в это. И берегите себя.
Я кивнул на автомате, пожал ему руку, а когда Джо направился дальше по улице, в моих мыслях возникли имена. Просто так, но я почему-то почувствовал, что должен произнести их.
– Лайла и Мегги тебе о чем-нибудь говорят? – спросил я. Джо замер, обернулся и внимательно на меня посмотрел.
– Да. Это моя жена и дочь. Они… ну. В автокатастрофе погибли. Давно уже. Простите. Но мне правда пора идти, – он ускорил шаг и, перед тем, как свернуть за угол, взглянул на меня. И в его взгляде я увидел испуг. Но мне почему-то было необычайно хорошо. Так хорошо, что я даже улыбнулся.
– Их жизни меняются, – повернувшись, я увидел Его. Он стоял у палатки со свежими овощами, но Артуро, пожилой продавец, у которого я иногда покупал помидоры, на Него внимания не обращал. Словно рядом никого не было. Однако удивило меня не это. Он стоял так, что я мог видеть Его лицо.
– Твое лицо… – я бессмысленно поднял палец, словно пытаясь обратить на это Его внимание. Он улыбнулся, но мороз меня не обжег. Сердце обдало грустью и легкой прохладой.
– Да. Мое лицо, – ответил Он, подходя ближе, чтобы я мог повнимательнее Его рассмотреть.
Он был абсолютно лыс, не имел бровей, и даже редких усиков или еле заметной щетины тоже не было. Абсолютно гладкое, без единой морщинки лицо. Тонкий нос с широкими ноздрями, тонкие бесцветные губы и усталые, наполненные необычайной мудростью и силой глаза цвета темного янтаря. Я впервые видел Его лицо, а Он, казалось, ничуть не смущался моего безумного взгляда, блуждающего по Его лицу.
– Кто Ты? – тихо спросил я. Во мне боролись два чувства. Первым было обычное желание сбежать, не оглядываясь, но еще мне хотелось упасть перед ним на колени и расплакаться. Слезы, которые я так долго копил в себе, когда терпел гребаную боль, набухли в глазах и приготовились ринуться вниз, но Он вдруг прикоснулся к моему плечу, и боль исчезла. Исчез гребаный лед, исчезла ледяная рука, сжимающая сердце, исчез шнур, оставляющая уродливые шрамы на коже. Я чувствовал тепло. То тепло, которое горело в Его удивительных глазах.
– Пройдемся? – Он указал рукой в сторону входа в парк. В тот парк, в котором я так любил гулять.
– Я вижу Твое лицо, – повторил я, снова заставив Его улыбнуться. Мы шли вдоль берега озера, изредка огибая редких прохожих, которые нас не замечали, будто нас тут вообще не было.
– Видишь, – подтвердил Он. – Это не плод твоего воображения. Это действительно Мое лицо.
– Но почему Ты решил показать его?
– Я его никогда не прятал. Ты не хотел его видеть, – ответил Он, породив новые вопросы. Вопросов у меня было так много, что голова снова заболела.
– Слушай, тот мужик, с которым я столкнулся перед тем, как Тебя увидеть… У меня такое ощущение, будто я его знаю.
– Так и есть. Это Джо. Номер Седьмой в твоем списке, – пояснил Он, улыбнувшись.
– Но почему я не мог его вспомнить?
– А ты хотел его помнить? – вопросом на вопрос ответил Он. Затем, вздохнув, указал рукой на озеро. Недалеко от берега плавали утки. Иногда я подкармливал их хлебом, но ожиревшие пернатые настолько пресытились этим лакомством, что хлеб попросту разбухал и плавал на поверхности безобразными кучами, пока на него не обращали внимания плавающие в озере рыбы. – Видишь их? Как думаешь, тебя будет волновать их судьба? То, что зимой кто-то из них может сдохнуть от голода или погибнуть завтра от камня безликого наркомана, увидевшего в бедных птицах олицетворение своих демонов. Тебя это не волнует. Судьба других тебя тоже не волнует. Поэтому ты их не помнишь. Ты не хочешь помнить тех, чьи души изменил. Та тьма, в которой погрязли их души, пугает тебя. Пугает настолько, что ты забываешь их сразу после изменения. Даже тех, в ком тьмы не так уж и много. Как в Джо. Я лишь озвучил твои желания, а твоя вера претворила их в реальность.
– Зачем ты дал мне эту работу? – я буркнул и лишь потом осознал, что обратился к Нему без должного почтения. Но капронового шнура не было. Была все та же грусть и прохлада.
– Есть много причин, почему Я предложил тебе эту работу, – ответил Он. – Но сначала взгляни туда…
Я замер и, открыв рот, посмотрел в сторону дороги, куда указывал Он. Я видел красный «Додж», который несся по дороге. В груди закололо, когда «Додж», взвизгнув шинами, ушел в неуправляемый занос и, вильнув боком пару раз, влетел в кирпичную стену, заставив стоящих неподалеку бродяг броситься в стороны.
Не осознавая, что делаю, я бросился к «Доджу», расталкивая зевак. Некоторые достали телефоны и начали снимать происходящее. Кто-то смеялся, кто-то показывал пальцем на корчащегося на водительском месте молодого мужчину, который никак не мог освободиться от заклинившего ремня безопасности. А затем всё вдруг замерло, словно по щелчку пальцев. Обернувшись, я увидел, что Он медленно идет следом за мной, а все остальные: зеваки, бродяги, продавцы мелких лавок и прочий сброд, замерли, будто кто-то нажал кнопку спуска затвора, поймав момент. Жуткая, групповая фотография, в которой нашлось места и гневу, и боли, и омерзению, и безразличию. Я тоже замер. И все, что я мог делать, это просто смотреть на Него.
А Он, все так же медленно и степенно, подошел к «Доджу», легко вырвал покореженную дверь и швырнул её в сторону. Затем, наклонившись, бережно вытащил из машины девушку, которая была без сознания. Он отнес её ко мне и, аккуратно положив на асфальт, вернулся за водителем. Застывшие люди выглядели как трупы, но я не мог оторвать взгляд от лежащей девушки. Потому что видел вместо неё другую.
– Сэм… – прошептал я, опускаясь на колени и убирая окровавленную прядь волос с её лица. Мои руки тоже были в крови, лицо ныло от впившихся в кожу и мясо мелких осколков стекла, но я не обращал на это внимания. Я смотрел на мою Сэм и понимал, что ничего не могу сделать, чтобы вернуть румянец на её щеки. Прошлое, как это чаще всего и бывает, вернулось неожиданно и болезненно. Живот скрутило в диком спазме, меня затошнило, и я, перегнувшись через тело Сэм, изверг из себя виски с желудочным соком. – Сэм…
– Это не Саманта, – я вздрогнул, когда Он прикоснулся к моему плечу. Я заглянул в Его удивительные глаза, потом протер свои грязными пальцами и снова взглянул на лежащую
