Марианна Федорова - Игнач Крест

Глава XI. «Славен будет град сей средь всех градов русских…»

Был погожий февральский день 1238 года от Рождества Христова, или, как считали тогда на Руси, лета 6746-го от сотворения мира. Мороз слегка пощипывал, но солнце уже грело, вызывая желание подставить лицо под его яркие лучи. Впрочем, маленькой группе людей, работавшей на льду у низкого берега Ловати, было не до того. С первого взгляда их можно было принять за родичей. Двое были высоки ростом, русоволосы и голубоглазы, с малиновым румянцем, особенно заметным на еще по-зимнему белой коже. Они одновременно с громким уханьем ударяли пешнями* лед, пробивая колодчики*. Лед трескался и разлетался сверкающими серебристыми осколками, открывая темные пятна густой холодной воды.

* П е ш н я - тяжелый лом на деревянной рукоятке, которым долбят лед, мерзлую землю.

* К о л о д ч и к - узкий маленький колодец, лунка.

Невдалеке столь же белокурая и синеокая боярышня* Александра, распахнув соболий кожух, крытый тяжелым зеленым сукном, сбросила прямо на снег нарядную шапку с меховой оторочкой и тоже била по льду пешней, делая прорубь. Светло-русая коса, заплетенная низко на затылке, вздрагивала при каждом ударе. Целая вереница таких колодчиков, расположенных на расстоянии десяти - пятнадцати шагов друг от друга, уже тянулась вдоль берега Ловати. Рядом присел на корточки узколицый худощавый юноша - чернец* Юрьева монастыря Афанасий. Он изредка поглядывал из-под надвинутого низко на лоб черного клобука*. Подобрав полы рясы, он насаживал живцов на большие крючки, прикрепленные к толстой короткой леске короткого же тяжелого удилища. Водил его рукой* в этом важном деле небольшого роста юркий мужичок с обветренным лицом, коротким прямым носом и глубокими морщинами, причудливо пересекавшими лоб и щеки, исчезая в седой бороде, как тропинки в густом лесу. Обут он был в меховые сапоги из оленьих шкур, раздобытых им у далеких поморов в полуночных землях. Перехватив взгляды, которые Афанасий исподлобья бросал на боярышню, и хитро прищурив свои выбеленные солнцем голубые глаза, правда уже не такие яркие, как у двух его верзил сыновей, Игнат Трефилыч направлял действия инока, стараясь не очень показывать свое превосходство многоопытного рыбака, зато смущая грубоватыми шутками.

* Б о я р ы ш н я (боярична) - незамужняя дочь боярина, как боярич - сын боярина.

* Ч е р н е ц - монах.

* К л о б у к - головной убор в XII - XIII вв. в виде колпака; любая шапка.

* В о д и т ь р у к о й - руководить.

- Понятно… Где сердце лежит, туда и око бежит… - сказал он, слегка понизив голос, чтобы не услышала Александра, но тут же перебил сам себя: - Ну вот, расселся, словно рак на мели! Давай вводи удилище в колодчик, - скомандовал Трефилыч неожиданно высоким голосом. - Осторожно! Наклоняй, вводи под углом! Ишшо!

Когда удилище вместе с живцом и леской уткнулось в дно, Трефилыч закрепил другой его конец во льду большим железным костылем.

Тут же стояли нарядные сани, запряженные парой холеных серых в яблоках лошадей. Боярские холопы Митрофан и Евлампий зашивали в рогожи большими деревянными иглами огромных, похожих на бревна саженных налимов с оливково-зеленым туловищем, испещренным черно-бурыми пятнами, и складывали их в сани. Богатырь Евлампий был чуть ли не на голову выше своего достаточно крупного напарника. В дешевой медвежьей шубе, большой и грузный, он сам походил на медведя, которому тайно поклонялся, как, впрочем, и языческому богу Волосу*, а заодно и христианскому святому Власию, который, говорят, тоже зверей охраняет. Митрофан был значительно моложе Евлампия. С темными бровями вразлет, с зоркими серыми глазами, прикрытыми длинными белесыми ресницами, в ладном кожушке, отороченном белым заячьим мехом, он больше походил на боярского сынка, чем на холопа.

* В о л о с (Велес) - «скотий бог», покровитель домашних животных. Характерно переплетение культа Волоса и св. Власия с почитанием медведя как хозяина животных.

Застоявшиеся лошади стали бить копытами. Тонко зазвенели бубенцы, нашитые на хомутах. Евлампий засыпал в торбы овса и начал подвязывать их к мордам лошадей. Кони поводили агатовыми блестящими глазами, норовя то ли в шутку, то ли всерьез прихватить зубами руку или рукав его шубы. Богатырь только добродушно отмахивался. Подвязав торбы, он сдвинул на затылок высокую шапку и огляделся.

Сильный ветер, бушевавший ночью, только к утру успокоился. Весь снег с реки сдуло начисто, и ее ледяное русло блестело светлой харлужной синевой, как клинок на белоснежной простыне. Черная точка показалась вдали и начала быстро увеличиваться. Вот уже отчетливо стал виден всадник, припавший к шее небольшого, но крепкого вороного коня; заблестели серебряные украшения сбруи и седла, железный шлем. Вскоре послышались сильное хриплое дыхание лошади, стук копыт и глухие удары шпор, которыми верховой торопил и так уже взмыленного жеребца; ярко-красный плащ-корзно* раздувался парусом. Подскакав к саням, он осадил коня, положил руку на ножны слегка изогнутой сабли, усыпанные драгоценными каменьями, и сказал, с трудом переводя дыхание:

* К о р з н о - верхняя одежда в виде короткого плаща, который застегивался на плече.

- Бог в помощь!

- Здравствуй, добрый человек, - ответила за всех Александра, надевая шапку.

Всадник с интересом скосил на нее узкие черные глаза.

- Как лучше проехать в Новгород? - без обиняков спросил он.

- Да так вот по Ловати и поезжай, - махнула рукой Александра. - Выедешь на Ильмень-озеро, а по нему зимник проложен, на другом конце его Волхов и Новгород. А как ты сюда попал? Почему по главной дороге не поехал?

- Нельзя было. Я кружной путь искал. А далеко ли до Новгорода?

- Да верст пятьдесят наших будет.

- Так далеко, - огорчился всадник, пощипывая короткую бородку, полукругом обрамлявшую его скуластое лицо, совсем темное от усталости: щеки ввалились, веки припухли и покраснели.

- Мы сами новгородцы, нам ли не знать, сколько до него верст.

Тогда всадник спешился, присел на край саней, с трудом привалился к передку и сказал:

- О нашествии окаянных слышали?

Александра молча кивнула головой.

- А что полчища кахана Бату уже взяли Рязань, Москву, Суздаль, а потом и Владимир, знаете? Что они убили без числа народа, жену великого князя Юрия и всю его семью, город разрушили, слышали?

- Нет… Не было еще такого слуха…

Афанасий, Евлампий и Митрофан сгрудились около печального вестника. А он тем временем продолжал:

- Они захватили Ярославль, Ростов Великий, Переяславль, Тверь и повернули на Торжок.