Так описал картину мироздания Есениус в своем сочинении о Зороастре. Тогда, когда еще создавалась его книга, он не сомневался в правильности своего представления о Вселенной, но сегодняшний разговор поколебал его уверенность. Ну, а если все же прав этот торунский астроном Коперник, которому так верит Кеплер? Доказательства. Доказательства. Но как их получить? Как прийти к новой истине? Путь один — усомниться в истине старой. Как это сказал Генекин, когда дискутировал о Джордано Бруно?[11] «У истины один критерий: это то, что в человеке самое ценное, самое божественное, — чистый разум. Кто ищет истину, идет святым путем сомнений, тот отбрасывает предрассудки а верит в победу чистого разума».
Кеплер уже вступил на этот путь; Браге находится на распутье. Новый путь манит и его, Есениуса, но он кажется ему еще неизведанным, опасным, ему не хочется сворачивать со старого пути, вот почему его терзают сомнения, мучит неопределенность. Может, подождать, когда кто-нибудь укажет ему этот путь?
«Доказательства! Доказательства!» — неистовствует разум, настолько скованный старыми представлениями, что никак не может от них освободиться.
Гипноз, бог сна, облегчил душевное бремя Есениуса и принес ему успокоение. Он погрузился в темноту, глубокую, как беззвездная ночь.
Если бы Есениус был знаком с порядками, заведенными в доме Браге, он бы утром поспал дольше. Но он встал рано» оделся и спустился на кухню, где пани Кристина уже суетилась возле печи. Когда Есениус отворил дверь, она как раз обдумывала, какой суп приготовить к завтраку для дорогого гостя.
— Бог мой, магнифиценция![12] — воскликнула она. — Что это вы в такую рань? Что же не поспали как следует? Наши спят еще крепким сном. Угодно зам что-нибудь? Может, еще приляжете?
Есениуса тронула ее заботливость. Он ответил, что выспался и теперь ему все равно не заснуть,
Он присел у стола и завел разговор с хозяйкой.
— У вас, дани Кристина, наверное, хватает работы — легко ли готовить для стольких людей? — проговорил Есениус.
Пани Кристина рассмеялась. Сверкнули два ряда ее крепких белых зубов.
— Вот уж действительно не могу Похвастаться, что у меня бывает свободная минутка! С утра до вечера я как белка в колесе. Счастье, что есть у меня помощницы-дочери. Одна бы я со всем не управилась. Тихо хочет, чтобы я наняла прислугу, но это было бы просто смешно: три женщины в доме, а с хозяйством управиться не могут. Правда, дочери с радостью бы согласились иметь прислугу, но я на — это не пойду. Не хватало еще, чтобы я барыней стала!
Пани Кристина не походила на столичную даму. Репутация мужа и его видное положение при дворе ничуть не изменили ее привычек, усвоенных с детства, проведенного в деревне.
Есениус поинтересовался, бывает ли она при дворе.
— Что я, простая женщина, стала бы делать в этом Вавилоне? С меня хватит и того, что там Тихо. Ведь вы знаете по собственному опыту, что государева служба — тяжелая служба.
Доктора занимал разговор с пани Кристиной, но в это время вошел его шурин. Тот тоже изумился, застав в кухне Есениуса.
— Ты уже поднялся, Иоганн? А я думал, ты встанешь только к обеду.
Есениус решил использовать свободное время для работы.
— Мастерская у вас есть поблизости? — спросил он у Адама.
Адам, бледный, веснушчатый паренек, удивленно посмотрел на своего шурина:
— Есть. Позади дома, во дворе. Мы там чиним инструменты. Кое-какие изготовили даже заново. Тебе что-нибудь нужно?
— Да, — ответил Есениус и встал.
Он извинился перед пани Кристиной и пошел с Адамом во двор.
Когда они закрыли за собой двери мастерской, Есениус поделился с шурином своим планом.
— Я бы хотел сделать Браге новую накладку на нос. Получше теперешней. Мне потребуется кусок меди и кусок серебра.
— Медь-то здесь найдется, — заметил Адам и стал рыться в сундуке, где были сложены куски различных металлов, — а вот с серебром будет потруднее. Я должен попросить у мастера.
— Нужен еще воск.
— Это можно. Воску у нас хоть отбавляй.
Браге не мог не удивиться, когда нашел своего гостя вместе с Адамом Фельсом в мастерской, и развеселился как дитя, узнав, что они собрались мастерить. Браге принес кусочек серебра и не очень возражал, когда доктор запросил немного чистого золота.
Есениус снял форму с носа Браге и приступил к работе. Вокруг собралось много зрителей: сам Браге и все его помощники. Тюге помогал готовить сплав из меди и серебра, который, как предполагал Есениус, должен был по цвету напоминать человеческую кожу. Поэтому Браге пришлось тоже присутствовать. Вместе с Йоргеном он отливал металл в форму; Адам оказался отличным помощником при ковке и шлифовке накладки. Лишь Тенгнагель не принимал участия в общем деле и сокрушенно бубнил:
— И где это видано, чтобы кто-нибудь делал себе позолоченный нос?
— А зачем вам потребовалось золото? — спросил Браге, когда после изготовления накладки Есениус попросил Адама выковать тончайшую золотую пластинку.
— Мы позолотим края накладки, чтобы в кровь не попала медь или грязь.
Браге удовлетворенно усмехнулся, но явно собирался еще что-то выяснить.
— Гм! Гм!.. Все это прекрасно, но как вы думаете укрепить накладку? Или я снова должен буду прилеплять ее пластырем?
— Не бойтесь, я и об этом подумал, — успокоил его Есениус. — Мы надрежем кожицу вокруг носа и вставим в надрез позолоченные краешки накладки. Кожица зарастет, и накладка укрепится. Надеюсь, вы вынесете эту небольшую операцию? Только подумайте, когда можно будет ее произвести, ибо потом вам придется около недели ходить с забинтованным лицом и не показываться на людях.
Лицо Браге осветилось улыбкой.
— Самое лучшее проделать эту операцию сию же минуту. Но я прежде всего должен сообщить об этом императору и попросить его, чтобы на эту неделю он освободил меня от службы… Благодарю вас, друг мой, сердечно благодарю за такую заботу обо мне. Трудно даже представить, как я доволен…
Королевские бани, называемые также банями короля Вацлава IV, были в то время самыми популярными в Праге. Там собиралось избранное общество. В Праге насчитывалось восемнадцать общественных бань. И только уважаемые люди посещали бани на берегу Влтавы, близ Каменного моста. А гости и доныне рассказывали немало историй о веселом короле Вацлаве IV, ходившем сюда со своим палачом не столько мыться, сколько ради хорошего вина и веселого общества, которое здесь всегда можно было найти. Незабываемые посещения короля двести лет назад поставили эти бани в особое положение: сюда приходили лишь паны и богатые горожане. Простой народ чувствовал, что здесь ему делать нечего, и поэтому мылся в других банях, обычных и более дешевых.
Когда Есениус и Браге вошли в баню, их сразу же окутало облако горячего пара. В густом тумане торопливо сновали взад и вперед парни с ведрами. Они приносили холодную воду и выливали ее в котлы, расставленные в ряд. Есениус остановился в дверях, заинтересовавшись работой банщиков. Двое парней, раздетые донага, огромными железными клещами с деревянной ручкой вынимали из печей большие, добела раскаленные камни и бросали их в котлы. Вода в котлах шипела, как змея, а головы банщиков пропадали в облаке пара. Время от времени один из парней опускал руку в воду и пробовал, достаточно ли она горяча. Когда ему казалось, что вода готова, он кивком головы подзывал своего напарника, и они вместе вынимали камни из котла и клали на каменный пол, где камни сразу же высыхали. Потом закладывали камни обратно в печь. Между тем другие парни, на которых были лишь кожаные фартуки да башмаки на деревянной подошве, зачерпывали ведрами горячую воду и относили ее в громадное помещение, предназначенное для мытья, — оттуда слышались говор и смех.
— Однако здесь весело! — засмеялся Есениус, отводя взгляд от котельни.
— Магистр Бахачек уже пришел? — спросил Браге одного из банщиков.
— Совсем недавно, вместе с магистром Кеплером. Их кадушки в левом углу.
— Приготовьте там и для нас. Если можно, рядом с ними.
— Приготовлю все так, как ваша милость желает, — поспешил ответить банщик.
Он ждал от высокого гостя чаевых и старался мелкими услугами расположить его к себе.
Королевские бани отличались еще одной особенностью: если в других банях посетители мылись по двое в одной кадушке, то здесь у каждого была своя, а это было роскошью.
— Сюда, сюда! — раздался в этот момент громкий голос с другого конца бани, который тонул в белом тумане.
Есениус посмотрел в ту сторону. Там рядом с двумя кадушками, вокруг которых суетился банщик, стоял худощавый Кеплер и небольшого роста коренастый человек с круглой лысой головой.
