодила в одинокое дерево, прилипла к нему, а когда отлипла, у нее на животе остался отпечаток его коры. Какашка полюбовалась узором, замазала его ручками, и хотела отправиться дальше, как вдруг дерево дернулось ей на встречу и проговорило:
— Подожди, какашка. Куда ты так спешишь?
Какашка остановилась на безопасном от дерева расстоянии — она заметила, что это облепиха, и на ее колючке уже сох проколотый кузнечик.
— Простите, могу я быть вам как-то полезной? — спросила какашка.
— Еще как можешь, дорогая, — ответило дерево, а какашка приободрилась, и подумала: может, и напрасно она спешит так к какашу, а кузнечик мог попасть на шип по неосторожности, в конце концов, облепиха не виновата, что на ней растут шипы, как и она, какашка, не виновата в том, что родилась липкой и жирной. А кузнечикам, добавила про себя какашка, нужно просто получше смотреть, куда они летят.
— Я тут стояла и ждала тебя, — сказала облепиха.
— Меня? — обрадовалась какашка.
— Конечно, тебя. Посмотри, — облепиха качнулась и показала какашке свой правый бок, — видишь я с правой стороны немного облезла.
— Ах… — посочувствовала какашка.
— Стою тут в поле одна одинешенька, — продолжила жаловаться облепиха. — Мне удобрения не хватает. Помоги мне.
— Как? — спросила какашка.
— А вот так — ложись под мои корни, а я выпью из тебя все соки.
— Что же останется от меня? — поинтересовалась какашка.
— Ты соединишься со мной, и по осени твоя частичка попадет в каждую мою ягоду.
— Но я не хочу попадать в ягоду, — замотала головой какашка. — Я хочу быть какашкой.
— Странное желание, — хмыкнула облепиха.
Увидев, что какашка уходит, она попробовала дотянуться до нее своими колючими ветвями, но не смогла.
— Дорогая какашка, не уходи, послушай меня еще минутку, — заворковала облепиха ласковым голосом. — Если тебе так уж нравится быть какашкой, то ты можешь снова в нее родиться из ягод.
— Как это? — остановилась какашка.
Она не собиралась становиться облепихой — ей просто стало любопытно.
— А вот так, — от радости, что какашка остановилась, облепиха даже потирала свои сухие ветки. — Когда ягода созреет, кто-нибудь ее соберет, съест и снова накакает тебя.
— А кто меня может снова накакать? — поинтересовалась какашка — она не обдумывала предложение облепихи всерьез, но все же ей нравилась мысль о том, что она может выбрать себе нового родителя.
— Тут поблизости живет один мужик, — сказала облепиха. — Он, правда, пьяница, но частенько приходит сюда и срывает с меня ягоды.
— Нет, — замотала головой какашка. — Я не хочу выкакиваться из пьяницы.
— Где ж я тебе возьму не пьяницу?! — воскликнула облепиха. — Тут деревня.
— Ну и что?
— А то, что в деревне живут одни пьяницы.
— Меня, например, накакала прекрасная маленькая девочка, — скромно сказала какашка.
— Девочки сюда не ходят, — расстроилась облепиха. — Но мы можем подождать, вдруг какая-нибудь из них появится.
— Пожалуй, я пойду, — сказала какашка.
— Постой, — взмолилась облепиха. — Подумай только, если тебя выкакает пьяница, ты всегда будешь веселой какашкой.
— Мне и так весело, — какашка подпрыгнула.
— Хорошо, — согласилась облепиха. — Можешь идти. Но сначала объясни мне — какая разница, быть той какашкой или этой? Не все ли равно — какашка есть какашка!
Какашка остановилась. Почесала голову, подумала-подумала…
— Мне не все равно, — радостно воскликнула она. — Какаш любит меня такой, потому что я особенная, и во мне много достоинств!
— Он тебя сильнее полюбит, когда ты станешь веселой облепиховой какашкой! — сказала облепиха.
— Но это буду уже не я! — громко ответила какашка и покатилась дальше.
Больше она никого не встретила и к вечеру докатилась до ямки. С громким и радостным криком она кубарем скатилась в нее, предвкушая, как сейчас вляпается в какаша, но вляпалась она только в лужу, оставленную дождем.
— Какаш, — жалобно позвала она и пошарила по ямке ручками.
Никто не отозвался.
— Какаш, ты где? — продолжала звать она.
Ямка оказалось пуста.
Какашка свернулась улиткой, обхватила ручками голову и горько-горько заплакала. Она не ценила какаша. Она назвала его вонючим. В этот момент какашка почувствовала такой острый приступ любви к какашу, что стены ямки затряслись от ее громких рыданий.
Наконец, обессиленная и обезвоженная, она ненадолго забылось коротким сном, а когда проснулась, на небе уже выглянули первые звезды.
— Какая я глупая какашка! — воскликнула она. — Мы ведь договорились с какашем, что встретимся в ямке через три дня, а прошло всего два!
Какашка воспрянула духом и, успокоенная, уснула. Всю ночь ей снилось улыбающееся лицо какаша.
Утром какашка приняла душ, стряхнув на себя росу с листьев малино-клубники, почистила зубы пушинкой от одуванчика и приоделась в фантик от конфеты, валявшийся неподалеку. Она заглянула в лужу и осталась вполне довольна своим отражением.
Глубоко вздохнув, она села ждать какаша. Но какаш все не шел и не шел. Он не пришел ни в обед, ни в полдень, ни вечером. Наступила ночь, но теперь звезды лишь слабо мерцали вдалеке. Какашка лежала в ямке, безучастная ко всему. Даже если бы сейчас поднялся ураган и унес ее в космос, ей было бы все равно. Мир померк без какаша.
Какашка рыдала всю ночь, и, наконец, звезда, сжалившись, снова повисла над ней и сказала:
— Не плачь, какашка, ты обязательно найдешь себе нового какаша.
— Нет-нет, — замотала головой какашка, — я хочу только своего любимого клубничного какаша, а больше мне никто не нужен.
— Но от него воняет, — возразила звезда.
— Ничего, я потерплю, — всхлипнула какашка.
— Тебе лучше забыть его, — вздохнула звезда.
— Почему это? — подавилась всхлипом какашка.
— Он нашел себе другую какашку.
— Я тебе не верю! — закричала какашка. — С какашем просто что-то случилось. Он, наверное, заблудился или попал в беду.
— Эх, ты, наивная какашка, — сказала звезда. — Я видела твоего какаша с другой.
Какашка распласталась по земле и подумала, что лучше ей сейчас умереть. А звезда все не уходила и смотрела на какашку печальными ночными глазами.
— Расскажи мне, какая она… — грустно попросила какашка.
— Ее выкакала одна девочка после того, как выпила много кефира, — ответила звезда.
— Ну, чем эта кефирная какашка лучше меня? — вскричала какашка.
— Она мягче, — многозначительно ответила звезда и уплыла.
Какашка пролежала в ямке еще несколько дней, посыпая голову грязью и пылью. Она все еще надеялась на возвращение какаша. Но через несколько дней от надежды не осталось даже искринки.
И тогда какашка вспомнила великого русского художника и, вставая на ослабшие ножки, подумала — будь, что будет.
Какашка застала великого русского художника там, где покинула несколько дней назад. Он по-прежнему сидел в кашке, но на этот раз созерцал хвост козы, который без остановки ходил из стороны в сторону.
Увидев какашку, он широко улыбнулся — так, будто был очень рад ее появлению.
— Ну, что, вернулась? — спросил он и закряхтел довольно.
— У меня были еще предложения, — сказала какашка, чтобы художник не воображал, будто ей больше некуда податься. — Я бы, например, могла слиться с облепихой, и стать ягодой.
— Ягодой ты станешь, когда я того захочу, — ответил художник и окинул какашку критическим взглядом.
— А ты, правда, сможешь сделать из меня ягоду? — спросила она.
— Конечно, — ответил он. — Не зря же я — великий русский художник.
Какашка обрадовалась. Она уже представляла, как превращается в малиновую какашку, находит какаша, он снова влюбляется в нее и бросает кефирную какашку. Или не так. Пусть лучше какаш в нее снова влюбится, а какашка его отвергнет — чтоб была ему наука.
В этот момент хвост козы приподнялся и из-под него повалились круглые черные какашки. От них пахло ветками куста, и какашка снова пригорюнилась. К сожалению, она была не единственной какашкой, и на этом свете у нее было слишком много соперниц — более молодых и свежих.
— А ты из любой какашки мог бы сделать ягоду? — спросила она художника.
— Великий русский художник может все, — ответил он о себе в третьем лице.
