Беседа продолжается. Так было раньше, когда мы только поженились.
– Должен сказать, Грета, мне очень нравится эта перемена.
Ты про ужин? Спрашивает она, делая глоток вина из бокала.
– И про ужин, и вообще про сегодня. Про все. Про нас. И про то, как ты сегодня изменилась. В последнее время ты была сама не своя.
Правда? Что значит «в последнее время»?
– Честно говоря, с тех самых пор, как я вернулся. Ты отдалилась. Будто жила в своем собственном мире.
Знаю, говорит она, ставя стакан на стол. Ты прав. Прости меня. Я была не в себе. Но сегодня мне уже лучше.
– Серьезно?
Да, серьезно, отвечает она. Я рядом. Ты ведь это знаешь, верно? Мне нравится здесь жить, и я хочу, чтобы ты был счастлив.
Какое же облегчение слышать эти слова. Вот чего я ждал, когда вернулся.
– Я хочу, чтобы мы были счастливы. Вместе.
Конечно, отвечает она. Мы всегда будем вместе.
Я накрываю ее руку своей.
– Забудь о том, что я сказал тогда у костра. Я разозлился. Я сделаю тебе еще один стул для твоего пианино.
Спасибо, говорит она. Сделай, пожалуйста. Хочу снова начать играть.
Она встает и складывает наши тарелки.
Принести что-нибудь с кухни? Спрашивает она.
– Еще бутылочку пива.
Хорошо, сейчас. А когда я вернусь, расскажешь мне еще об Освоении. Хочу услышать все.
Она забирает наши грязные тарелки и уходит.
Так странно. После нашего общения сегодня вечером я чувствую себя моложе, легче. Будто гора с плеч свалилась. Напряжение имеет свойство накапливаться, разлагаться и гнить, отравляя каждую секунду повседневности. Но сегодняшний вечер все пресек, вернул нас к нормальной и предсказуемой рутине. Мы все стремимся к спокойной, надежной жизни. И у нас с Гретой есть все, что для этого нужно.
С тех пор как я вернулся, я взял за привычку ходить босиком по дому. На Освоении нам никогда не разрешали снимать носки – единственным исключением был душ.
Теперь я никогда их не ношу. Ноги от этого постоянно грязные, но плевать. Мне нравится, как ощущаются старые деревянные доски.
Сегодняшний вечер такой приятный, не хочется, чтобы он заканчивался. Вечер просто великолепный. Солнце опускается за горизонт, за канолу. Не хватает только Греты. Она должна быть рядом, со мной. Мне так много нужно ей рассказать. Чего она так долго? Я жду еще пару минут и встаю.
Застаю ее на кухне. Она стоит у раковины и совсем не двигается, словно окаменела. Никогда не видел, чтобы она стояла вот так, как истукан.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
Она не отвечает. Не двигается. Просто стоит, как вкопанная.
– Грета?
Она пялится на раковину.
– Грета! Ау? Генриетта!
Наконец она реагирует: поднимает голову, поворачивается, убирает волосы с лица, смотрит на меня и улыбается.
Очень интересно, говорит она. Он не двигается. Просто сидит на месте.
– О чем ты?
Извини. Я собиралась принести тебе пиво. Но… отвлеклась.
Она подходит к холодильнику, берет бутылку, открывает.
Держи, говорит она, протягивает ее мне, целует в щеку и выходит на улицу.
Пару секунд я наслаждаюсь долгожданным знаком внимания. Очередное подтверждение того, что Грета стала прежней. Самой собой.
Потом подхожу к раковине, заглядываю внутрь и отшатываюсь. Никогда не привыкну к ним. Там, у самого слива, сидит очередной отвратительный рогатый жук. Вот на что уставилась Грета.
Взяв грязную после ужина ложку, я давлю жука о дно раковины. Раздается хруст. Надо избавиться от них. Им здесь не место. Мерзкие твари. Я включаю воду, чтобы смыть остатки.
Затем кладу ложку на место и выхожу на улицу, чтобы вместе с женой полюбоваться закатом.
Ните Проновост, Элисон Каллахан, Саманте Хейвуд, Кевину Хэнсону, Дженнифер Бергстром, Джин, Джимми, Лорен Марокко, Адриа Ивасутиак, Фелиции Куон, Саре Сен-Пьер, Меган Харрис, Брите Лундберг, Стефани Синклер, Барб Миллер, Кену Андертону, музыкальным группам METZ и Florettes+2, Исландии, Чарли Кауфману, а также всем, кто работает в издательстве Simon&Schuster Canada, в издании Scout Press и агентстве Transatlantic, моим друзьям, моей семье —
Спасибо.
flotsam and jetsam (англ.) – выражение, означающее ненужные и неважные предметы; изначально – некоторые виды останков затонувших кораблей. (Прим. ред.)
