А сына тем временем уже «назначили» руководителем создаваемой в кабинетах Петрогубчека новой «боевой» контрреволюционной организации. В. Н. Таганцев был, по сути дела, обречен. Его не могли спасти ни ходатайства, ни мужественное поведение на допросах, отказ давать «уличающие» друзей показания, отсутствие фактов его контрреволюционной деятельности, показаний свидетелей, доказывающих его руководящую деятельность в «Петроградской боевой организации»... Все было напрасно. Профессор Таганцев попал под равнодушный тяжелый каток «красного террора».
Вполне возможно, что его даже не пытали. Он просто стал жертвой очередной провокации. Что обычно делал порядочный человек, арестованный в годы массовых репрессий 1919—1953 гг.? Если видел, что судьба его решена, старался оградить, спасти других людей, вырвать из-под топора убийц близких, взять на себя вину невинных... Так и поступал руководитель не существовавшего никогда «Комитета боевой организации».
Арестованному Таганцеву не потребовалось много времени, чтобы понять, что его судьба решена, и единственное, что он может сделать, это постараться спасти других проходивших по делу ни в чем не виновных людей. Надежда на это у него появилась после того, как ему были переданы заверения руководителей Президиума ВЧК Дзержинского, Менжинского, Уншлихта и Ягоды в том, что ЧК не будет применять к членам «боевой организации» высшую меру наказания, не будет арестовывать лиц, «случайно или слабо связанных, а равно и освобожденных лиц» и т. д. От
Таганцева же требовалось одно — «разоружиться», подробно рассказать о целях и задачах «боевой организации», ее деятельности. Потребность в такой информации была огромной, так как шитое белыми нитками дело начало «трещать по всем швам», а это было чревато немалыми неприятностями, ведь о нем раззвонили на всю страну.
Понимая, что предложенные следствием «правила игры» все равно придется принять, Таганцев стал действовать: основную вину за деятельность не существовавшей в реальности контрреволюционной организации взял на себя, потребовал от руководства ЧК освободить тех, кто был задержан во время облав и засад случайно! Поставил вопрос о том, чтобы был освидетельствован Василий Иванович Орловский, дававший фантасмагорические показания о «контрреволюционном подполье», не без оснований предполагая его явную психическую невменяемость!
Ход дела принял такой оборот, что В. Таганцев уже не может отрицать антисоветский характер своих воззрений, но еще пытается убедить палачей, что даже если приписываемую ему мифическую организацию можно определить как контрреволюционную, то никак нельзя как «боевую», готовившую вооруженный террор. Он всячески открещивается от боевиков Савинкова и требует от руководства ВЧК дать опровержение в газете «Свобода»: об отсутствии связей между «Петроградской боевой организацией» и Савинковской организацией...
И обратите внимание на последовательность событий: только после получения всех гарантий и обещаний от руководства ВЧК Таганцев начинает давать показания, без которых не было бы многостраничного дела... Ценой своей жизни он спасал других. Еще раз подчеркиваю этот момент: Таганцев не выдавал своих друзей, а пытался вывести их из-под «расстрельной» статьи, под которую их явно подводили уже в силу личного знакомства с Таганцевым.
Показания Таганцева — смесь его реальных признаний в антипатии к советской власти (и тут ему, видимо, не приходилось ни притворяться, ни наговаривать на себя) и явной фантастики, когда речь идет, в угоду следствию, о деятельности не существовавшей в реальности организации. При этом, читая дело, трудно избавиться от ощущения, что
Таганцев, словно предполагая, что спустя десятилетия его показания будут читать беспристрастные историки, вставляет то и дело фразы типа «целиком ни одной части в распоряжении заговорщиков не было», «ни одной бронемашины, ни одной батареи не было», «не было у заговорщиков и денег», «только в г. Вышний Волочек я случайно узнал, что моя фамилия в качестве юденичского заговорщика фигурирует в списке в Петрограде», — как бы вскользь подбрасывая мысль — не было «боевой» организации в Петрограде, не было...
Как «создавалась» Петроградская боевая организацияЕсли, как мы утверждали в предыдущей главе, Петроградской боевой организации не было, то что же было? Были люди в Петрограде, настроенные антисоветски. И понять их можно — ничего хорошего не получили от Советов целые социальные слои и группы. И была контрабанда через советско-финскую границу, в рамках которой существовал коридор по перемещению граждан бывшей России в суверенную теперь Финляндию. Поскольку других материалов у чекистов не было, а Таганцева удалось убедить (как обычно, обманув, наобещав «три короба») давать показания, он и давал. Вынужден было наговаривать следователям хоть какую-то информацию. Все это, естественно, наши предположения, основанные на анализе материалов дела. Несколько страниц в показаниях Таганцева, на которых строилось все обвинительное заключение, — это анализ политической и экономической ситуации в России 1921 г., пересказ, в общем-то, современникам достаточно известных сведений о причинах попыток представителей репрессируемых классов и сословий перехода советско- финской границы и т. д. Есть в этих показаниях не имеющая отношения к теме информация, есть и такая, что диву даешься, как она могла оставаться в деле! Единственное объяснение: чекисты были абсолютно уверены, что дело останется закрытым на миллион лет. Ибо в показаниях Таганцева не признание его вины, не факты, подтверждающие существование какое-то «боевой» организации, а обвинение. Приведем хотя бы один фрагмент в подтверждение:
«...После приезда в Москву я получил известие, что дома (в Вышнем Волочке, где Таганцев тогда временно служил. — Авт.) был обыск и оставлена засада... засада сидела, ловила приходивших, потихоньку реквизировала вещи (! — Авт.), причины были для многих совершенно непонятные, в особенности когда попал курьер Сапропелевого комитета, принесший от академика Ольденбурга находившуюся у последнего рукопись отца (академика Н. С. Таганцева, известного ученого), показавшуюся весьма контрреволюционного содержания, ибо там был разбор «Двенадцати» Блока с бунтарскими, как правило, рифмами. Курьер имел несчастье походить на поляка, называться Болеславом и обладать фамилией Гиль, служившей явным указанием на связь с англичанами». (В списках созданных фантазией петроградских чекистов «Английской шпионе - ко-белогвардейской группы» и «Польской шпионско-белогвардейской группы» фамилии курьера мы так и не нашли. Но, кстати, несчастный Гиль был курьером обычного учреждения, то есть разносчиком корреспонденции, а не курьером-подпольщиком тайной организации, и дальнейшая его судьба нам не известна, поскольку он не попал даже в группу «Курьеры Петроградской боевой организации», которая, отчасти, подходила ему по должности).
И далее читаем в показаниях Таганцева поразительную фразу: «Для других слухов... о поисках меня как англопольского шпиона, не было никаких оснований».
В первых показаниях Таганцева, таким образом, нет не только признания какой-то юридической вины перед Отечеством, но нет и никаких порочащих его фактов, которые могли бы использовать против него. Если даже и имели место антисоветские взгляды, то не было даже антисоветской агитации, тем более — вооруженной борьбы против существующей на тот момент власти. Как отмечено, между строк, в показаниях Таганцева, «Петроградская организация получила дополнительное наименование «боевой» уже во время следствия».
На допросе 16.08.21 г. Таганцев категорически отрицает связь его и близких ему по настроениям людей с Савинковым, которая была исключена, учитывая «близость его (Савинкова) к польской разведке, дружбу Савинкова с Пилсудским и отношение к Польше». А 27.08.21 Таганцеву приносят текст этих же показаний, в которые он вносит коррективы. Заметим при этом, что постановление Петроградской ЧК о его расстреле было вынесено 24.08.21. Он был уже обречен, а ему все давали показания на редактуру, обещали, сулили, обманывали, клятвенно заверяя, что освободят тех или иных случайно арестованных по делу, не будут инкриминировать те или иные преступления... Удивительный цинизм...
А он все пытался вывести других из-под удара: вынужденный давать показания, он признает, что во главе «организации» стояли он сам, Ю. Герман (убитый при переходе границы) и В. Шведов (бежавший при аресте), но при этом, на всякий случай, подчеркивает: «однако двое последних не играли доминирующей роли». Казалось, все предусмотрел, всех «отвел» от расстрела. А если и признал что- то, то, во-первых, — уж очень невинные вещи. Так, коли вынужден он признать существование «организации», и коли уж нужно как-то объяснить принадлежность к ней достаточно далеких от борьбы людей (чекисты, судя по всему, уже тогда заставляли самих арестованных сочинять свои «легенды»), то он признает: «профессор Лазаревский должен был разработать закон о выборах в Советы, Ухтомский написал статью о музейном деле в Советской республике», для «мобилизации военных сил был привлечен Иванов П. П., а его помощником должен был стать Майволдов, однако ни тот, ни другой ничего не делали». Вот тебе и боевая организация! Ай да заговорщики — пишут научные статьи, прожекты, ничего не делают!
