оцепенения.
– Молись за Фёдора, – произнёс Иоанн, откинувшись на троне да прикрывая очи свои.
Филипп кивнул да осенил себя крестным знамением. Затем приблизился к Иоанну и взял владыку за руку. Государь глядел на святого отца в оцепенении, не ведая сам, как поступить в следующее мгновение.
– Ежели правда гложет тебя спасение души слуг твоих, – молвил Филипп, – верных и честных рабов твоих – отрекись от страшного, что навлёк ты на Русь.
Иоанн резко подался вперёд, сжимая в кулаках подлокотники.
– Что ты тем хочешь молвить? – произнёс царь.
Голос его преисполнился грозной жести.
– Не дай им погубить своими руками чужие дома, чужие души, и сохранят они свои, – молвил святой отец.
* * *
– Да сучьи вы ублюдки! – выругался Басман-отец, закидывая баул из серой мешковины на судно.
Безоблачное небо рассветало. Ясный небосвод пророчил добрый путь по воде, и тёмные волны реки едва плескались под ногами крестьян, что спешно грузили тугие сундуки и мешки с припасами да деньгами. По царскому указу отчаливать надобно было с места безлюдного, пустого, оттого и выбрали деревню под Слободою, имеющую ход к реке.
– Помилуйте, боярин! – Холоп выпрямился, сгрузив со своей спины ношу.
Басманов отряхнул руки да огляделся по сторонам – не видать ли кого? Затем тяжко вздохнул, тряхнув плечами.
– До крови вас стегать всех надобно, али речи человеческой не разумеете?! Афоня, старый пёс! Не видал Федьку? – спросил Алексей, завидев, как к пристани выходит Вяземский.
Опричники крепко обнялись, да Афанасий замотал головою.
– Неужто дрыхнет? – подивился Вяземский.
– Да знать бы, где дрыхнет! – всплеснул руками Басман-отец, оглядываясь по сторонам.
– Да знать бы ещё с кем, – молвил Афанасий, кашлянув в руку.
Алексей свёл брови да отмахнулся.
– Да як есть разница, всё одно – на службу он явиться должен! – огрызнулся Басман, сплюнув наземь.
Вяземский усмехнулся, хлопнув Алексея по плечу.
– Стало быть, всё же ты заместо Федьки поплывёшь? – молвил Афанасий.
Басман закатил глаза, глубоко вздохнув.
– Стало быть, – развёл он руками.
В отдалении стоял и Димитрий Пальский. Виду он стал более здорового, да всяко не скрыть было всех губительских следов по телу князя, а ежели послушать даже не голос, но лишь лихорадочное дыхание, то и впрямь становилось не по себе. Двое рынд были приставлены к князю. Одет Пальский был не как пленник – то много внимания привлекло бы, но всяко руки ему крепко перевязали.
Димитрий хмуро свёл брови да глядел в землю пред собою. Наловчился князь так унимать дрожь свою да тревоги. Рассудок его нынче был чист, и боле того – спокойствие и сила духа его нарастали, по мере того как ясное солнце поднималось на небосвод.
Меж тем Басманов уж лишался терпения и всё больше срывался на очередного батрака али холопа, хоть малость сплоховавшего при погрузке многих и многих тюков. Наконец где-то вдалеке послышался топот копыт, и Басман-отец тотчас же обратил свой взор к дороге, что вела к мелколесью, а оттуда к просёлочной дороге, что вела к Слободе. Издалека можно было уж видеть трёх всадников.
Алексей громко свистнул да замахал руками. Опричник щурил острый взор свой, чая приметить средь далёких фигур своего сына. Надежды его оправдались, и с уст мужчины сорвался вздох облегчения. Басманов провёл рукою по лицу, усмехнувшись в свою густую бороду. Пара прядей её уж были схвачены серебряной сединой.
Всадники меж тем достигли пристани. Первым спешился Фёдор Басманов, не изменяя своей привычке. Он соскочил, едва славная Данка его принялась сбавлять ход. Остальные же всадники оставались в сёдлах – то были царь да отец Филипп. Фёдор подошёл к отцу. Наряд его премного пестрил роскошью тканей. Ярко-красные сапоги, длинная рубаха из алого шёлка до колен, края которой были расшиты золотом. Поверх неё ниспадал распахнутый чёрный кафтан. В ушах висели серебряные серьги, на которых изогнулись диковинные птицы. Кончики их перьев отливали холодным блеском изумрудов. Белые руки юноши были унизаны перстнями да самоцветами. Алексей крепко обнял сына.
– Гляди же мне! – прошептал Алексей.
Фёдор усмехнулся, обнимая своего старика. Наконец они отстранились друг от друга, и Фёдор обратился взором на Вяземского.
– Много радости, Фёдор Алексеич, что вы всё ж явились, – молвил Афанасий с коротким поклоном.
Фёдор обратился взором к государю.
– Занят был он, Афоня, не серчай, – молвил царь.
Князь Вяземский развёл руками.
– Грех мне серчать, – смиренно произнёс Афанасий.
Юный Басманов улыбнулся князю, да с такою любезностью, что ежели кто не знал Фединой манеры, и впрямь то принял за добрый знак. Афанасий же, наученный нраву Басманова, лишь отвёл взгляд да повёл Пальского под руку к деревянному трапу.
Фёдор поглядел на отца, затем на государя. Сейчас Иоанн хранил на своём лице величественное спокойствие, за которым уж наверняка горело много страстных терзаний. Фёдор отдал низкий поклон да поспешил взойти на корабль. Он, уж взойдя на корабль, опёрся локтями о борт да глядел на берег.
Филипп осенил судно крестным знамением.
– Ты дорогу-то водой сносно перенесёшь? – спросил Афанасий, подходя сзади к юноше.
– М? – Фёдор обернулся, и точно слова князя выбили его из собственных грёз. – Да почём мне речка-та эта? – с усмешкою молвил Басманов.
Афанасий развёл руками да принялся наводить порядок средь людей, что вели корабль. Фёдор же остался подле борта до тех самых пор, как фигуры отца его, царя да Филиппа не сделались столь малы, что уж не были различимы. Даже опосля того юноша ещё глядел куда-то вдаль, а его сердце трепетно и пылко билось в предвкушении Великого Новгорода.
Везёт как утопленнику.
Русская народная поговорка
Погода стояла воистину прекрасная. Солнце ещё не свирепствовало, к тому же судно было охвачено приятной прохладой реки. Редкие облака плыли по небу, потворствуя нежным молодым ветрам. Паруса слабо трепыхались от редких порывов. Тонкая полоска серебристой речки мерно ширилась – берега делались всё дальше, и уже к полудню судно вышло на широкое полноводье.
Несмотря на милосердие от небес, точно благословившее мореходов, оно не могло полностью избавить государевых слуг от недугов, наречённых в простонародье морскою болезнею.
Фёдор не спускался с палубы, даже когда на небосводе засвирепствовало ярило. По правую сторону борта падала тень от мачты. Там и стоял Басманов, спасаясь от жара полуденного. Он упирался локтями в борт да боролся с приступами, подступающими к горлу. Холопские, что сопровождали опричников, подносили ему пресной воды да молока.
– Ты ж, помнится, говаривал, что славно переносишь дорогу по воде? – спросил Вяземский, хмуро поглядывая на юношу.
Фёдор сидел на палубе, глаза его были прикрыты, молодая грудь вздымалась.
