Карен Харпер - Королева

Перед вами удивительный и интересный сборник: два романа одной писательницы, посвященные одной эпохе; многие действующие лица в них общие. И все же произведения настолько несхожи, будто принадлежат перу разных авторов. В этом проявилось мастерство Карен Харпер — современной американской писательницы, которая всю жизнь изучает историю тюдоровской Англии.

«Наставница королевы» — исторический роман о детстве и юности Елизаветы I. Роман совершенно самостоятельный, хотя он, конечно, перекликается с «Последней из рода Болейн» (КСД, 2011), где рассказывается о матери Елизаветы — королеве Анне Болейн (чей образ часто возникает на страницах «Наставницы королевы») и о старшей сестре Анны, Марии. В этих двух исторических романах К. Харпер блестяще сумела показать одни и те же события глазами разных людей: Марии Болейн, сестры королевы, и Кэт Эшли, скромной фрейлины Анны, а затем воспитательницы будущей великой королевы Елизаветы. Впрочем, совпадения наблюдаешь лишь в первых главах «Наставницы». К. Харпер, филолог по образованию — она получила степень магистра в университете штата Огайо и преподавала там же английский язык и литературу, — обладает живым умом и богатой фантазией, благодаря чему ее книги читаются легко и с удовольствием. Но в послесловии к роману она коротко рассказывает о серьезной работе с многочисленными историческими источниками в архивах — фантазия в данном случае ограничена рамками действительных событий и достоверными фактами из жизни героев.

«Отравленный сад» — это исторический детектив. Здесь действуют как реальные исторические лица, так и вымышленные персонажи. На фоне объективных исторических упоминаний о действительно имевших место событиях возникают крутые, неожиданные, зачастую головокружительные повороты основного сюжета — результат ничем не сдерживаемого полета фантазии автора. «Наставница королевы» охватывает период с 1516 по 1562 годы, в «Отравленном саде» действие спрессовано в несколько месяцев 1558 года — незадолго до того, как Елизавета взошла на трон Англии. Пока же престол занимает ее старшая сестра, дочь короля Генриха VIII от католички Екатерины Арагонской, — знаменитая Мария Кровавая. И полыхают на площадях Лондона костры, зажженные испанскими инквизиторами, и гибнут сотнями «еретики», принявшие новую, протестантскую веру, порвавшие с властью Рима. Надежда простых англичан — принцесса Елизавета, горячая сторонница новой веры.

Но до короны и скипетра надо еще дожить… А тем временем кто-то методически старается извести под корень уцелевших Болейнов — Марию, ее детей, а затем и племянницу Елизавету. И тогда двадцатипятилетняя наследница престола берет расследование в свои руки. Переодевшись юношей, она проникает в замок Хивер — фамильное имение Болейнов, ныне принадлежащее фанатичным сторонникам королевы-католички. Там, где прошло детство ее матери и тети, Елизавета пытается раскрыть заговор и обнаружить убийцу, пока тот не добрался до нее самой…

Это, конечно, чистый вымысел автора. Но читается роман на одном дыхании, тем более что объем книги позволяет одолеть ее быстро. Литературная критика особо отмечала достоверность деталей быта той эпохи и удивительно живые образы ближайших слуг Елизаветы, которые помогают принцессе в ее отчаянном предприятии.

Возможно, один из предлагаемых романов понравится вам больше, но удовольствие вы гарантированно получите от обоих!

Мне все никак не верилось, что сейчас будут убивать саму королеву. И совсем не хотелось наблюдать за тем, как будут рубить голову Анне Болейн. И все же я сошла с барки, приплывшей по водам Темзы, подернутым мелкой рябью, и вместе с прочими зрителями вступила в Тауэр[1] через ворота, выходящие на реку. К горлу подступала тошнота, да и на душе было тоскливо.

Мы оказались в Тауэре — и сразу куда-то исчезли и ласковое весеннее солнышко, и легкий ветерок, гулявший по реке. За этими высокими каменными стенами все казалось мрачным, даже дышать стало трудно. Нам указали места в задних рядах небольшой кучки избранных. Слава Богу, мне хотя бы не придется стоять слишком близко к деревянному эшафоту, специально воздвигнутому для предстоящего страшного действа. Я уже мысленно поклялась себе, что крепко-крепко зажмурюсь — никто на это и внимания не обратит, раз мы стоим позади всех, — и тем не менее смотрела во все глаза.

Пусть я и стояла футах в двадцати[2], но посыпанный свежей соломой эшафот, на который вела деревянная лестница, казалось, нависал прямо надо мной. Как же сможет пройти через весь этот ужас Анна — несдержанная на язык, безрассудная, но все же ни в чем не повинная Анна, которую лишили теперь и титула, и власти, и дочери, и супруга? Она всегда утверждала, что крепка в вере, — быть может, это поддержит ее сейчас.

Мне так хотелось умчаться прочь отсюда! И так трудно было держать себя в руках. На глаза навернулись слезы, но я заморгала, прогоняя их.

Толпа затихла: появилась бывшая королева, ведомая констеблем[3] Тауэра сэром Уильямом Кингстоном и сопровождаемая четырьмя фрейлинами. По крайней мере, сейчас, в последние минуты жизни, она не одинока. Рядом с Анной шел ее духовник, они оба сжимали в руках молитвенники. Анна ступала твердо, высоко подняв голову, ее губы беззвучно шептали молитву. Мне показалось, что я разбираю слова: «Если я пойду и долиною смертной тени…»[4]

Она еще не дошла до эшафота, а на него уже поднялись другие, словно желая приветствовать ее: лорд-мэр Лондона, который ровно три года назад снаряжал на Темзе праздничную процессию кораблей в честь коронации Анны, и несколько шерифов[5] в положенных их званию алых мантиях. За ними вслед — вооруженный мечом палач, лицо которого было закрыто черным капюшоном, и его помощник — их привезли из Франции. Увидев того, кто исполнит приговор над ней, Анна невольно дернула головой.

У подножия лестницы женщина, которая еще недавно была королевой Англии, помедлила всего одно мгновение, затем стала подниматься. На ней было платье из черной камчи, с низким вырезом, отороченное мехом, а под ним — темно-красное нижнее платье («Цвет крови мученицы», — подумалось мне). Свои роскошные темные волосы Анна собрала под сеточку, а поверх нее надела головной убор, который сама же ввела в моду — в форме полумесяца, унизанный жемчугами.

Чистым, звенящим голосом она заговорила, не опуская глаз, — да и бумаги у нее в руках не было. Речь она явно выучила наизусть.

— Добрые христиане! Явилась я сюда, дабы умереть по требованию закона, а потому и слова не скажу против него. Явилась я сюда не для того, чтобы обвинять кого бы то ни было, равно как и не для того, чтобы говорить о том, в чем меня обвинили.

Мне было известно, что подобное смирение было частью договора, заключенного между Анной и Кромвелем, приспешником короля. Такую цену она должна была заплатить и за то, что меня допустили сегодня сюда. Мне трудно было выносить эту мысль. Но ради Анны я стояла гордо выпрямившись и не сводя с нее глаз. Коль уж она в силах вынести то, что ее предали и покинули, то и я должна держаться.

— Явилась я сюда, — продолжала она, взглянув мне в глаза и кивнув (хотя со стороны могло показаться, что она этим жестом просто подчеркивает значение своих слов), — лишь для того, чтобы умереть и тем послушно исполнить волю господина моего короля.

«Да будет проклят король!» — мысленно пожелала я, сколь бы изменнической ни была эта мысль. Мужчина, даже столь великий, как Генрих Тюдор, не имел права отвергать и казнить женщину, которой он так долго и настойчиво добивался, которая родила ему ребенка — малышку Елизавету, горячо мной любимую. Чудовищные обвинения против Анны были сфабрикованы, но я не смела сказать об этом. Мне хотелось вопить от злости, хотелось броситься на эшафот и спасти ее, но вместо этого я стояла как каменная — благоговение и ужас пригвоздили меня к месту. Но раз уж позади меня не было ни одной живой души, я отважилась поднять руку и показать Анне крошечное сокровище, которое она мне доверила. Возможно, она не разглядит его; возможно, подумает, что я просто помахала ей на прощание, но я все равно сделала так, как хотела, и быстро опустила руку.

— Я молю Бога, чтобы Он хранил короля, — говорила Анна, снова кивнув (я молилась, чтобы то был знак: она увидела, что я ей показывала), — и ниспослал ему долгие годы царствования, ибо никогда еще не бывало правителя более снисходительного и милосердного. Мне он всегда был добрым господином.