Ознакомительная версия.
Здание гостиницы только снаружи было внушительным, но совершенно не соответствовало принятым в мире стандартам туристического сервиса. Вид номера вверг нас в шок. Маленькая квадратная комната, большую часть которой занимает кровать; с трех сторон стеклянные стены, в которые бьет солнце на протяжении всего дня. Никакого окна, которое можно было бы открыть. Термометр на стене постоянно показывал тридцать градусов, даже ночью. Нечем было дышать. Ладно, теперь уже ничего не поделаешь. Перебираться еще раз? Где взять силы на это?
Утром мы приступили к осуществлению наших планов. Взяли такси и поехали в предместье, в котором прожили двенадцать лет, со времени возвращения в Ригу и до отъезда в Израиль.
Либо время не пощадило это предместье, либо раньше я не обращала внимания на его убогий вид, но запущенность была видна повсюду. Переулок, который вел с центральной улицы района к нашему бывшему дому, зарос травой. Неужели по этому переулку, мимо этих развалюшек, я ходила каждый день на протяжении лет? Я посмотрела под ноги, как будто искала свои следы.
Ада ориентировалась на местности лучше меня. Она помнила, что за длинной каменной оградой с правой стороны переулка находится фабрика строительных материалов. Действительно, в воздухе стоял запах извести.
Я не чувствовала никакой связи с этим местом, пока не подошла к дому, где мы жили в прошлом. Дом и двор почти не изменились. Вот сарай, в котором мы хранили дрова на зиму. Вот наш участок сада. Даже маленькая избушка стоит на месте. Только здесь, во дворе дома, в моей душе что-то шевельнулось. Здесь росли мои дети. Вот пустырь, где Миша играл в мяч с друзьями. Я иногда отдыхала там, расстилала на траве одеяло и загорала.
Никого из прежних соседей я не увидела. Новые жильцы смотрели на нас подозрительно: в Риге все боятся возвращения прежних хозяев, требующих возврата своего имущества. Лестничная клетка была в ужасном состоянии. Неужели я каждый день поднималась и спускалась по этой лестнице?
Мы сделали несколько снимков дома и ушли. Оставив это запущенное место, я почувствовала облегчение. Мне трудно было представить себе, что, если бы мы не уехали в Израиль, я жила бы там до сих пор.
Отдавая дань ностальгии, мы решили ехать обратно трамваем, как ездили когда-то. По дороге видели из окна школу, где училась Ада. Улицы и названия остановок напомнили мне о временах, когда я ездила каждый день на работу по этой дороге.
Когда мы проехали мост через реку Даугаву и оказались в центральной части города, то решили посетить рынок. Надо сказать, что центральный рынок Риги – это не просто рынок, это достопримечательность, туристический объект. Там царит удивительный порядок, рядами стоят несколько больших каменных павильонов, а под открытым небом – длинные ряды стендов и маленьких лавочек, где продается все на свете. Овощи, фрукты и ягоды, в том числе южные, цветы всевозможных форм и расцветок – все, что душа может пожелать, продается здесь по низким ценам. Самым большим является рыбный павильон. Все богатства Балтийского моря представлены в нем. Есть бассейны с живой рыбой, есть соленая рыба, копченая, маринованная, различные морепродукты. Прохаживаться вдоль рядов с этой продукцией – это впечатляющее переживание.
Мы купили кое-какие мелочи, закусили и вернулись в гостиницу отдохнуть, прежде чем приступить к продолжению нашего плана. Но отдохнуть в нашем номере было невозможно. Воздух в нем был горячим, каким-то густым, без малейшего движения – ведь все было закрыто. Мы спустились вниз и попросили, чтобы нам дали хотя бы вентилятор. На нас посмотрели как на существа, свалившиеся с луны.
После холодного душа нам все же удалось вздремнуть. Затем вышли, взяли такси и вновь поехали через мост – в ту часть города, которую называют Задвиньем. Мы не знали, что нас ждет. Адрес я, правда, знала, но все же с тех пор, как оборвались наши контакты, прошло двадцать восемь лет. Живут ли еще там наши друзья?
По иронии судьбы моя переписка с подругой оборвалась из-за разногласий на политической почве. Ира, в то время правоверная коммунистка, не питавшая ни малейшего сомнения в правильности генеральной линии, в своих письмах выразила категорическое требование, чтобы Израиль отступил со всех занятых в ходе Шестидневной войны территорий. Я и сама была близка к такому мнению, но считала, что посторонние не вправе судить о нашем положении. Я ответила ей, что Израиль отступит, когда арабы признают нас и заключат с нами мир. Она утверждала, что нужно отступить без всяких условий. Меня это обозлило, и я перестала ей писать.
Теперь я не знала, найду ли ее в доме, который хорошо помнила. В этом доме я с мужем и детьми провела немало приятных часов. Это был двухэтажный деревянный дом, окруженный большим садом. Расширенная семья Иры, включавшая ее маму и сестру Айну с дочкой, занимала нижний этаж. Муж Иры, Володя, был человеком веселым и компанейским. У них была единственная дочка, Марина, одного возраста с моим сыном. Они вместе играли, и, как выяснилось несколько десятилетий спустя, она была его первой детской любовью.
Сердце у меня колотилось, когда я позвонила у знакомой двери. Из дому вышла незнакомая молодая женщина и спросила, кого мы ищем.
– Здесь когда-то жила семья Гульник, – назвала я фамилию Иры. Женщина не выразила удивления.
– Заходите, пожалуйста, – сказала она.
Мы вошли следом за ней – и я сразу узнала женщину постарше, стоявшую на кухне. Это была сестра Иры.
– Айна! – радостно воскликнула я.
– Рива! – воскликнула она в ответ. – А это Ада, да?
Мы обнялись. Встретившая нас молодая женщина – это была ее дочь Юта. Когда мы покинули Ригу, она была маленькой девочкой, моложе моих детей. Поэтому я ее не узнала.
– А где Ира? – спросила я.
Оказалось, что Ира там больше не живет. Марина, ее маленькая дочка, уже была не девочкой, а замужней женщиной и матерью троих сыновей. Они получили квартиру от муниципалитета и переехали. Айна и семья Юты (муж и сын) тоже собирались вскоре выехать из этого дома, так как появился прежний владелец, у которого при советской власти отняли дом. Теперь он хотел сам жить в этом доме и добивался выселения всех жильцов.
Айна рассказала, что Володя, муж Иры, умер несколько лет тому назад от тяжелой болезни. Ира живет вместе с семьей Марины.
– Сейчас мы ей позвоним, – сказала Айна. – Ну, это будет сюрприз! Она ни за что не отгадает, кто пришел!
Она подошла к телефону. После обмена несколькими малозначительными фразами она сказала сестре:
– Ты должна приехать к нам. У нас гости, они тебя ищут.
– Гости? Какие гости?
– Попробуй угадать, – сказала Айна.
Ира начала называть имена всех друзей и знакомых, но Айна всякий раз отвечала: «Нет, нет, нет!» В конце концов, Ира признала, что не может угадать, и Айна сказала ей:
– Приезжай, сама увидишь!
Ира приехала через четверть часа и, разумеется, сразу узнала меня. Мы обнялись. Не стали выяснять отношения после того давнего разрыва: теперь все было иначе, Ира уже не была правоверной коммунисткой, да и я изменилась. Сели, как в былые времена, за стол, рассказывали друг дружке о прожитых годах, немножко выпили. В отличие от тех далеких дней, наша компания была чисто женской.
Вечером мы вернулись в гостиницу, в наш номер, который я прозвала душегубкой. Я была счастлива. Две хорошие подруги – это великое дело для меня. После перемен мест, выпавших мне на долю, у меня не было ни подруг детства, ни подруг школьных или студенческих лет. Друзей и подруг приобретают в молодости. В Израиле у меня есть приятельницы, но задушевная дружба с ними как-то не сложилась. Такими подругами могли быть только Ира и Айна, несмотря на расстояние, разделяющее нас. Теперь нет разрыва между нашими странами, границы открыты. Приглашу их к себе в гости.
В телефонной книге я нашла номер еще одной бывшей коллеги по работе, женщины очень своеобразной. Ее звали Расма. Она не входила в нашу компанию семейных встреч, как Ира, ввиду особых обстоятельств ее жизни. В возрасте двадцати лет она вышла замуж за слепого человека и посвятила ему всю свою жизнь. По его требованию она отказалась от материнства: он говорил, что не хочет иметь детей, которых не сможет увидеть. Нерастраченные материнские чувства трансформировались у нее в любовь к животным: она ухаживала за уличными кошками, держала кошек дома и возглавляла общество защиты кошек. Не ограничиваясь кошками, она заботилась также о брошенных собаках, даже о сороках и воронах.
Несмотря на отсутствие высшего образования, она была интеллигентна, в совершенстве владела английским языком, а на работе была очень основательна и никогда не пропускала ошибок. Я питала к ней особые чувства, о которых она не подозревала: мне нравился ее самоотверженный характер и готовность помочь. Если мне недоставало денег до зарплаты, она была единственной, у которой я могла попросить взаймы несколько рублей. Деньги у нее были, так как ее муж работал в нашей типографии в специальном цехе выпуска книг, предназначенных для слепых. Кроме того, он получал пособие по инвалидности.
Ознакомительная версия.
