он по очереди переправил на берег товарищей.
Корабль затонул. Но люди спаслись. Каким чудом? Опять же загадка. Больше двух недель они пробыли без еды и питья, отбиваясь от воинственных туземцев. Товарищи дона Эрнандо до сих пор признавали, что именно благодаря ему, его смекалке и жизнелюбию, они не впадали в отчаянье. Держаться и не сдаваться! В конце концов, как Эрнандо и говорил, дядин корабль обнаружил их и доставил целыми и невредимыми в Манилу.
Это было первое кораблекрушение. С тех пор Эрнандо пережил ещё много других. Назначенный капитаном солдат и матросов филиппинского флота, он разбился о скалы у берегов Кохинхины. Затем познакомился с португальской тюрьмой в Макао, с китайской темницей в Малакке и со страшными узилищами Кантона. Много раз попадал в заключение, всякий раз бежал и заслужил репутацию храбреца.
Если приглядеться, пребывание за решёткой лишний раз духовно роднило его с родственником по плоти — аделантадо Менданьей. Тот всю молодость провёл в тюрьмах Нового Света. В остальном Эрнандо был легче характером, чем аделантадо, прагматичней его и сластолюбив, как тот никогда не бывал.
Когда он не был в море, то лихорадочно предавался малейшему удовольствию, словно боялся, что у него отнимут это счастье. Он до бешенства любил восточную роскошь, смаковал наслаждения Манилы: ведь Провидение могло отправить его обратно в суровый галисийский замок...
Он наслаждался каждым приятным чувством, всячески стараясь не упустить ни одного из плодов, произведённых землёй, испробовать все радости, которые могла дать ему жизнь.
Высшим блаженством было для него найти в Кастилье Антиподов женщину, которая придётся ему по вкусу. А вкусы его по этой части были весьма разнообразны. Ослепительная улыбка индианок (уроженцев Филиппин испанцы звали индейцами), кротких и ласковых, его трогала. Кожа, походка, грация, красота китайских полукровок — потрясали. Короче, туземным подружкам у дона Эрнандо не было счёта. Они ему нравились намного, намного больше, чем дочери и вдовы идальго: те все стремились за него замуж.
Эрнандо ясно понимал, как шикарен для Манилы был человек вроде него: молодой, знатный, да ещё и не обезображенный. Ведь многие испанцы носили следы сражений с разными племенами, которые повсюду поднимали восстания. В Чили мапуче, в Перу — кечуа. А хуже всех — филиппинские малайцы-мусульмане из Минданао, которые так и не покорились. Поэтому у многих белых на лицах были ужасные шрамы.
Но, слава Богу, не у Эрнандо! В двадцать четыре года оно было ещё свежим и круглым, как у ребёнка. Ни борода, ни усы не скрывали черт. Светлая галисийская кожа с веснушками загорела, стала золотистой. Карие глаза, небольшой нос, чувственные губы — в целом, очень приятен на вид. Он знал, что считается одним из самых завидных кавалеров в колонии.
Понимал он и какого он рода. Немного людей такой чистой крови добиралось до Азии! Всего десятка два. Его кузен Дасмариньяс, Морга, Фигероа да ещё несколько человек могли, подобно ему, гордиться благородным происхождением. Остальные все голь да разбойники. Весь сброд, от которого хотели избавиться вице-короли, тянулся на Филиппины. Кастилья Антиподов стала последним сборным местом подонков Нового Света. «Пеной конкисты». Общей свалкой.
Об отвращении к браку дон Эрнандо всюду заявлял громогласно, но это не мешало ему крутить романы и с хорошенькими испанками, попадавшимися навстречу. Сладострастный, но и сентиментальный, он то и дело влюблялся. На день, на неделю на месяц... Такие связи неминуемо вели его к катастрофе — к браку поневоле с сеньорой или сеньоритой, которую он покорил и лишил чести.
До сих пор могущество дяди, а затем кузена — временного губернатора позволяли ему легко отделываться. Он умел давать такое роскошное, такое щедрое отступное (в пользу какого-нибудь другого мужа) выпавшим из сердца жертвам, что те соглашались на выгодную мировую. Даже самые отчаявшиеся, самые желчные и мстительные любовницы признавали: встречаясь с доном Эрнандо, они играют с огнём.
Всякая хотела быть единственной и неповторимой, которая сумеет его удержать, но все знали: ему всегда удастся ускользнуть. Не без ущерба для состояния — любовные похождения сильно его пощипали, — но сохранив лицо и свободу. Шла молва, что из самой скверной истории он может выйти невредим.
«Признаюсь, к стыду своему, — отвечал он, смеясь, кузену Дасмаринасу, когда тот порицал его за проказы и вечные убытки, — я, должно быть, не способен привязаться к одной женщине».
— Какой ханьфу наденет ваше высокоблагородие: голубое или розовое? — иронически спросил Дасмариньяс. Он ненавидел привычку Эрнандо носить шёлковые халаты и купаться в горячей воде на восточный манер.
Дасмариньяс никогда не купался — даже в реке. Он был убеждён, что перуанский обычай вымачивать себя в воде ослабляет тело. Даже хуже того: портит кровь. И реку у себя в поместье губернатор перегородил крепкими решётками не для того, чтобы плавать в бассейне или плескаться там с туземками, а чтобы по лужайке не ходили крокодилы.
Он сидел на веранде, задрав ноги в сапогах со шпорами на перила, кругом опоясывающие дом, и смотрел на отмокающего Эрнандо.
Кузены были, можно сказать, похожи. Не лицом, а молодостью и силой. Дасмариньяс, правда, был почернявей, поменьше и потоньше, но тоже широкоплеч и хорошо сложён. В остальном — совершенно разные люди. Дасмариньяса считали суровым и набожным, строгим и степенным, а Кастро весь бурлил страстями и идеями.
На самом деле они хорошо понимали и дополняли друг друга. Оба честолюбивы. Гордились происхождением, упивались почестями. Оба до крайности отважны и щедры. Две стороны одной медали.
Между тем собраннее, практичнее и хитрее был не тот из них, кто казался серьёзнее. В делах лидировал дон Эрнандо.
Вместе прибыли они в Новый Свет. Вместе перебрались на Филиппины. Собственно говоря, у них всё было общее, кроме детства.
Один из них — Эрнандо — был второй сын в семье из одиннадцати детей и тосковал в средневековом галисийском замке, откуда бедность отца и положение младшего сына не давали ему выбраться. Другой, дон Луис, десяти лет поступил на службу пажом испанской королевы. Был единственным отпрыском мужского пола у человека, близкого ко двору, важного сановника, который побывал
