Глава девятая
В ДЫМУ ДИПЛОМАТИИ
Впервые графу Шереметеву представилась возможность столь долго жить в новой столице — Петербурге. Сюда же переехала и семья его, и многие домашние слуги — повара, парикмахер и даже свой поэт Петр Терлецкий, учивший когда-то Бориса Петровича польскому языку и воспевавший добродетели своего патрона.
Теперь граф стал наконец-то приобщаться к придворной жизни, присутствовать на приемах у царя и у наследника Алексея Петровича, с которым был весьма дружен еще со времен боевых действий на Украине.
И не только сам бывал на пирушках у знатных господ, но и у себя устраивал пышные приемы, не жалея вина и закусок. Впервые за много лет отметил в апреле свои именины богатым застольем, упоив не только гостей, но и всю свою дворню.
Принял фельдмаршал участие и в празднествах, посвященных Полтавской баталии, в кругу боевых товарищей того прекрасного времени. Именно эти торжества напомнили Борису Петровичу о его настоящем предназначении: «Пожалуй, пора в поход!»
Царь в этот раз не торопил Шереметева по простой причине: в Польшу фельдмаршал должен был выступить во главе двух пехотных и одной драгунской дивизий, которые еще только формировались. Шел набор и обучение рекрутов.
Перед отъездом царь призвал фельдмаршала к себе:
— Борис Петрович, по прибытии в Померанию вам надлежит готовить десант к высадке на шведскую территорию, а именно в Шонию.
— Вы считаете, это потребуется? Но если мы выбьем Карла из Штральзунда и Висмара, неужто он не запросит мира?
— Почти наверняка не запросит. Разве вы не убедились в упрямстве его? Поэтому лучше перенести военные действия на шведскую территорию. Это заставит шведов быстро склониться к миру.
— Но для десанта потребуется большой флот, государь.
— А союзники зачем? У Дании вполне достаточно кораблей для такой операции. Так что ваша основная задача после взятия Штральзунда будет подготовка десанта, Борис Петрович.
Шереметев и на этот раз не решился оставить жену дома в столице, слишком много было тут соблазнов для молодой женщины, один «племянничек» чего стоил.
— А дети? — пыталась возразить Анна Петровна.
— С детьми останутся няньки и кормилицы, тебе надлежит быть при муже.
Возражать супругу, который был более чем в два раза старше, молодая жена не решилась: ехать так ехать.
На этот раз фельдмаршальский обоз не уступал полковому по количеству повозок и груза. Зная, сколь оголожена Польша за время войны, Борис Петрович нагрузил около десятка подвод продовольствием — мукой, крупами, сухарями, медом, сушеной рыбой — всем тем, что не подвержено скорой порче.
С Шереметевым выступили пехотные полки — Репнина и Вейде и три драгунских полка под командованием Боура. Они двигались разными маршрутами, дабы легче было находить продовольствие.
В начале октября 1715 года все сошлись в Пултуске.
Фельдмаршал вызвал к себе обер-кригскомиссара Бутурлина, приказал ему:
— Иван Иванович, извольте приступить к сбору провианта для армии, старайтесь все оплачивать обывателям.
— А если не захотят продавать?
— Захотят. А если не повезут, не вступайте в излишние обязательства, посылайте драгун на экзекуцию {279} и провиант отбирайте, разумеется оплачивая и объясняя им, что армия без провианта существовать не может. Государь не велел злобить поляков. Им достало саксонских грабежей.
Но вот в ставку явился из Варшавы русский посол князь Долгорукий:
— Ваше сиятельство, обстоятельства требуют, чтоб наша армия оставалась в Польше.
— Но государь мне велел идти в Померанию и осаждать Штральзунд.
— Государь еще не знает о происходящем здесь. Дело в том, что поднимают голову сторонники Лещинского.
— Этого можно было ожидать, Карл XII опять явился в окрестностях.
— И не только от этого. Увы, саксонская армия Августа вела здесь себя не лучшим образом, грабя местное население, и без того обнищавшее. И этим настроила многих против Августа.
— Но ведь саксонская армия под Штральзундом. И потом, наше присутствие в Польше будет раздражать Порту. Я не могу останавливаться, Григорий Федорович. Единственно, что могу обещать — это замедлить движение.
Но едва удалился Долгорукий, как явился курьер от русских послов при датском и прусском королях, которые требовали ускорить приход русской армии под стены Штральзунда: «Ежели вы опоздаете с приходом, то короли могут озлобиться и нарушить все договоры и отказать в пропитании, и в фураже, и в зимних квартирах».
— Мне что, разорваться? — возмущался Шереметев и писал Головкину, умоляя прислать царский указ, как ему «поступать надлежит».
В это время датские и прусские войска овладели островом Рюген. Сообщая Шереметеву о столь славной победе, король датский Фредерик IV просил фельдмаршала оставаться в Польше. А союзники тем временем с Божьей помощью возьмут и Штральзунд. Ясно было, что оба короля решили обойтись без русских.
Однако Штральзунд для союзников оказался крепким орешком, тем более что командовал его гарнизоном сам король Карл XII.
Но среди осажденных нашелся предатель, перебежавший к датчанам и указавший пути подхода к крепости. Это и решило исход сражения.
В середине декабря Штральзунд был взят, а Карл XII, спасаясь от плена, бежал на корабле в Швецию, где уже не был шестнадцать лет.
Падение Штральзунда того более осложнило положение Шереметева. Он со своей армией оказался никому не нужным. Даже Август II, недавно звавший русских на помощь, после изгнания шведов почувствовал прочность своего положения. Призвал фельдмаршала, наградил его орденом Белого Орла, обнимал, благодарил за «славные деяния». Но едва Шереметев вернулся в ставку, как ему следом привезли категорическое требование короля Августа II немедленно вывести армию из Польши — «так скоро, как только возможно».
Фельдмаршал собрал военный совет и, зачитав требования польского короля, спросил:
— Что будем делать, господа генералы?
— А куда ж идти? — удивился Репнин. — Зачем же мы шагали в такую даль?
— Да, да, — согласился Вейде. — Зимний путь будет весьма нелегок. Очень тяжело с провиантом, да и с сапогами нелегко. В некоторых полках солдаты почти босы.
— Хочешь не хочешь, а уходить придется, господа, — заметил Боур.
— Вам хорошо, Родион Христианович, у вас все на конях.
— Это как посмотреть. Вы бьетесь, как бы накормить солдат, а мне еще и о лошадях думать надо. А сейчас зима, подножного корма нет. Спасибо Ивану Ивановичу, не забывает о нас, нет-нет да подкинет то сена, то соломки. А драгуны более сами за лошадей хлопочут. Где в поле стог увидят, мигом разнесут.
— Так чем же вы лучше шведов или саксонцев, Родион Христианович? — сказал Шереметев.
— А куда деваться, Борис Петрович, голод — не тетка.
— Но вам же даются деньги на фураж.
— Деньгами лошадь не накормишь, ваше сиятельство, а край разорен, и если где увидишь овес, так за него такую цену ломят, что глаза на лоб лезут.
Как ни гадали на совете, все же решили почти единогласно: надо уходить. Один фельдмаршал колебался, словно предчувствуя указ царя.
И он буквально через день после консилиума воспоследовал: «Извольте итить в Померанию, несмотря на польские дела, в каком бы состоянии они ни были. Буде же по саксонским интригам король прусский будет писать, чтоб в Польше остаться, то все равно идите в Померанию и там советуйтесь с нашими министрами, кои в Померании обретаются».
Ознакомив Репнина с указом, фельдмаршал спросил:
— Ну, что скажешь, Аникита Иванович?
— Черт-те знает, что творится, — пожал плечами князь. — Как будто нас там ждут не дождутся. Не хотели нас к Штральзунду подпускать, дабы трофеями не делиться. А сейчас тем более мы там им не нужны. Неужели государь не понимает этого?
— Да все он понимает! Он намечает десант в Швецию, потому и не хочет нас отзывать.
Вслед за указом прибыл и представитель царя, князь Василий Владимирович Долгорукий, ныне уже армейский генерал-лейтенант и гвардии подполковник.
Третьего января 1716 года он появился в Шверине — ставке фельдмаршала.
— Ба-а, Василий Владимирович! — воскликнул радостно Шереметев. — Не иначе опять меня понукать? А?
— Отнюдь, Борис Петрович, прислан я к вам в помощники, как сказал государь, для лучшего исправления положенных дел.
Старые друзья обнялись. Оба искренне были рады встрече.
— Ох, князь Василий, тут, брат, я не воюю, а кружусь в дыму дипломатии. Затуркали меня союзнички, один говорит: иди туда. Другой кричит: туда нельзя. Третий вопит: только не ко мне. И с провиантом плохо, прямо зарез. Ныне распорядился ставить солдат на квартиры к обывателям, как на постой. Зима ведь.
