бы нам не поговорить о проведении торжества сейчас?
– Потому, что сглазить боюсь, – вздохнула Марина Карповна. – Загад не бывает богат, так говорят люди.
– Тогда давай просто помечтаем, – предложил Сафронов. – Нашу молодость вспомним, нашу свадьбу и тот день, когда родилась наша доченька.
– А я предлагаю вспомнить наш сказочный ужин, – предложила Марина Карповна. – У меня и сейчас перед глазами стоят те великолепные блюда, которыми нас угостил Андрей Михайлович.
– Да, – согласился Сафронов, – блюда были поданы великолепные! Коньяк и вина весьма изысканные. Я…
– Я вижу, как ты набрался, – усмехнулась Марина Карповна. – Едва языком ворочаешь и с трудом на ногах держишься.
– Да, давно я так не напивался, – вздохнул Сафронов. – Но… А давай говорить обо всём, что в голову взбредёт, но только о хорошем.
– Согласна, – поддержала Марина Карповна. – Так с чего начнём?
– Давай поговорим, как держать себя с родителями, гм-м-м… Андрея, – предложил Сафронов. – Я знаю его отца, он большой начальник на железной дороге, и… Уже недалёк тот день, когда нам предстоит встретиться с ними и… познакомиться.
Ржанухин привёз Агафью к небольшому трактиру, в котором её уже поджидал старец Андрон, сидя в углу за столиком.
– Нашёл место, куда меня пригласить, – упрекнула она его. – Здесь вон одни забулдыги вокруг. Аж до стола прикасаться противно, скатерть вся засалена.
– А ты чего думала, в ресторан приглашу? – осклабился Андрон. – Не в том я сейчас положении, чтобы вольно по Самаре разгуливать.
– Ладно, к делу давай, – покрутив головой, перешла на шёпот Агафья. – Ты как раз вовремя из скита возвернулся. Плешнер нынче ночью уезжать из Самары намылился, в полночь к его лавке за ним сани подъедут.
– Вот, значит, как, – проведя по лицу ладонями, хмыкнул Андрон. – Не поверил, значится, Давидик, что я на «Араратскую гору» убыл, или что-то ещё почуял, морда жидовская.
– Я тоже не знаю, что предположить, но это не важно, – подавшись вперёд, прошептала Агафья. – Он сначала через неделю драпать собирался, а потом поменял своё решение и на сегодня отъезд назначил.
– Он что, об этом всему городу объявил? – ухмыльнулся Андрон. – Как до тебя весть дошла эдакая, говори?
– Глашка Безрукова сказала, – покосившись вправо и влево, сообщила Агафья. – Глашкина тётка, что горничной у Плешнера работала, вчерась вечером явилась к Глашкиной матери и сообщила, что Давид её уволил.
– Уволил, ну и что с того? – нахмурился Андрон.
– А то, что пока она собирала вещички и расчёт дожидалась, к Плешнеру гость еврейской национальности заявился.
– Ну? И? – насторожился старец.
– Давид завёл его в подсобку и дверь не плотно закрыл, – продолжила Агафья. – Глашкина тётка услышала голоса и к щелке дверной ухом прилипла.
– Любопытная язва, – с осуждением покачал головой Андрон. – Как это Давидик так опростоволосился и на работу её взял? Он ведь всегда осторожным и подозрительным был.
– Тебе-то какая разница, – прошептала зловеще Агафья. – Важно то, что она разговор двух евреев подслушала и своей сестре его слова пересказала. А Глашка их разговор подслушала и мне передала.
– Ладно, валяй, говори, что передала тебе Глашка? – поторопил её заинтригованный Андрон.
Позабыв о брезгливом отношении к засаленной скатерти, Агафья сложила перед собой руки.
– Она мне рассказала, что Плешнер уже свою семью куда-то отправил, а сам нынче ночью уезжать собирается. А «гость» ему драгоценности привёз, которые Давид отдавал ему на хранение.
– Так-так-так, – напрягся старец и в волнении забарабанил пальцами по столу. – Это кстати, очень кстати.
– Ехать он в городишко Бузулук собирается, – продолжила Агафья. – А там на поезд пересаживаться и ехать в сторону Москвы.
– Осторожный гад, вон что удумал, – одобрительно отозвался Андрон. – Если бы эта стервоза его не подслушала, то исчез бы Давидик разом, как в воздухе бы растворился.
– Вот, чтобы он никуда не «растворился», ты и навести его нынче, – сузив глаза, прошептала зловеще Агафья, передавая под столом корзину. – Здесь всё, что ты просил, – и наган, и кистень.
– Хорошо, отрадно, – ухмыльнулся Андрон, взглянув на содержимое. – И впрямь, не с пустыми же руками в «гости» идти.
– В помощь тебе Савву прислать или Кондрата? – спросила Агафья.
– Нет, Савву не надо, – наотрез отказался Андрон. – Непонятный он мне стал, а потому положиться на него не могу.
– А на Кондрата можешь? – поинтересовалась Агафья. – Пригрели мы его, а он… Как к нам на корабль явился, так сразу невзлюбила я его.
– А вот его, пожалуй, пришли, – усмехнувшись, «одобрил» Андрон. – Кондрат мне тоже непонятен, но для дела сгодится. Управлять лошадью Никодима Белова посади, а в сани Кондрата. Только прежде его настойкой опои, чтобы он ходить только мог, а башка без мыслей. Ничего не соображающим, вот таковым Кондрат мне будет нужен.
– Хорошо, а с Саввой что делать? – нахмурилась Агафья.
– А он пусть ещё продуктов наберёт побольше и в скит доставит, – хмуря лоб, ответил Андрон. – И ещё ему накажи, чтобы утром в лесу встречал меня…
* * *
Осмотрев «контрольным» взглядом два больших кожаных саквояжа, стоявшие на прилавке, ювелир Давид Соломонович Плешнер вдруг почувствовал внутри смутное беспокойство. Взглянув на часы, он тяжело опустился на стул и попытался сосредоточиться. Он изнывал от плохого предчувствия.
Осторожный стук в дверь заставил Плешнера вздрогнуть и вскочить с места. Сердце в груди забилось так неистово, что потемнело в глазах и перехватило дыхание. Он взглянул на часы и почувствовал, как слабеют ноги.
– Кто это? – прошептал он в панике. – До приезда саней ещё целый час, и кому это понадобилось в столь позднее время явиться ко мне в гости.
Стук повторился и привёл Плешнера в трепет. Осторожно ступая, он приблизился к двери и припал к створке ухом.
– Давид Соломонович, открывай? – услышал он до боли знакомый голос Сруля Эскина.
– А ты чего на час раньше приехал, Сруль? – не открывая дверь, поинтересовался Плешнер. – И постучал не так, как я тебе говорил?
– Да вот пораньше решил за тобой заехать, – послышался голос Эскина. – А как стучать тебе в дверь, я позабыл.
– Ты один или с кем-то ещё? – осторожничая, спросил Плешнер, доставая из кармана пиджака бельгийский браунинг. – Знаешь, но я почему-то сейчас не верю тебе.
– Не веришь, не открывай, – услышал он ответ Эскина. – Тогда я поеду домой, не мёрзнуть же мне на улице.
– Ну хорошо, – сдался Плешнер, взводя курок браунинга. – Только учти, Сруль, если ты пришёл с кем-то, я буду стрелять и в тебя, и в них.
Отлично понимая, что открывать дверь не следует и всё внутри противится этому, Давид Соломонович всё-таки отодвинул засов, и…
* * *
Пока Эскин разговаривал с Плешнером, старец Андрон стоял
