всего в детстве меня тошнило именно в те моменты, когда я сидел на заднем сиденье. Подруги спустились к машине, мужчина в очках поспешил занять место между ними. Я медленно пошел вниз по старым деревянным ступеням. За моей спиной все так же беззаботно играла приглушенная тяжелой дверью музыка. Водитель удивленно посмотрел на меня, когда я сел рядом с ним — очевидно, по его соображениям я не вписывался в антураж салона. Машина аккуратно отъехала назад, развернулась и поехала куда-то сквозь ночь. Подруги не разговаривали ни с мужчиной в очках, ни друг с другом. Я изредка поглядывал на себя в зеркало и не мог вспомнить, видел ли я себя таким когда-нибудь. Машина какое-то время сновала между домами и закоулками, а потом очень круто свернула и уверенно понеслась только вперед, быстро набирая скорость. Водитель не оборачивался через плечо и не заглядывал в зеркало заднего вида, видимо, не желал себе лишней боли. Город постепенно разрежался и куда-то пропадал, впереди было все большое черноты, смыкавшейся с белизной под самыми немыслимыми углами. Я не понимал, где мы едем, понимать вообще хотелось как можно меньше. Машина многократно свернула куда-то в сторону и остановилась наконец перед большим загородным домом, вокруг которого был снег, перемешанный с мраком ночи. Водитель пожелал всем хорошего вечера, но никто ничего не сказал ему в ответ, я тоже.
Выйдя из машины, я нетерпеливо вдохнул. Воздух был уже немного другим, более сложным. Все остальные выбрались следом за мной, машина развернулась и исчезла в темноте. Я молча смотрел на дом, целиком сколоченный из дерева; было понятно, что над ним трудились люди с особым архитектурным уклоном. Почувствовав спиной чей-то взгляд, я развернулся лицом к людям, с которыми приехал сюда. Мужчина в очках молча стоял, глядя на все понемногу: то на дом, то на подруг, то на меня, то на снег, то на черное небо, взгляд его был чутким и непринужденным. Подруги закурили и тоже стали осматриваться. Не то чтобы тайком, но и без лишней смелости глядя в их лица, я вдруг подумал об одном странном обстоятельстве: дом стоял здесь в полном одиночестве, никаких похожих домов и вообще каких-либо построек поблизости не было. Мужчина в очках вынул из кармана телефон и опять стал что-то писать, задорно стуча по экрану. Я решил, что всеобщее молчание было заранее обусловленным ритуалом; вспомнил, как мужчина в очках впервые посмотрел на меня за барной стойкой, как легко завоевал внимание подруг, которые теперь стояли в нескольких шагах от меня, настоящие, невыдуманные. Разных мыслей было слишком много, поэтому я решил держаться ближе ко всего одной: все уже было не совсем так же, как всегда.
Сигареты подруг постепенно растворялись, спадая на снег горстками бесцветной золы. Издалека донесся какой-то неясный сигнал, пущенный оставшимся за пределами черно-белой панорамы миром. Мужчина в очках убрал телефон и окинул вдумчивым взглядом подруг. Они промолчали, никому ничем не обязанные. Мужчина в очках сказал, что уже можно входить, и направился к окольцовывавшему дом забору, прерванному в одном месте ярко-красной железной дверью. Подруги бросили обрубки сигаретных фильтров в снег и неторопливо пошли следом. Меня невольно посетило очень странное чувство; молча идущие сквозь ночь подруги напомнили мне служительниц какого-то неясного культа. Чернота ночи незримо вплеталась в волосы светлой подруги, белизна снега — в волосы темной. Мужчина в очках отворил дверь и деликатно отошел в сторону, пропуская прекрасных гостей вперед. Когда подруги оказались по ту сторону забора, я вдруг решил, что мой новый приятель быстро зайдет следом за ними и захлопнет дверь, будто гильотиной отрезав ненужного меня, однако мужчина в очках любезно мотнул головой и мне, зазывая поскорее внутрь. Я без всяких сомнений пошел вперед, неотрывно глядя в прямоугольник дверного проема, такой же черно-белый, как и все остальное вокруг. Мужчина в очках впустил меня и зашел сам, аккуратно закрыв дверь. Дом не казался пустым. Мужчина в очках снова внимательно всех осмотрел, будто проверяя, насколько успешно справилась обхватившая дом ограда с нашей фильтрацией. Выпитое за вечер слабо отдавалось где-то в далеких закоулках. По лицам подруг тоже нельзя было заключить, что они сумели сильно изменить себя, сидя в оставшемся где-то невообразимо далеко заведении. Мужчина в очках подошел к двери, за которой таилось чрево странного дома, и дернул ручку на себя; впустив всех, снова зашел последним и запер дверь за собой.
Мы оказались в просторной прихожей, в которой не было ничего лишнего, только большой резиновый ковер для грязных ног и несколько пар совершенно разной обуви, пустые резные вешалки и зеркало в раме из красного дерева. Заканчивалась прихожая дверным проемом без двери, вместо которой были занавески, прямо как в кухне того заведения. Мужчина в очках сказал, что можно раздеваться, а можно зайти сразу в одежде; насчет обуви он объяснил, что можно не снимать и ее, но и нести в дом грязь тоже не стоит. Подруги немного подумали и разулись, я поступил так же. У светловолосой носки оказались черными, у темной — тоже. Происходящее слегка напоминало конвейер, начинающийся прямо здесь, в непосредственной досягаемости, и уходящий в огромный экран, за которым была чернота неопознанной вселенной. Мужчина в очках дождался, когда все разденутся, и раздвинул занавески, закрывавшие дверной проем, но в этот раз зашел первым, потом повернулся и поманил остальных за собой. Я, как обычно, зашел последним, занавески едва хлопнули за моей спиной, снова встретив друг друга.
За занавесками оказался большой просторный зал. Дощатый пол частично закрывал вязаный ковер с нечитаемым узором. Немногочисленная мебель или прижималась прямо к стенам, или ютилась в углах. Стены по большей части были голыми, но кое-где их украшали весьма любопытные вещи. Под потолком приветливо, но не в полную силу горела большая люстра. Мужчина в очках улыбнулся людям, успевшим оказаться в зале раньше него, подруг и меня.
Ожидавших было меньше — всего трое. Двое из них сидели на диване у стены, третий — в кресле в дальнем углу. Один из сидевших на диване был примерно того же возраста, что и мужчина в очках, другой — явно младше, но точно старше меня. Тот, что младше, был облачен в комбинезон маскировочного цвета, одеяние ровесника мужчины в очках было совершенно неброским. Ровесник мужчины в очках был седым, а лицо его показалось мне слишком типичным, благо я любил категоричные суждения. О его соседе в
