Все изменилось с приездом рослого статного старика со шрамом на лице и густой гривой седых волос до плеч. Он два дня понаблюдал за поведением великого князя и его дружинников, а на третий день сдернул пуховое одеяло со Святослава еще до зари.
— Если хочешь стать конунгом, вставай раньше всех и ешь вместе со всеми.
— Тебя прислал воевода Свенельд? — моргая спросонок, догадался Святослав.
— И я сделал из него неплохого воеводу, — самодовольно усмехнулся варяг. — А из тебя сотворю конунга, если ты будешь мне подчиняться. И строго исполнять все заповеди. Одну ты уже знаешь — вставать раньше всех.
— А вторая? — спросил великий князь, лаская крупного сторожевого пса.
— Спать на голой земле, подстелив попону и положив седло под голову. Ноги — к костру, меч всегда под правой рукой. Не возить с собой никаких обозов, а питаться тем, что убьешь на охоте, или кониной, если охота была неудачной. Тонкие кусочки мяса, чуть обжаренные на костре, твоя пища, конунг.
— И это все?
— Осталась клятва. Каждый воин твоей дружины обязан поклясться тебе, что исполнит любой твой приказ, прикроет тебя мечом или щитом в бою и никогда ни под какими пытками не выдаст твоих замыслов. За неисполнение этой клятвы — смерть. Ты должен быть жестоким, но справедливым и всегда сражаться впереди своих воинов. Тогда ты — конунг и князь.
— И это — все твои заповеди?
— Нет, — резко ответил старик, неодобрительно глядя, как Святослав играет с собакой. — Всегда с честью хорони павших в бою соратников. Их могила — костер, их пропуск в бессмертие — кровавая жертва.
— Прими мою благодарность, варяг.
Старик поднялся. Сказал вдруг:
— Убей собаку.
— Что?.. — опешил великий князь.
— Убей пса! — рявкнул варяг. — Здесь, когда уйду. Разделай ее и угости собачиной дружину и меня.
— Я… Я не могу, — залепетал Святослав. — Я… Я учил ее, она выполняет все мои приказы…
— Убей. И угости. Иначе не быть тебе конунгом никогда.
И вышел.
А великий князь заплакал. Слезы текли по его щекам, пес слизывал эти слезы, лизал лицо и руки. Левой рукой Святослав прижимал к себе косматую голову друга, а правая ощупью искала нож. И вот, продолжая прижимать к себе пса, он начал бить его ножом, не глядя, куда бьет. А собака жалобно скулила и продолжала преданно лизать его лицо.
Когда же она перестала скулить и дергаться, великий князь осторожно положил ее на землю. Шмыгая носом, снял шкуру, разделал и, вымыв зареванное свое лицо, вынес мясо к костру. Варяг что-то рассказывал дружине, кто-то смеялся, а Святослава душили слезы. И все же он довел дело до конца: раздул костер, разгреб уголья и положил на них куски мяса.
— Не пережарь! — крикнул варяг. — Мясо надо есть полусырым. Тогда его сила входит в тело.
Потом все ели это мясо. Святослав попытался было отказаться, но варяг заставил его съесть последний кусок, как то полагалось конунгу.
— Завтра еще поговорим, — сказал старик, насытившись. — У нас много бесед впереди.
Беседы проходили по вечерам и растянулись на несколько дней, поскольку варяг быстро уставал. Святослав возненавидел жестокого старика, повелевшего убить любимую собаку, но пришлось терпеть. Он утешал себя тем, что дружине требовался перерыв, потому что до сей поры, каждый день великий князь учился наносить и отражать удары под строгим и придирчивым взглядом Морозко.
— Левое плечо вперед! Левое, потому что ты, великий князь, идешь в атаку!..
Будущие воины занимались рукопашным боем в тигелеях, как долго еще назывались простроченные ватные кафтаны, и только сам Святослав был в доспехах. Учебные мечи были тупыми, но тяжесть их ударов пробивала вату до тела, и рядовые дружинники ходили в синяках. Пот тек градом, тело уже не впитывало его, а Морозко не давал им ни спуску, ни передыху. Святослав учился бою, не щадя себя. Так же, как простые воины, обливался потом и слышал несмолкающий звон мечей. Но он не жаловался, потому что хотел быть лучше всех. Он всегда, всю жизнь хотел быть лучше всех, удачливее всех, а самое главное, хотел прославиться, стать знаменитым. Чтобы ему кричали «Хвала» и «Слава!», чтобы девушки забрасывали цветами, чтобы о его подвигах пели у вечерних костров дружинники.
Вставал с зарею, раздувал огонь для спящих дружинников, а ложился поздно, потому что вечерами шли нравоучительные беседы со старым варягом.
— Есть ли высшая цель у конунга?
— Есть. Создать государство, в котором он будет править безраздельно, опираясь на свою дружину. Это удалось твоему деду Рюрику.
— А месть?
— Месть? Если ты о своей дружине, то ты не имеешь на нее права. Даже если кто-то струсит в бою, меру наказания должна определять вся дружина, а твое дело либо утвердить ее решение, либо отменить его.
— Я спрашиваю о личной мести, варяг. Имеет ли право конунг на личную месть, или он должен просить согласия дружины?
— Никакого согласия дружины не требуется конунгу, когда он решает личные вопросы.
— Какова самая страшная месть личному врагу? Смерть?
— Нет, конунг. Для воина нет ничего страшнее несмываемого позора.
— Что это значит?
— Насилие. Например, над его дочерью, сестрой или женой.
— Тогда мой враг пожелает встретиться со мной на поединке?
— И примет смерть опозоренным, если ты победишь его в честном бою.
Святослав помолчал. Потом раздвинул губы, это было лишь подобие улыбки.
— Прими мою благодарность, варяг. Ты хорошо ответил на мои вопросы.
— Ты станешь знаменитым конунгом, великий князь, если…
— Если что?
— Если найдешь свой собственный, необычный способ сражения. Для этого нужен опыт.
2
Об этом разговоре люди Неслыха тут же донесли своему начальнику, а тот осторожно поведал Свенельду.
— Значит, ему нужна победоносная война, — решил не терпящий интриг великий воевода. — Как там твои вятичи, Неслых?
— Все подготовлено, великий воевода. Как повелишь, так вятичская молодежь сразу же и ворвется в Киевские земли.
— Вот туда мы и пошлем дружину Святослава, подкрепив ее опытным Морозко. О сроке вылазки сообщу.
Через неделю Свенельд навестил Летний княжеский дворец, понаблюдал за учебными боями, похвалил внуков Зигбъерна Икмора и Сфенкла, потрепал по голове своего любимца Руслана, а Святослава увел далеко в сторону для особого разговора.
— У тебя хорошая дружина, великий князь. Пора опробовать ее в деле.
— Против кочевников?
— Против вятичей. Они намереваются нарушить договор, пересечь наши границы и разграбить селение. А, разграбив, сжечь.
— Они достойны самого жестокого наказания, воевода.
— Тебе и меч в руки. Твоим заместителем будет Морозко. Прислушивайся к его советам, великий князь. Он — опытный воин.
— Я это почувствовал по своему поту.
А подвоеводе Морозко воевода Свенельд сказал с глазу на глаз:
— Великого князя не удерживай, но не вступай в земли вятичей до моего личного приказа. Даже если Святослав и потерпит поражение в первом походе, то найдет в себе силы понять, как следует воевать в дальнейшем. Поражения учат лучше побед.
— Все понял, великий воевода.
— Я отдам под твое командование два десятка моих дружинников. Десятку ты отдашь великому князю. Таких, которые знают, как воевать в лесах. И пришлю кольчуги на всех. Пусть наденут под рубахи, стрелы вятичей бьют без промаха. Когда все исполнишь, пришли гонца. Я передам с ним, когда следует выступить.
Теперь Морозко знал, с кем в первый раз должна была встретиться юная дружина Святослава. И сразу же отменил все рукопашные бои. Теперь его воспитанники от зари до зари учились, как защищаться от стрел. Как угадывать ее полет, под каким углом ставить щит навстречу летящей стреле. Как построить из щитов круг в случае неожиданной атаки противника, а как — черепаху, если эта атака будет сопровождаться стрельбой из луков.
— У тебя должны быть два верных друга, великий князь, — говорил Свенельд Святославу. — Один должен прикрывать в бою твою левую руку, второй — спину. Ты знаешь, кто эти друзья?
— Сфенкл и Икмор, внуки Зигбъерна. Кроме того, под моей правой рукой всегда будет Руслан.
— Это отличные воины и преданные друзья. Тогда мы высылаем гонца, что готовы навестить вятичей.
Вскоре прибыл ответный гонец великого воеводы, слово в слово повторивший его приказ.
— Выступить в ночь. Проводник встретит и приведет на место, где следует укрыться и ждать нападения. Пленных отправить в Киев под конвоем.
— Вот твой первый бой, великий князь, — улыбнулся Морозко.
— Второй, — поправил Святослав. — Первый был в день пострижения. Я помню его, как праздник.
— Значит, все твои сражения будут праздниками, великий князь.
— Надеюсь, — проворчал Святослав.
После необычно длинных занятий Морозко объявил перерыв на обед. Этот поздний обед был на редкость обильным. Проходя между костров, вокруг которых пировала притомившаяся дружина великого князя, Морозко приговаривал.
