Клит воскликнул с горечью:
– Редко кто из нас скупился на похвалу ему!..
Каллисфен вспомнил, что даже суровый Кратер не удержался от восхваления царя. Когда они охотились в Киликии, Александр вступил в единоборство со львом и убил царя зверей. Эту сцену охоты, заказанную Кратером скульптору Лисиппу, тот отослал в священные Дельфы.
Любезно кланяясь, приветствуя собравшихся в зале, среди гостей появился Гефестион, одетый в роскошный персидский наряд. Гости одаривали всемогущего друга царя подобострастными улыбками. Но взгляд Гефестиона искал Каллисфена и Клита. Гефестион знал, что убедить этих двоих отдать царю земной поклон будет трудно.
Сопровождая Александра на Восток, Каллисфен как очевидец описывал историю его похода. В своих описаниях он представил Александра доблестнейшим из полководцев и справедливейшим из правителей. Сначала царь и историк были дружны между собой. Но постепенно их отношения изменились. Будучи племянником Аристотеля, гордый эллин следовал заповедям философа, что с варварами следует обращаться как со зверями или растениями, быть повелителями над теми, кому на роду написано оставаться в рабах вечно.
Подойдя к Каллисфену и Клиту, Гефестион обратился к ним с просьбой:
– Я искал вас, чтобы убедить отдать Александру земной поклон.
– Я не признаю этого варварского обычая, – возмутился Каллисфен. – Проскинесис унижает человека. Я – свободолюбивый эллин!
Клит поддержал Каллисфена:
– В битвах мы встречали врага лицом к лицу и не сгибались под персидскими стрелами.
Гефестион настойчиво продолжал доказывать:
– Александр завоевал государство Ахеменидов. Он стал царем всей Азии. Азиатские народы привыкли обожествлять своих повелителей. Мы просто покажем царю свою преданность и готовность служить ему.
– Мы уже не раз доказывали это в битвах, рискуя жизнью, – напомнил Клит.
– Старинный персидский ритуал будет похож на богохульство, если ему последуют македоняне, – Каллисфен с трудом сдерживал возмущение. – Я не могу превратиться в варвара, даже если об этом просит царь.
– Клянусь непобедимым Зевсом, у восточных народов есть чему поучиться, – не сдавался Гефестион.
С щемящей душу грустью Клит произнес:
– Земные поклоны, например… Да, кстати, персидское одеяние тебе к лицу!
Гефестион пропустил замечание друга мимо ушей, пристально посмотрел Клиту в глаза. Клит не отвел взгляда и, усмехнувшись, сказал:
– Если для осуществления великой цели нужно стукнуть лбом у подножия трона, я исполню это гимнастическое упражнение.
Взяв за руку Каллисфена, Клит вместе с ним удалился вглубь зала.
Гефестион проводил их тревожным взглядом и подумал:
«Хватит ли у Александра сил подчинить своей воле друзей?»
Верный своему царю-другу, Гефестион внимательно прислушивался к настроению в зале. Многие македонцы роптали, перешептываясь между собой:
– Сегодня он хочет заставить и свободных эллинов кланяться в землю…
– И это наш царь, сын доблестного Филиппа…
– Его тщеславие переступает все границы дозволенного!..
Большой зал пиршества был освещен множеством светильников. Длинный стол стоял посреди зала, представляя сказочно-великолепное зрелище, поражая богатством покрывавшей его посуды и разнообразием изысканных персидских яств.
Старший стольник при помощи нескольких благородных жезлоносцев указывал гостям их места за пиршественным столом.
Когда все уселись, трубные звуки возвестили приближение царя.
Окруженный почетными стражниками, чьи длинные копья были украшены золотыми и серебряными яблоками, в зал вошел Александр в пурпурных, расшитых золотом персидских одеждах, на голове – высокая тиара.
Македонцы поднялись со своих мест и приветствовали своего владыку громовым, непрестанно возобновлявшимся кликом: «Победа Александру Великому!»
Пурпурный ковер был постлан по направлению к царскому трону.
Александр с истинно царским достоинством поднялся по ступеням, сел на золотой трон.
Персидские вельможи, подойдя к ступеням, упали ниц перед царем.
Все чего-то ждали. Старший стольник внес в залу прекрасную золотую чашу персидской работы, наполненную до краев вином, и передал ее в руки Александру.
Царь отпил из чаши и протянул ее Гефестиону, чье ложе, было справа от него. Гефестион отпил вино, передал чашу старшему стольнику и поднялся со своего ложа. Подойдя к Александру, он пал перед ним ниц, затем поднялся на ноги и подошел к царю. Александр обнял его за плечи и расцеловал. Они с благодарностью улыбнулись друг другу. Когда Гефестион вернулся на свое ложе, стольник отнес чашу Птолемею. После восточного приветствия царь подарил другу поцелуй.
Вскоре чаша пошла по кругу.
Некоторые сидели, хмуро понурив головы.
Неожиданно Александр, обладающий чутким слухом, уловил слова:
– Сильнее, сильнее бей головой о землю!
Лицо Александра вспыхнуло от гнева, в бешенстве он крикнул:
– Значит, я, царь, кажусь тебе достойным насмешки?
Македонский военачальник с достоинством ответил:
– Ни царь не достоин насмешки, ни я унижения!
В последнее время Александр не терпел возражений. Приказав стражникам поставить вельможу на колени, он, посмотрев сверху на коленопреклоненного, хмуро произнес:
– Так ты выглядишь умнее!
Затем отрывисто приказал:
– Взять под стражу!
Стражники увели военачальника.
Вскоре дошла очередь до Каллисфена. Философ отпил из чаши и тут же приблизился к Александру.
Гефестион взглядом предупредил царя о неповиновении его приказу. Тот промолчал и отвернулся, не удостоив строптивца поцелуем.
Один из царских угодников крикнул:
– Правильно, царь! Каллисфен не достоин твоего поцелуя. Он не падал ниц перед сыном самого Зевса!
Каллисфен, гордо вскинув голову, отошел от царя и удалился из зала, не проронив ни слова.
Быстрый взгляд Гефестиона отметил, что некоторым гетайрам поведение Каллисфена пришлось по душе.
Несколько македонян послушно пали ниц, словно ничего не произошло, и получили от царя поцелуи. Но настроение Александра уже было испорчено.
Зазвучали восточные инструменты. Под знойную мелодию в зал, грациозно двигаясь, вошли юные танцовщицы из нового царского гарема.
Плавно извиваясь в танце, они подползли к победителю и распростерлись перед ним ниц.
Необычайная грация их движений околдовала Александра. Он обратился к друзьям, возлежащим недалеко от него на ложах за пиршественным столом:
– Я, Александр, сын Зевса-Амона, говорю всем: не лучше ли соединить все народы в один? Иметь общую одежду и трапезы, браки и обычаи? Почему бы македонцам не смешать свою кровь с персами? И кровным родством новых поколений не закрепить наши победы? И тогда эллинским считать доблестное, а варварским дурное…
Взгляд Гефестиона стал тревожным. Он с опаской взглянул на Клита. Лицо его было сумрачным.
Птолемей вспомнил Таиду. Он был уверен, что свободолюбивая афинянка никогда не одобрила бы ни его поведения, ни поведения Александра.
Александр благосклонно поглядывал на македонских военачальников, облаченных в персидские одежды. Таких было немного.
– Неужто персидское платье так уж тебе не по нутру? – обратился царь к Клиту.
Тот промолчал.
Начался пир. Александр был возбужден, много пил и смеялся, но не был весел.
Один из пирующих приподнялся на своем ложе и чуть не упал, запутавшись в длинных персидских одеждах.
Клит удовлетворенно усмехнулся.
Упавший, это был философ Анаксарх, поднялся, быстро оценил происходящее и, высоко подняв кубок с вином, громко сказал, чтобы слышал царь:
– Мы воспеваем подвиги Геракла, но разве подвиги нашего царя, сына Зевса, менее великие?
На лице Александра отразилось удовлетворение. Он надменно улыбнулся этой грубой лести.
Но Клит, с детства презиравший ложь, возмутился, стремительно вскочил и закричал:
– Льстец! Презренный льстец! Не смей унижать имена древних героев Эллады. Александр, опомнись! Как можешь ты выдавать себя за сына Зевса и отрекаться от родного отца Филиппа, своими доблестными победами принесшего славу Македонии?
Гефестион делал Клиту знаки замолчать. Но тот, похожий на разъяренного зверя, ничего не видящего вокруг, поднял правую руку, изуродованную глубокими шрамами от ран.
– Я заслужил право говорить правду! Эта рука, Александр, спасла тебя от неминуемой гибели в битве при Гранике, эта рука научила маленького македонского царевича, сына Филиппа, то есть тебя, царь, владеть мечом и отражать удары. Эта рука…
Александр громовым голосом прервал Клита, закричал на весь огромный зал:
– Замолчи, мне не нужна твоя правда! Сейчас же замолчи!
Но бесстрашный Клит не собирался отступать:
– Я завидую погибшим. Они не увидели тебя, за которого не щадили своих жизней, в персидском платье, в тиаре самого Дария. Им не пришлось унижаться перед персами, прося допустить к своему царю. Меня, твоего военачальника, недавно не хотели пропускать к тебе.
