— Лаймон! Лаймон! — закричал я, уже задыхаясь. — Перестань! — Я не мог сдержаться от гомерического хохота, когда он тыкался мне в живот своими губами. — Кончай! — И я оттолкнул его, схватив за волосы.
Вдруг он поднял голову.
— Не обижайся. Я больше не буду там щекотать. Можно продолжить?
Я кивнул, снова откинувшись на продавленную подушку, и задержал дыхание. Он задрал мне рубашку до самого подбородка.
— О, Господи! О, Господи! Неужели я это вижу! О Боже Всемогущий!
Схватившись за сердце одной рукой, второй он продолжал задирать сорочку.
— С тобой все в порядке? — Я тревожно поднял голову.
— О-о-о! — Он издал долгий стон. — Оу-у. Оххх… У тебя самые… — тут голос его сорвался… — самые прелестные в мире детские сосочки! — Он вцепился пальцами в свое лицо, будто собирался сорвать его, как маску. — Т-такие розовенькие, — заикался он, — такие плоские грудки, такие крошечные — само совершенство!
Я уставился в щелястый деревянный потолок. Сквозь него различалась жестяная крыша.
— А можно… можно потрогать? — выдавил Лаймон, беспрерывно ахая и охая.
Кивнув, я сосредоточился на потолке. Какая-то тварь торопливо перебирала лапками, мечась по доскам.
Пальцы его зачертили вокруг моих сосков. Он стал пощипывать их, словно копался в солонке.
Я постарался не обращать внимания на это не совсем приятное ощущение, а также на его опостылевшие вздохи-причитания. Маленькая когтистая лапка высунулась из щели над нашими головами.
— Лаймон, пора, — сказал я в потолок.
— Еще минуточку, только минутку, одну, всего…
Высунулись маленькие хвостики, торопясь к большому хвосту. Я прислушался к писку и возне — очевидно, мышата или крысята жались под брюхо своей мамы.
— Лаймон…
— Перевернись на живот, крошка, для меня. Тебе же не трудно?
Недовольно кряхтя, я выполнил желаемое и перекатился.
— О, спасибо, спасибо тебе, добрая душа! Теперь я только стяну с тебя эту юбочку… — Я почувствовал, как он тянет ее, ухватив за подол.
Юбка заскользила по моим бедрам. Затем он запыхтел как паровоз, так что я уже всерьез испугался, что он возьмет вот так и гикнется у меня на глазах.
— Лаймон, тебе бы лучше посидеть, — бросил я за плечо.
— Я в порядке, в полном порядке, просто уже так давно…
— А как же Пух? Ты что, ни разу с ней не был?
— О, она, конечно, юна, но уже не такая, как ты, — чистая невинная малышка. Только самые маленькие, чистые и невинные, как те, из журнальной рекламы, возбуждают меня. А теперь, если ты не против, я сниму твои прелестные белые колготки, хорошо? — Он не стал ждать моего разрешения, сразу запустив пальцы под резинку.
Я лежал, скрестив руки под головой, и теперь, за недоступностью потолка, пялился на фото какой-то малолетней девчурки, прямо у меня перед глазами.
— Порядочек, теперь только спущу твои обворожительные тр-русики… Ле Люп так делал? Разрази меня гром, делал, ведь они ужасно очаровательны, такие р-розовые.
Я боднул головой сложенные руки и тут обратил внимание, что некоторые места на картинках Лаймона протерты до дыр.
Я почувствовал сзади еще один, последний рывок — и окончательно лишился колготок.
— О, что я вижу! Моя маленькая драгоценная принцесса у меня на кровати в одних розовых трусиках! О, я не переживу этого счастья!
— Пять минут прошли, Лаймон, — сказал я, обращаясь к девочке на стене.
— Только позволь посидеть рядом и погладить тебя, чуть-чуть. Я хочу прикоснуться к этой мягкой белой коже.
Я повел плечами, и он азартно уселся рядом, как игрок за карточный стол.
— У тебя кожа совсем как у моей падчерицы, — простонал он.
— Мне пора домой, Лаймон.
— Сейчас, сейчас… — Пальцы его забегали по моей спине, точно потерпевший аварию самолет, пытающийся найти место на аэродроме. Наконец, еще немного астматически попыхтев, он стал ласкать мне попеременно спину, руки и ноги.
— Как хорошо, Лаймон, — отозвался я на этот массаж и потер налившиеся тяжестью веки. — Кажется, это лекарство, которое вколола в меня Петуния, еще действует.
— А ты отдохни, расслабься, — заботливо закудахтал Лаймон.
— Ты классный массажист. У тебя здорово получается, — пробормотал я в сложенные руки, куда безвольно уткнулась моя голова.
— Все в порядке, не беспокойся ни о чем, крошка. — Он запустил пятерню мне в волосы, словно чесал лошадиную гриву. — Такие прекрасные золотые локоны, крошка моя… — заклинал он высоким бабьим голоском. На миг мои глаза вдруг закрылись сами собой.
— Мне пора домой, — пробормотал я в матрас и заснул окончательно.
— Что это? — тряс меня Лаймон, пытаясь привести в чувство.
Открыв глаза, я вытер слюну с подбородка.
— А? — обалдело спросил я, оглядываясь по сторонам. Прошла минута, прежде чем я вспомнил, где я нахожусь.
— Где твоя дырочка? — В голосе Лаймона звенело отчаяние.
— В заднице, — ответил я, вытирая растекшуюся по руке слюну краем подушки. Внезапно я ощутил, что трусов на мне уже нет. Интересно, как долго я дрых?
— Но где другая?
— В чем дело? Мне надо идти, Лаймон. — Я стал вставать.
Лаймон пихнул меня обратно в постель. Это было с его стороны так неожиданно, что я на некоторое время оцепенел. Я почувствовал, как он раздвигает мне ноги. Пальцы его усердно копались в моей промежности.
— Ничего себе, — вырвалось у него, и я завопил от боли. — Ничего себе! — воскликнул он еще громче и перевернул меня на спину.
Лаймон безмолвно уставился в мой пах: в глазах его отразился ужас.
Я медленно опустил руку между ног, прикрываясь.
— Кто ты? — спросил Лаймон, и я увидел, как на его растерянное лицо медленно набегает тень.
Я не знал, что сказать. Я чувствовал себя не менее потрясенным. Я снова потрогал — там, как всегда, все было на месте.
— Кто ты? — воскликнул он, и я вскочил.
— Пожалуйста, отведи меня домой, — тихим голосом произнес я.
— Кто ты? — взревел он в третий раз. — Или ты дьявол? Или ты змея? Кто же ты, разрази тебя гром? — вскричал он, наверное, во всю мощь своих легких.
— Пожалуйста, Лаймон, я просто хочу домой. — И с этими словами осторожно попятился к двери.
— Ты не маленькая девочка! — возопил он и вдруг накинулся на меня. Я вышиб спиной ветхую дверь и побежал в чем мать родила.
Я слышал его топот, крики, но настичь меня ему не удалось. Вскоре он устремился в сторону парковки, с криками о помощи. Я свернул было к длинной очереди грузовиков, выстроившихся на прием к Пух, но тут же передумал — и заметался в панике, отчаянно пытаясь сообразить, куда мне деваться. Может, сбегать обратно, за одеждой, брошенной в лачуге Лаймона? Не успел я принять это решение, как из забегаловки «Три Клюки» хлынула толпа народа, размахивая чем-то, издали напоминавшим незажженные факелы.
Словно ведьма, преследуемая инквизицией, я бросился к лесному болоту.
Позади доносились вопли, меня называли всеми сатанинскими именами, какие мне доводилось слышать, и даже до сих пор незнакомыми. Болотные травы, саррацении, гелиамфоры и пузырчатка жалили в лодыжки, а рой москитов присосался ко мне, как к вишневой газировке. Я затаился за исполинскими вонючими зарослями скунсовой капусты. Сквозь листья можно было разглядеть толпу с уже горящими факелами, впереди которой плясали гротескные тени.
— Господи, — пробормотал я чуть слышно. — Как же я влип!
— Ши-ра, Ши-ра! Сара! Сара! Ши-ра! — различил я зов издали. Это был голос Пух. Высунувшись из кустов, я рассмотрел на краю леса ее фигуру, одиноко шарившую фонариком по кустам. Я встал под луч света, ударивший мне в грудь.
— Это ты? — громким шепотом окликнула она, остолбенев от этого зрелища.
— Выключи свет, — ответил я таким же пронзительным шепотом.
Щелкнув фонариком, она стала продираться сквозь кустарник.
— Где ты?
— Тут… сюда. — Я наводил ее голосом. Вынырнув у Пух из-за спины, я похлопал ее по плечу.
Пух вздрогнула.
— Черт возьми! — Она заморгала, привыкая к свету узкого лунного серпа. — Ну и вонь!
Я едва сдержал себя, чтобы не броситься ей в объятия. Охватив себя руками и стуча зубами, я безуспешно пытался согреться.
— Да ты же голышом, как персиковая косточка, — заметила Пух.
Я кивнул — речь шла об очевидном. Осмотрев меня сверху донизу и споткнувшись где-то посередине, она затрясла головой, как лошадь, и дико заржала.
— О, Боже! — зажав рот ладонью, она похлопала меня по плечу. — Прости. Просто эта штука напоминает… — И Пух снова сложилась пополам от смеха.
По неведомой причине я тоже расхохотался, хотя смех быстро перешел в нервные рыдания — но Пух этого не заметила.
— Ф-фу, — перевела она дыхание, вытирая глаза. — Извини, просто такое впечатление, что он у тебя не там приставлен.
