– Иди ближе и не кричи так. Слушай меня. Неправильно делаешь ты, а не я. Помню, для чего послали. Но только напрасно ты думаешь, что к дуракам послали, – обогнули с разных сторон большую лужу, сошлись снова. – Вся деревня у нас вот где должна быть, – Платоныч протянул руку ладонью кверху. Она была маленькая, ладонь, сморщенная. – Всех надо вот так видеть. И знать. И блох не ловить – главное. А от школы я не отступлюсь. Не они, так дети ихние спасибо скажут. Так, Кузьма. Будь умнее. Не торопись.
Вечером того же дня у Егора с отцом произошел короткий разговор.
Емельян Спиридоныч только что проснулся, сидел на лавке, разогретый сном, пил с передышками квас. Блаженно кряхтел.
Егор вошел с улицы – полушубок нараспашку. Не снимая шапки, сразу начал:
– Тять, хочу жениться.
– Хм. Кого хочешь брать?
– Марью… Попову.
Емельян Спиридоныч отставил ковш. Даже не захотел повысить голос.
– Ты што, смеешься надо мной?
– Не смеюсь. Люблю девку.
– Иди кобылу мою полюби. Здоровый балда, а умишка ни на грош. Больше не подходи ко мне с таким разговором.
– Тогда сам пойду сватать, – решил Егор. – Со мной не будет, как с Кондратом, – он, не поворачиваясь, стал отходить к двери. И хоть он и ждал этого, едва успел увернуться: ковш, брызгая во все стороны квасом, пролетел около его головы, ударился о косяк и, звякая, покатился по полу.
– Собака! Научились с отцом разговаривать!! – послал Емельян Спиридоныч громовым голосом вслед сыну.
Егор вылетел из сеней, вытирая рукавом лицо – квасом попало. Навстречу на крыльцо поднимался Макар.
– Ломанул чем-нибудь? – спросил он, улыбаясь. Егор загородил ему дорогу.
– Пошли со мной.
– Куда?
– К Поповым. Сватать.
Сросшиеся смоляные брови Макара поползли вверх.
– Он што… согласный?
– Согласный. Пойдем самогону достанем…
Егор развернул брата и, не давая ему опомниться, потащил за собой. Тот шел и не шел: не верилось.
– А чего ты такой выскочил?
– Эта… Я потом расскажу. Пойдем.
– Врешь, – понял Макар и остановился. – Ты чего надумал?
– Выручи, Макар, пошли. Высватаем, приведу в дом – не выгонит. Побоится позора. А выгонит – хрен с ним. Но все равно будет по-моему.
Макар думал. Такое сватовство лично ему могло выйти боком. Но очень хотелось досадить отцу. В душе он был согласен с Егором. Вскинул голову, озорно сверкнул глазом.
– Пошли.
Купили в одном известном им доме три бутылки самогону и направились к Поповым. Первым – Макар. Азартная, ярая душа его разыгралась не на шутку. Его уже нельзя было остановить. Вздумай сейчас Егор удариться на попятную – он пошел бы сватать один. За себя.
– Замесили дельце! – потирал он, довольный, руки.
Огня у Поповых еще не было. Макар впотьмах налетел на табуретку. – Дядя Сергей!
– Оу!
– Где ты тут? Запаляй огонь – гости пришли! – распоряжался Макар.
Марья зажгла лампу и, когда увидела у порога серьезного, собранного Егора и сияющего Макара посреди избы, вспыхнула горячим, предательским румянцем. Сергей Федорыч понял позже.
– Вам чего, ребяты?…
– Нам-то?… – Макар, к немалому удивлению хозяина, быстро разделся, прошел к столу. За ним так же быстро и решительно смахнул с плеч полушубок Егор. – Нам для начала капустки. Есть? А потом потолкуем, – Макар значительно посмотрел на Марью. Она не знала, куда девать свои ясные, посчастливевшие глаза.
Сергей Федорыч понял наконец. Приосанился. Первый раз, за первую дочь пришли свататься. Теперь – не ударить лицом в грязь.
– Вон вы какие гости-то! – сказал он, как бы решая для себя: не выставить ли сразу таких гостей?
Но долго не смог притворяться.
– Марья, неси капусту, – сел к столу. Потрогал маленькой высохшей рукой бутылку. – Запотела, сволочь.
Макар достал из кармана большой шмат сала (заходил по дороге к брату Ефиму), сдул с шершавой корочки табак, шлепнул на стол.
Ребятишки внимательно смотрели на них с печки.
Сергей Федорыч отхватил ножом хороший кусок, бросил им.
– Только с хлебом ешьте.
Марья принесла в чашке капусту. Поставила на стол и отошла в сторонку.
– Та-ак. А сам Емельян Спиридоныч к бедным не ходит сватать? – спросил Сергей Федорыч.
– Ему некогда, – ответил Макар.
Хитрый Ефим зачуял недоброе.
Отрезая Макару сало, невзначай спросил:
– Зачем тебе сало-то?
– Выпьем тут с дружками.
Ефим понял, что замышляет Макар какое-то темное дело. То ли драку или чего похуже.
Проводил Макара, собрался – и ходом к отцу.
С порога спросил:
– Где ребята?
– Не знаю. А што?
– Приходил сейчас Макар ко мне, попросил сала. А у самого карманы оттопырены, – по-видимому, бутылки с самогоном. Не затеяли они чего?
Емельян Спиридоныч, набрякая темной кровью, спросил:
– Егорка был с ним?
– Был. Только тот не заходил, а на улице дожидался. Но пошли вместе.
Емельян Спиридоныч вскочил с места, тяжело забегал по избе.
– Ах, подлецы! Сукины дети!… Ведь они сватать Маньку пошли! Ну-ка… где мои сапоги?! – наливаясь гневом, заорал он. Сам увидел их у порога. С трудом натаскивая прямо на голую ногу, тихо и страшно гудел: – Головы пооткручиваю паразитам… Месиво пойду сделаю!
– Чью Маньку-то?
– Попову.
Ефим даже ахнул: голь перекатная!
– Макар, што ли?
– Егорка… Гад сумеречный! Пошли.
Сергей Федорыч быстро захмелел. Обхватил маленькую косматую головенку тихо, с тоской запел:
Оборвал песню. Из-под пальцев на стол быстро-быстро закапали слезы.
– Старуха моя… Степанидушка… Не дожила ты до этого дня. А хотела она…
Егор стиснул зубы и пошевелился, чтобы унять дрожь.
– Тять, зачем ты об этом? Не надо, – попросила Марья.
Макар сохранял деловое настроение.
– Так что, Федорыч?… Отдаешь за нас Марью?
Сергей Федорыч помолчал и вдруг громко сказал:
– Нехорошие вы люди, Макар! И Егор… тоже ж – Любавин. Корни-то одни. Не хотел бы я с вами родниться, но… пускай. Видно, чему быть, того не миновать.
Макар слегка опешил от такого ответа. Завозился на месте, Егор хмуро и трезво смотрел на пьяненького Сергея Федорыча. А тот помолчал и опять повторил упрямо:
– Плохие вы люди, Егор. Потемые.
– Тятя!… – встряла было Марья.
– Ты молчи! – приказал отец. – Ты ничего еще не понимаешь…
Ефим осторожно подкрался к маленькому, низкому окну. Заглянул с краешка.
– Здесь. За столом сидят.
Слабенькая, легкая дверь с треском расхлобыстнулась от пинка… Как чудище, страшное и невозможное, вырос Емельян Спиридоныч в тесной избушке. Как гром с ясного неба грянул.
– Марш отсюда!
Первым опомнился Макар. Встал. Не знал, что делать: вылетать сразу или немного поартачиться?
Егор сделался белым, сидел, стиснув в руке граненый стакан с самогоном. Не шевелился.
– Я кому сказал! – рявкнул Емельян Спиридоныч.
В тишине, мучительной и напряженной, тоненько звякнул лопнувший стакан в руке Егора.
Макар двинулся к выходу.
Егор сунул окровавленную руку в карман… Тоже поднялся.
Медленно одевались. Слышно было, как со стола мягко и дробно каплет разлитый самогон.
Сергей Федорыч забыл закрыть рот – смотрел на Любавиных.
Последним на улицу вышел Емельян Спиридоныч. Догнал в ограде Егора, коротким сильным ударом в голову сшиб его с ног. Тот вскочил было сгоряча, но Емельян Спиридоныч еще раз достал его. Егор упал навзничь. Отец прыгнул на него, начал топтать ногами.
Оба молчали. Ефим кинулся сзади к отцу, поймал за руки, оттаскивая.
– Убьешь ведь. Убьешь, што ты делаешь? – дышал он в затылок отцу.
Тот легко отбросил его, рванулся опять к Егору. Егор хотел встать, скользил на кровяном снегу, не мог подняться. Емельян Спиридоныч опять кинулся на него, но в это мгновение страшная, резкая боль в голове заслонила от него свет, – никто не заметил, когда Макар выдернул из плетня кол и тенью скользнул к отцу… Емельяна Спиридоныча шатнуло, он пошел было задом на посадку, но устоял, закрутил очугуневшей головой, заревел, как недорезанный бык, и двинулся на сыновей.
– Поднимайся, Егор, скорей! – сдавленным голосом торопил Макар, заслоняя его от отца.
Емельян Спиридоныч шел напролом, ничего не желая видеть – никакой опасности. Колышек тихо прошумел… Хрястнул, сломившись. Емельяна Спиридоныча опять качнуло…
Егор поднялся, побежал к плетню, Макар – за ним, думая, что он убегает совсем. Егор ухватился за кол, легко, как спичку, сломил его.
– Не бежи, Макар!
Макар вернулся. Только вывернул себе другой кол – побольше.
Ефим тоже не дремал: ему подвернулось под руку коромысло… Он переломил его, сунул половинку отцу.
Дышали тяжело, с хрипом. Удары звучали мягко и глухо. Молодые действовали дружно, напористо; под их натиском Емельян Спиридоныч с Ефимом отступали все дальше в глубь ограды.
