на которой изображен осенний парк, а на подоконнике сиротливо шуршит старенький радиоприемник, наполняя тишину кабинета попсовыми мелодиями прошлых лет.
– Как ты ушел, мы только год нормально проработали, – нарушила молчание Рая. Она сделала глоток кофе и задумчиво улыбнулась. – К нам Марк пришел. Чем-то тебя напомнил. Тихий, неконфликтный, робкий. Молча убирался, молча делал, что велят. Иногда с ребятами пил. А потом неожиданно уволился. И началось…
– Марк оказался журналистом с телевидения. Сюжет собирал, – Рая словно не удивилась. Только кивнула в ответ.
– Ага. Я все гадала, чего Марк фотографирует постоянно. Думала, ну любит человек фотографию. А потом эти фото весь город увидел. Папаянниса аж на скорой увезли. Утром первая комиссия пришла. А за ней еще с десяток. Жалобы полетели… Эх, Вань. Ты не видел, что тут творилось.
– Догадываюсь, – буркнул я. Рая повернулась ко мне и рассмеялась. – Что?
– Знаешь, что смешное. Жора кричал, что это ты сделал. Да ему никто не верил.
– Технически, я, – спокойно ответил я, заставив Раю поперхнуться кофе. Когда она откашлялась, я пояснил. – Пока я работал, я вел дневники, куда записывал свои мысли, отчеты по сменам, и так далее. Честно, я не думал, что когда-нибудь решу с ними что-то делать. Но за меня решил случай.
– Ты про Винокурова и Олесю?
– Угу. Не только это. Я не мог иначе, Рай. Устал.
– Верю, – вздохнула она. – Тебе хватило смелости рассказать об этом хоть кому-то. А я молчала. Даже комиссии ничего не сказала. Зато больные наши оказались не робкого десятка. Конечно, кто-то наврал с три короба, но были и те, кто молчать не стал.
– И что в итоге? Больницу закрыли?
– Шумиха была серьезная, – кивнула Рая. – Уволили Владимира Владленовича за взятки, Безуглову тоже. Выяснилось, что она тоже в доле была. Ума не приложу, как Марк это раскопал.
– У него был хороший учитель, – улыбнулся я, вспомнив Рубена Карловича.
– Многое всплыло. Даже то, о чем я не знала, Вань. Ты знал, что Жора и другие санитары металл воровали из подвалов?
– Да. Но мне велели молчать, и я молчал.
– Там не только металл был. Они лекарства на волю продавали. Спирт таскали. Воровали у больных. Мне повезло…
– Тебе повезло, что ты человеком осталась, – перебил её я. Уши Раи легонько порозовели, а на губах появилась смущенная улыбка. – А вот остальные… Нет.
– Меня не тронули. Перевели в областную больницу. Потом я экзамен сдала и стала старшей медсестрой. Жора… Жору и Степу вроде посадили. Я не следила за этим, но коллеги сплетничали в курилке. Краем уха ухватила. Артура просто уволили, но там тоже суд был. Вроде бы ему условное дали. Видела его на рынке. Овощи грузил из машины. Галя тоже на рынке, рыбу продает, иногда у нас полы моет. Милованову трогать не стали. Она сейчас в кожвендиспансере работает. Характеристику мне писала. Хорошую. Илья Степанович уволился. Долго в депрессии был, потом вернулся. Сейчас у нас. С женой развелся, даже как-то ожил, что ли.
– А больных куда? – тихо спросил я.
– Так Шаманов, депутат наш, новую больницу построил. Современную. С камерами, с проверками постоянными, туда многих перевели. Говорят, что теперь там все по-другому.
– А ты чего не пошла? – улыбнулся я. Рая в ответ нахмурилась и помотала головой.
– Нет, Вань. Хватит. Второй раз я это не вывезу. Здесь попроще конечно, но я даже рада. Знаешь, если это правда с твоей подачи началось, то я даже рада. Не будь всего этого, так и продолжала бы себя корить за собственную беспомощность.
– Ты куда сильнее, чем тебе кажется. Просто иногда приходится применять силу, Рай. Особенно, если дело касается зверей, – ответил я.
– Я видела твои репортажи, – улыбнулась она. – Ты молодец. Молодец, что достиг того, о чем мечтал. Большинство бы разделили участь Артура, Жоры или Степы. Но ты смог.
– Смог. Пусть путь и был сложным, – вздохнул я и, улыбнувшись, взял Раю за руку. Она не дернулась. Только улыбнулась и легонько сжала мою ладонь пальцами. Я положил на стол визитку и добавил. – Мой номер. Будешь в Москве, захочешь поболтать или будут проблемы, звони. Тебя я всегда буду рад услышать.
– Спасибо, Вань. Ты изменился, – снова повторила она.
– Ты тоже, – повторил и я. – И я рад тому, какой ты стала.
Жизнь порой преподносит сюрпризы. Я в них не верю, но верю в то, что земля – круглая. И рано или поздно мы встретим людей, которые были в нашей жизни. Если в случае с Раей я удивился, увидев её рядом с разрушенной больницей, то услышав знакомый теплый голос во время прогулки по центру с друзьями, удивляться не стал. Рано или поздно, это должно было случиться. Жизнь любит преподносить сюрпризы.
– Иван Алексеевич? – улыбнувшись, я обернулся и кивнул. Передо мной стояла Настя и незнакомый мне мужчина с длинными волосами, собранными в хвост. Настя широко улыбнулась, затем смущенно покраснела и, подойдя, протянула мне руку. Я осторожно пожал её, потом хмыкнул и, подтянув её к себе, крепко обнял. Стоящий позади мужчина кашлянул, но я не стал размыкать объятия.
– А я все ждал, когда встречу тебя, – ответил я и, сделав шаг назад, посмотрел на Настю. Она тоже повзрослела, но страх и боль исчезли из её взгляда. На меня смотрела красивая женщина и в её улыбке сложно было узнать ту Настю, которую я знал. Повернувшись к мужчине, я приложил руку к сердцу и добавил. – Прошу прощения за драматизм и объятия. Мы – старые знакомые.
– Я так и понял, – улыбнулся мужчина и, подойдя ближе, протянул мне руку. – Саша.
– Иван, – ответил я и, вопросительно подняв бровь, повернулся к Насте. – Тот самый Саша?
– Нет, – рассмеялась она. – Это мой Саша.
– А вы… – Саша замялся, подыскивая правильные слова.
– Учились вместе, – соврал я, снова заставив Настю рассмеяться.
– Он знает, – улыбнувшись, ответила она. – Это Иван Алексеевич. Он был санитаром в больнице, в которой я лежала.
– А! – воскликнул мужчина. – Тот самый, с мандаринами? Наслышан, наслышан.
– Смотрю, прошлое тебя так и не отпустило? – хмыкнул я, внимательно следя за её реакцией. Но Настя в ответ лишь мотнула головой.
– Насть, я в магазин зайду? – кашлянул Саша и, не дождавшись ответа, направился к пешеходному переходу. Я указал Насте на чистую лавочку и, дождавшись, как она сядет, присел рядом.
– Сложно отпустить прошлое, Иван Алексеевич, – ответила она, задумчиво смотря на набережную.
– Понимаю. Но ты молодец. Радостно видеть, что ты не заложник этого прошлого. Хоть и продолжаешь звать меня по имени-отчеству.
– Это был долгий путь.
