— Не мог ночи дождаться, дурак.
Варяги остались ждать, поставив на воротах сторожей, чтобы заранее обнаружить беглецов и упредить их возможное отступление.
А они в это время пробирались лесами и везли на конных носилках умирающего князя. Ехали шагом, чтобы не трясти раненого. Только один раз позволили себе сделать дневку в небольшой веске, решив дать раненому отдохнуть, подкрепить его и свои силы медом и свежим хлебом. Они надеялись, что погоня отстала, а точнее, оставила их. Хотя это было слабое утешение. У того же Волчка ныло сердце от худых предчувствий, хотя относил он их на счет беспокойства за жизнь Святополка. Князь слабел с каждым днем, потеряв много крови и не имея возможности обрести наконец покой. Кони, несшие носилки, хотя и шли шагом, все равно это беспокоило раненого, а раскачивание не давало ране затянуться.
На подъезде к желанному Турову их встретил Кастусь. Он, выскочив из кустов, позвал негромко:
— Волчок! Ты?
— Ну я, — отозвался Волчок, останавливая коня. — Никак, Кастусь. Ты что тут делаешь?
— Я уже четыре дня вас жду. Вон напеременку с Михной.
— Что такое?
— Князю Святополку нельзя в Туров. Там варяги уж пять ден ждут его. Меня дворский послал вас караулить и предупредить.
— Я этого опасался, — переглянулся Волчок с Еловитом.
— Я тоже.
— Что делать?
— Съедем к реке. Что ж на дороге стоять-то. Там решим.
Кастусь вытащил из кустов полный мешок.
— Что у тебя там?
— Да это дворский для вас велел принести. Хлеб тут, рыба вяленая, мед. Хлеб, поди, давно зачерствел.
Они спустились к Припяти в гущу прибрежных ив. У самой воды осторожно сняли носилки с князем, опустили на землю. Развязали мешок, предназначенный им дворским. В мешке оказались и глиняные кружки, чашки, и туес с медом.
— Молодец Никита, — хвалил Еловит. — Теперь мы не пропадем.
Черпали воду из Припяти и запивали ею походную трапезу. Волчок очистил Святополку рыбу, отрывал кусочки, но тот есть не хотел, качал отрицательно головой. Тогда дал ему воды с медом. Воду он попил.
Кастусь с Михной собрались уходить, но Еловит не отпустил их.
— Почему? — удивился Кастусь. — Мы свое сполнили.
— Дурак. Вас варяги возьмут за жабры, и вы выдадите нас.
— Да ты что? Али мы не понимаем? И откуда варягам знать, что мы вас видели?
— Пусть идут, — вступился Волчок. — Княгиню хоть успокоят, что жив князь. Ранен, но жив. Да и без помощи дворского нам далеко не уйти.
— А ну княгиня кинется сюда к сыну?
— Что она, глупая? Не понимает, что ей из дворца носа нельзя высовывать.
— Гляди, Волчок, налетит беда — с тебя спрос.
— Идите, отроки, да не проболтайтесь, — сказал Волчок парням.
— У нас на Посаде воз с сеном стоит, мы на нем воротимся как бы с покоса.
— Вот и ладно. А мы пока здесь перебудем, не век же варяги сидеть в Турове будут.
Кастусь с Михной ушли.
К вечеру совсем стало плохо Святополку, поманил взглядом Волчка. Тот склонился к нему.
— Наверно, помру я, Волчок. Исполни последнюю просьбу мою.
— Говори. Все исполню, как велишь.
— Сходи за Ладой. Хочу с ней проститься. Я ведь… — Голос его пресекся. — Я ведь только ее и любил.
— Ладно. Вот стемнеет. Пойду.
— Иди немедля. Боюсь, не дождусь.
Нечего делать, пришлось Волчку отправиться сразу. Шел к Турову берегом по тальниковым зарослям. Дошел до знакомого причала. Поднялся к улице. Подошел к калитке двора Лютого, взлаяла собака. Кто-то вышел из избы.
— Подойди сюда, — позвал негромко Волчок.
Подошел отрок лет пятнадцати.
— Ну, чего? — спросил настороженно.
— Сынок, — молвил как можно ласковей Волчок. — Позови Ладу.
— А зачем?
— Очень надо.
Видя колебания отрока, Волчок сунул ему полугривну:
— Позови. Будь добр. Человек помирает.
Отрок скрылся, вскоре из избы вышла женщина, направилась к калитке, с ней рядом был отрок. Подошла, вглядывалась в лицо гостя, пытаясь угадать, кто это. Спросила:
— Кто ты?
— Лада, он помирает, — сказал Волчок с нажимом на «он».
— Кто? — спросила встревоженно.
— Тот, с кем ты любилась в юности, — заспешил Волчок, боясь, что она откажет, уйдет. — Он доси только тебя… Хочет проститься… Пойдем, Лада… Тут недалеко… Пойдем. Грех умирающему отказывать.
— А я и не отказываю, — серьезно сказала женщина и стала открывать калитку. — Кочет, ступай домой, я скоро вернусь.
— Нет, мам, я тебя одну не пущу, — сказал отрок с неожиданной твердостью.
— Ну, отцу-то надо осказаться.
— Нет. И не уговаривай. Вернемся вместе. Ничего с ним не случится.
Волчок только теперь заметил в правой руке отрока не то полено, не то скалку. Подумал с усмешкой: «Защитник».
Лада неожиданно спросила:
— А ты куда ведешь нас?
— К нему.
— А разве он не во дворце?
— Во дворце сейчас наши враги. Туда нам нельзя показываться. Скажи сыну своему, чтоб не проболтался ненароком, где мы.
— Что я, маленький? — обиделся отрок.
— А что с ним? — спросила дорогой Лада.
— Был ранен на рати. Кровью изошел.
Когда пришли на место, Лада приблизилась к Святополку, опустилась на колени возле. Всматривалась в забородевшее лицо зрелого мужчины, в измученные, ввалившиеся глаза и никак не могла узнать в нем того далекого юношу, которого полюбила с первого взгляда и никогда уже не забывала. Святополк прошептал тихо:
— Ладушка, милая, спасибо.
— За что, милый? — спросила она ласково, отирая ему ладонью слезы.
Волчок схватил за руку Кочета, сказал ему:
— Не мешай им, — и потянул в сторону, где сидели его товарищи.
Отрок не упирался, отошел, сел возле мужчин, но нет-нет да взглядывал с беспокойством в сторону, где темной птицей склонилась над умирающим князем его мать.
Они о чем-то там тихо говорили, но сидящим и здесь угадывались лишь два слова: «милая», «милый», остальных слов не разобрать было. Лишь шепот тихий, нежный.
Но вот Лада поднялась, подошла к сидящим, сказала отроку решительно:
— Кочет, ступайте с Волчком домой, возьмите весла и два шеста. Гоните сюда две лодии.
— Зачем, мам?
— Делай, что велят. Повезем его к деду на заимку. Здесь ему нельзя оставаться.
Затем, отведя в сторону Волчка, попросила:
— Не говори Кочету, что Светозар — сын князя. Ладно?
— Ты что, и Святополку не сказала о Светозаре?
— Сказала. Вот он и взмолился: покажи, покажи.
— Так в чем дело?
— Не хочу, чтоб Светозар узнал, чей он сын. А Кочет обязательно проговорится. Не хочу.
— Почему?
— Это может сломать ему жизнь. Как ты не понимаешь? Я же мать. Не хочу сыну судьбы отца.
— Ну а как же они, ежели встретятся? Светозар-то со Святополком?
— Он обещал не проговориться. Идите, да побыстрее.
Волчок с Кочетом быстро шли к Турову. Отрок ворчал:
— Дед взбеленится, когда мы туда явимся.
— Почему?
— Ну как же, эта заимка у него тайная. Он на ней всегда со Светозаром ховается. Как завидит дружину, так в лодию — и туда гребет. И ныне вон увидел, что в крепость дружина пожаловала, так хлеба в мешок — и уплыл со Светозаром.
— А чего ж он боится-то?
— Говорит, не хочу, чтоб Светозара в воины забрали.
«Вот старый лис, — подумал о Ждане Волчок, — и меня тогда провел как мальчишку».
Чтоб не дразнить собак, Волчок остался ждать у калитки. Кочет направился в избу и вскоре вышел оттуда с отцом. Вместе с ним они вытащили из сарая весла, шесты, принесли их к калитке.
Лютый проводил их до мостков, помог спихнуть лодийки, спросил:
— Может, и мне с вами? Я б помог.
— Не надо, тятя. Там хватает гребцов.
Окоротив длинные жерди, Святополка прямо на носилках перенесли в лодию, уложили осторожно на дно, подстелив еще несколько подклад. Лада села на носу, уложив голову князя себе на колени. На корму с веслом сел Волчок. Во вторую лодийку сели Еловит с Кочетом, хотя последний очень хотел плыть с матерью. Кое-как она его убедила:
— Ежели вдруг потеряемся, ты-то хоть знаешь, куда идти. А он? Садись на корму и сам греби и толкайся. Ну же!
Ляшко оставался не только из-за коней (с ними бы тоже можно было переплыть), а главное, чтобы сообщить княгине — что и как, если вдруг явится от нее посыльный.
Оттолкнулись, поплыли на ту сторону Припяти. Была уж ночь. Лада склонилась к самому лицу князя, он что-то пытался сказать.
— Что, милый?
— Почему ты тогда не пришла, когда я Волчка присылал?
— Я не могла простить тебе обмана.
— Какого, милая?
— Что ты назвался чужим именем, Василий.
— Как чужим? Что ты говоришь? Василий — имя, данное мне при крещении.
— Как?!
— Да, да, милая. Это мое крещеное имя. А Святополком я опасался напугать тебя. Оттолкнуть.