— И что же произошло дальше, Сергей Николаевич? Неужели смена лиц на посту главного командования произошла под влиянием Распутина, вернее сказать, его еврейского окружения?— спросил Мураховский, глядя выжидательно на Рамсина.
— В Петрограде сегодня достаточно тех из пораженческой интеллигенции, из хилых, безвольных и трагически недалёких людей бюрократии и особенно среди тех злоумышленников, подкапывающих устои нашего государства, которые приписывают каждый шаг нашего царя воле сибирского мужика. Никто из этих тупиц и злоумышленников там, кроме старика Горемыкина, не понимал того отчаянного положения на нашем западном фронте, которое создалось в 1915 году после прорыва «фаланги Макензена» на отрезке нашего фронта Тарново-Горлице. Сегодня здравомыслящие люди в столице и, я думаю, очень многие из массы рядовых людей в империи убеждены в том, что только решительный и благовременный шаг царя — взять в свои руки командование фронтом — спасло русскую армию от неминуемого позорного разгрома.
Вы помните те ужасные дни поспешного отступления наших армий под невыносимым огнём германского оружия на всём фронте от Чёрного до Балтийского моря, когда наше высшее командование, настаивавшее на этой волне, убедилось в своих преступных ошибках и военностратегической несостоятельности и полностью растерялось перед надвигавшимся полным и позорным поражением русской военной силы. Помимо каких бы там ни было интриг и влияний государь видел сам спасение положения на фронте только в своём личном выступлении в самом эпицентре грозных событий. Помимо нечеловеческого напряжения всех физических и духовных сил в связи с положением на фронте русский царь победил оголтелую оппозицию против своего шага множества «мнимых величин» из круга Правительства и Государственной Думы. Скажу тут ещё больше. Наш царь своим присутствием на арене внешней борьбы уже нанёс превентивное поражение германо-австрийской военной силе. Она бесповоротно израсходовала поражающую силу замаха своего «МОЛОТА». Германский «БЛИЦ» русский народ отвёл от бесчестных союзников на Марне, в повторение его утопил в Висле. Мы теперь с каждым днём можем наблюдать рост наших шансов на победу и иметь убеждение, что время работает на Россию.
Но государю было невмочь бороться и думать на два фронта. На внутреннем фронте по управлению страною у него не было выдающихся по уму, по трудоспособности и по беспрекословной преданности людей — государственных мужей. Наоборот, он мог ожидать из непроглядной чащи так называемой Государственной Думы только неосмысленных неожиданностей и именно теперь, когда нервы нашей страны напряжены до отказа. Чем могли помочь ему те министры, которые протестовали против его решения взять в свои руки главное командование фронтом и писали ему в своём коллективном письме: «Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и Родине». Во внутреннем управлении стала играть теперь значительную роль царица. Как женщина и как мать она подпала под влияние и Вырубовой, и Распутина. Советам Вырубовой она доверялась вполне, а просьбам и даже настояниям старца она боялась отказать, так как жизнь её сына находилась в его руках. Агенты тёмных сил в лице Симановича, Гинзбурга, Соловейчика и других, использовали созданное ими же положение для своих целей — дискриминации и свержения самодержавия и водворения в Петрограде своего влияния. С этих пор вокруг Распутина стали появляться всё новые и новые лица «избранного народа». Один из этих новых лиц был еврей-выкрест Манасевич-Мануйлов. Этот человек был широко известен в Петрограде да и в Москве, как тип самого низкого аморального пошиба, как бессовестный интриган и предприниматель самых гнусных «гешефтов»[20]. Он происходил из бедной еврейской семьи Манасевич. Сибирский купец Мануйлов усыновил его, выкрестил и готовил его себе помощником в торговле. С детских лет Манасевич-Мануйлов показывал наклонности скверного человека. От торговца Мануйлова он перешёл к князю Мещёрскому, возымевшему к смазливому мальчику особую симпатию, которой тот очень умело воспользовался. Через Мещёрского молодой Мануйлов получил доступ в высший круг петроградского общества и скоро почувствовал себя самостоятельно. Он пролез в Охранное отделение Петрограда, был в качестве агента послан во Францию и за двусмысленную роль, которую, как русский агент сыграл в Париже, был отозван назад в Петроград. Как еврей-выкрест он сумел забраться в качестве сотрудника даже в такую юдофобскую газету, как «Новое Время», вошёл в доверие правых кругов и добрался в редакции этой газеты до такого важного поста как начальника разведки. По нашим законам еврей-выкрест был равноправным гражданином, и Мануйлов пользовался этим доверием без стеснения. Свою службу в Охранном отделении он не оставил. За плечами охранки он принимал участие в бесчисленных политических скандалах и самых гнусных обманах. Он умел везде и любыми средствами выколачивать деньги. Как агента охранки его боялись и, в то же время, гнушались. Симанович нашёл нужным и благовременным ввести этого «Мануйлова» в еврейское окружение Распутина.
С этой поры, старец потерял совершенно свою самостоятельность. Еврейское окружение регулировало его жизнь и деятельность в полном согласии со своими целями. Он почти совсем прекратил встречи с теми немногими людьми, которые, так или иначе, могли бы повлиять на него в смысле, нежелательном еврейскому окружению. Распутин веселился, много пил, проводил ночи с женщинами, не заботясь о том, во что обходились его оргии. Его теперешние попечители толкали его «сами к этому образу жизни и, окружив его довольством, платили щедро часто даже малые издержки, не моргнув глазом. Распутин был теперь их большой ставкой. Очень немногие в Петрограде знают сегодня об этой полной зависимости его от тёмных сил, но всюду в России считают самого Распутина этой «тёмной силой».
Отсюда начались те странные, на первый взгляд, перетасовки министров и высоких чиновников, которые вызывали удивление и часто возмущение многих людей в России[21]. Никто не предполагал того, что эти новые назначения были результатом подлого, тонко сплетённого шантажа, и обвиняли высшую власть. Назначение на пост президента министров Штюрмера, о котором я говорил раньше, затем Манасевича-Мануйлова, как его первого секретаря, известного в столице пройдохи и авантюриста, вызвали по всей России удручающее впечатление и неудовольствие. Вы помните, что об этом писалось в правой и левой печати. Левая печать, знавшая точно, чьими ставленниками были эти люди, открыто критиковала высший авторитет— царя. Вдохновители этой печати создали «реальное основание», а она, пользуясь этим «основанием», плела по их же приказу подозрения и слухи с целью подорвать доверие к высшему авторитету.
Рамсин умолк и, задумавшись, смотрел куда-то в парк.
— Похоже на то, что рыба начала вонять с головы, — сказал глухо Лешнев и; откашлявшись, продолжал, глядя на Мураховского: — К чему были наши усилия в последние годы, Андрей Иванович? Чем могли тут помочь Отечественники и возрожденческий порыв разных там Водынских, когда в высших сферах государственной жизни диктуют они — анонимы, когда при Дворе и вокруг него царят непроходимая наивность и, скажу даже, глупость? Всё это там похоже на непроходимое болото, из которого больше не выбраться. Не знаю, но мне, узнав об этом, становится тошно жить.
Мураховский посмотрел на него с невесёлой усмешкой и, затянувшись глубоко дымом папиросы, сказал, покачивая головой:
Если они там, в столице, запутались в силках тёмной силы, то это их вина. Они там, на верхах, не имеют права быть ни наивными, ни мягкими. Да они и не первые, которых та же самая тёмная сила поймала в свои силки. В них запутались когда-то фараоны, в них попал также и царь Вавилона и сколько там ещё других коронованных и не коронованных голов на протяжении тысячелетий. Ошибка в том, что эту мировую опасность все и постоянно забывают подвергнуть глубокому научному и полицейскому исследованию и, как особый предмет изучения, передавать из поколения в поколение. Тут не наивность под вопросом, а незнание и забывчивость виноваты во всём. Об этой акутной опасности расовых домогательств «избранного» народа должны знать все те, кто призваны управлять народом и, безусловно, его интеллигенция. Без этой защитной меры невозможно положить конец проискам тёмных сил. Я не причисляю к тёмным силам всех евреев без исключения. Далеко не все они причастны к ним, а существуют уже целые легионы неевреев, которые душой и телом принадлежат к лагерю тёмной силы. Евреи были, пожалуй, её основоположниками, а что эту силу поддерживают теперь сотни тысяч людей из других народностей, то в этом нет никакого сомнения.
