— Ну какой же ты сторож, когда без одной руки! — с сочувствием сказала Дарья Кирилловна.
— Собака и вовсе без двух рук, а лает! То и сторож! — с напускной уверенностью возразил он. — Заведу собаку — станем в две глотки брехать!.. Да кто у тебя чего воровать пойдёт в наших краях! Это ведь так, для порядку сторож, не от разбойных, — добавил он задумчиво и серьезно.
Дарья Кирилловна усмехнулась, старик понравился ей хорошей человеческой безунывностью, и правильно ведь сказал: от кого?
— А ты, дед, не пьёшь? Как звать-то тебя? — спросила она, поеживаясь от холодного ветерка.
— Звать-то Антоном. А кто нынче не пьёт-то, барыня Дарья Кирилловна! Кабы не пил народ, то царю хоть в трубу лети! Один и доход, что пьяные песни! Кто пьёт, тот поёт, а трезвы-то плачут! А которые плачут, трудиться не так способны. Во слезах нешто труд! Каков же от них доход?!
— Вот говоришь ты складно. Ты грамотный? — спросила барыня.
— Как же не грамотный! — с хитрецою сказал Актон, поняв, что чем-то он барыне приглянулся. И пояснил: — Нас ведь грамоте смолоду учат: сколько в шею тычков, столь и грамоты в голову… Тем и живем — государя да господа славим!
Дарья Кирилловна опять усмехнулась. Ей явно нравился языкатый старик и его приговорочки.
— Умный вы человек, Антон… Как по батюшке вас величать?
— Петров сын… Да помилуйте, так нас и сроду не звали! — воскликнул он, от смущения снова снимая шапку…
— Антон Петрович, голубчик, я очень сейчас занята, учителя меня дожидаются. Заходите-ка завтра с утра. Познакомимся лучше. Может, придумаем что-нибудь вместе, — заключила хозяйка школы.
Антон поклонился.
— Слушаюсь, барыня. Как говорят, утро вечера мудренее!
— Да нет, — спохватилась она, — погодите, ведь вы — из Гуськова. Ночевать-то вам, стало быть, негде! Далеко вам идти-то…
— Не тревожьтесь, Дарья Кирилловна, и в Гуськах у меня никогошеньки! Один как сыч. Сыскался бы сук — на суку и ночлег! — ответил Антон. — А так хорошо по волости я прошелся, вольного воздуха наглотался за столько лет! Не беда бы мне и назад пройтись, ан есть у меня и в вашей Слащевой знакомец — Лукашкин Федор. Может, я у него пристану на ночку, а утром и к вам…
— Степа Лукашкин, сын его, в школе у нас… Ну, отлично. Тогда поутру приходите. А сейчас до свиданья, Антон Петрович.
— До свиданьица, барыня Дарья Кирилловна, — удивлённо сказал Антон и ей вслед покачал головой. — Скажет тоже — «Антон Петрович»! — пробормотал он с усмешкой. — И чёрт его знает чего! Тут еще и Антоном Петровичем станешь на старости! А может, так заведено, что каждому пню в лесу имя и отчество придают… Причу-уда!
Избу подорожного знакомца Антон разыскал на селе легко. Сам Фёдор ладил в двери новый вертух для запора.
— А ведь я тебя поджидаю, прохожий, как звать-то? Я не спросил в тот раз! — приветствовал Федор и отворил дверь, пропуская в избу. — Входи.
— Антоном звать. А на добром слове спасибо. Я уж давно отвык, что меня поджидают. С руками-то не больно ждали, а уж нынче…
Антон умолк и закрестился левой рукой на образ, придерживая шапку обрубком правой.
— Разболокайся, садись. Барыню нашу видел?
— Говорил с самой. Чудеса! — отозвался Антон. — По изотчеству величает!
— И наших-то так же. Заведение или мода такая пошла — мужиков по изотчеству. Скажем, меня зовет тоже — Федор Егорыч… А вот и хозяйка моя, Алена! — сказал Фёдор, когда в избу вошла рослая кареглазая женщина в рогатой кике на голове, в паневе. — Бог гостя послал, жена. Поснедать давай. Он с Гуськов отмахал пешком. Человек из Москвы, — почтительно добавил хозяин.
— Здравствуйте, — на поклон Антона сказала хозяйка. — А руку где потеряли? — спросила она тут же, без всякой паузы.
— На фабрике руку, — ответил Антон.
— То-то я и смотрю, для войны вроде ты староват…
Она сняла с плеч паневу, убрала от печи заслонку и ловко взялась за ухват.
Жирные щи, огурцы, томленая «белая» каша, да еще с молоком!.. Антон обогрелся, отяжелел, надышался домашним воздухом позабытой деревни. И только после благодарственной застольной молитвы хозяин задал московскому фабричному гостю заветный вопрос «про землю». Спросил — что в Москве про землю слыхать…
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИИз материалов, хранящихся в семейном архиве С. П. Злобина. В дальнейшем цитируются без ссылок.
Злобин С. О моей работе над историческим романом. — Сб. Советская литература и вопросы мастерства. Вып. I, M.: Советский писатель, 1957, с. 173, 174.
Злобин С. П. Автобиография. — В кн.: Советские писатели. Автобиографии, т. 4, М.: Художественная литература, 1972, с. 193–194.
Статья С. Злобина «Роман и история» была опубликована уже после смерти автора (Дружба народов, 1966, № 7, с. 237–249).
Злобин С. О моей работе над историческим романом…, с. 173.
Злобин С. П. Автобиография…, с. 195.
В бальзаковском возрасте (франц.).
Господа, приглашайте ваших дам! (франц.).
Alma mater (латинск.) — кормящая мать. Так называли университет.
Будем веселиться, пока мы молоды (латинос.).
Без протестов, я вас прошу! (франц.).
Что хочет женщина, того хочет бог (франц.).
Раутенделейн — главная героиня только что переведенной тогда и ставшей модною драмы Г. Гауптмана «Потонувший колокол». «Бре-ке-ке-кекс!» — возглас водяного из той же пьесы.
Сударыни, прошу! Слушайте! (франц.).
От имени директрисы нашей гимназии, баронессы… (франц.).
Понимаете?! (франц.).
Добрый день, мадам (франц.).
Добрый вечер, барышня (франц.)
Пожалуйста! (франц.).
«Извините меня» или «Простите, сударыня» (франц.).
В таком случае прошу тебя (франц.).
Боже мой! (франц.).
Виноват, сударыня!
Полностью (латинск.).
Благодарю, мой ангел! (франц.).
Ангел (франц.).
Бедная маленькая эмансипированная женщина! (франц.).
Извините! (франц.).
Никогда! (франц.).
И сама жизнь безжизненна, без тебя она — смерть! (немецк.).
Ради бога! Господин доктор, я вас умоляю! (франц.).
Кто там? Войдите! (франц.).
Господин директор нашего завода, мосье Лувен… Сердце… Сердечный приступ! Молю вас, скорее! (франц.).
Я — врач. Сохраняйте молчание (франц.).
Да, да, я понимаю, спасибо (франц.).
Понимаете? (франц.).
Сколько? Как цените вы мою жизнь и, соответственно, ваши услуги? (франц.).
Ничего! (франц.).
После! (франц.).
Увы, это так! (франц.).
Не так ли? (франц.).
Да, сударыня (франц.).
Господа! Мы кое-что упустили! Иконы в углу каждой комнаты и портреты их величеств! (франц.).
Что касается меня, я предпочел бы портреты знаменитых врачей, как Пастер, Пирогов, например (франц.).
