С. кладут на фаянсовый стол в помещении, убого выложенном плиткой, с двумя большими металлическими дверями и со стоком в полу. Стол тоже имеет сток.
S. приезжает к вечеру, с озабоченным лицом и с бутылкой шампанского. В приемном покое С. уже вычеркнут из регистра. Старый доктор J. ожидает S. в своем кабинете. Он говорит: мне очень жаль. Мы сделали всё возможное. Печень была сильно разрушена алкоголем. S. должен что-то подписать, что-то заплатить. В лифте S. и маленький санитар смотрят с мрачным видом в пол. S. думает о том, что нужно сообщить семье и что будет куча формальностей с британским консульством. В пять часов вечера S. звонит в Лондон, где сейчас половина первого. Родители как раз садятся обедать. Шок. Никакого кладбища. Никакой могилы. Никаких историй. Пепел, пепел, пепел…
Примерно через десять часов после смерти С. можно было бы легко различить в микроскоп первые изменения в нервной ткани спинного мозга. Смерть спинного мозга следует за смертью спинальных ганглиев, которая в свою очередь следует за смертью головного мозга и мозжечка.
Аппарат искусственной климатизации урчит. С., еще одетый в испачканную пижаму, с запрокинутым лицом, лежит на фаянсовом столе. В итоге легочная эмболия, причина его смерти, унесла его без излишних потрясений. Глаза С. закрыты. В оскале его усмешки чудится ирония. Ничего страшного. Несколько часов транзита в этой комнате с решетками на окнах, как в тюрьме, но такой светлой…
Из палаты С. отвезли прямо в крематорий, минуя морг. В темном коридоре, пахнущем только печкой, только разогретым металлом, С. лежит на салазках. Кто-то вымыл его и побрил. Выражение лица светлое, почти веселое. Ужасные следы сепсиса, причины его смерти, исчезли вместе с жизнью. С. обнажен, на нем ничего нет, кроме широкой повязки вокруг живота. С. еще красив. Почти нетронут. Основная кость черепа грациозна, как бабочка, мощная гусеница позвоночника, черепные швы, как мескалиновый зигзаг, тайное письмо, изысканный лабиринт костной структуры.
Слуга мертвых приходит, волоча ноги. На голове у него грязный тюрбан, из всей одежды — только дхоти из голубой хлопчатобумажной ткани. Это бывший неприкасаемый и — старая привычка, которая пережила новые законы — он делает руку лодочкой, чтобы получить чаевые от членов семьи. Он молча смотрит на С., затем снимает с него повязку. Поскольку у него нет ножниц, он пользуется лезвием с жирным отблеском несмотря на ржавчину у основания ручки. Обычный нож, каких много. Он срывает последний компресс, марлю, которая с треском рвется, в то время как рана открывается с неслышным хлопком, и оттуда выливается желтая сукровица, которая стекает на лобковые волосы.
Неприкасаемый — это его реванш — целует С. в губы, он всегда это делает с красивыми мертвецами. Он касается его полового члена, но отдергивает руку, услышав шаги. Истопник входит, одетый в overall, и говорит: ну, что?
Когда С. готов к испепелению, мышца радужной оболочки глаза еще реагирует на температуру, ногти растут, борода растет. Нажимают на кнопку, поворачивают рукоятку, металлические шторы раздвигаются, ящик, в котором лежит С., исчезает между ними, и они быстро закрываются. Кремация, или право не стать падалью. С. испепеляют в честь праздника огня, праздника возвращения к свету.
Температура 800° по Цельсию. Последние кадры фильма, которым была жизнь С.: волосы трещат, глаза лопаются, тело вдруг распрямляется, выгибается, затем скорчивается — последние движения человеческой формы. Жар уменьшает тело С. до размеров крохотного ребенка, черное, обуглившееся. Потом оно приобретает темно-серый цвет, затем светло-серый цвет пепла.
Через три четверти часа останется лишь пепельный слой, который, собранный в кучку, будет весить примерно 1160 грамм.
Жена и дочери слуги мертвых ходят почти каждый вечер на закате чертить фигуры на песке во время отлива. Ветер наполняет их рваные сари, в то время как женщины рисуют в комковатой грязи образы богини Кали, лепят почти бесформенные рельефные изображения, в которых всё же можно узнать богиню, с всклокоченными волосами, с высунутым языком, с выпученными глазами, украшенную гирляндами из черепов. И только с наступлением ночи жена и дочери слуги мертвых возвращаются в свою дощатую хижину.
Присутствуют S., два редактора журнала, для которого писал С., почти не знавшие покойного, и родственники его друга. Это могут быть родственники того друга, у которого С. временно жил. Это также могут быть М. и его жена. А. и B. тоже могут быть тут, почему бы и нет? Два автомобиля мчатся вдоль широкого проспекта, чья анонимность и современность отдают небытием, которое, будучи несовершенным, оставляет желать лучшего. S. держит на коленях пластмассовую коробку с прахом С. Распорядитель сначала не знал, кому отдать его, и никто не ведал, кому следовало его забрать. Был момент неопределенности, колебания, затем S. протянул руку. Он держит коробку на коленях, и, хотя он опустил к ней глаза, непонятно, смотрит ли он на нее.
Когда все выходят из машин, полуденное солнце отбрасывает тень от коробки на землю, ромб аспидного цвета, тень праха, последнюю тень человека, самого уязвимого из всех. Моторная лодка ждет неподалеку, у Ворот Индии. Муссон уносит в Индийский океан крики огромных чаек.
Лодка немного отплывает от берега. Небо и море искрятся лазурью. S. открывает коробку, и ветер уносит пепел далеко в океан. S. наклоняется, наполняет коробку водой, ополаскивает ее, затем наполняет снова, чтобы она пошла ко дну, когда он ее выбросит. Он забыл крышку на сиденье лодки. Лодка делает поворот и с треском плывет обратно к Воротам Индии. Никто не молится. Никто не разговаривает. Никто не подумал о цветах.
Пепел соединяется с морем. Он полон жизни, пепел. Он выпадет в виде снега и дождей на землю Европы, он осядет на лицах, которые дождь словно омоет слезами.
В пепле много минеральных солей. Он удобрит кораллы и водоросли Аравийского моря, водоросли с красивыми названиями. Gelidium corneum. Amphiroa fragilissima Lamour. Jania rubens Lamour. Galaxaura oblongata. Sargassum cinereum Lamour…
И рыба ест водоросли, и человек ест рыбу, человек превращается в землю, а земля в растение, и в насекомое, и в птицу. Прах и пепел, ил и кровь, соки и грязи, речные наносы, смола и семя, пепел, о пепел. SargassumcinereumLamour. Пепельные саргассы. Любовь.
Волосы, вульвы, руки, водоросли распадаются, растворяются в планктоне, который поглощает жемчужная устрица, устрица, которая выращивает жемчужину, слезу морей, слезу mother-sea. [21]
В знак траура по своему любимцу Келюсу, убитому на дуэли, пронзенному клинком, Генрих III Французский носил в ушах черный жемчуг, чей траурный блеск сводил женщин с ума. Другой Генрих, Английский, позволил, чтобы лезвие пронзило Беккета.
Водоросли пляшут в пучинах Индийского океана. Sargassum cinereum Lamour.
И вот С. плывет, удаляется, распадается, исчезает, увлекаемый морскими течениями, торжественными ритмами космоса, вот он растворяется, теряется, распыленный на огромных равнинах смерти.
С., пепел С. Пепел, о пепел, к какому новому берегу?
