так.
Кистень он вложил в руку Кондрата и подошёл к притихшим на прилавке саквояжам.
– Иди сюда, золото, и проклятое, и непроклятое, – сказал старец, беря их в руки. – Теперь у тебя новый хозяин, – улыбнулся он. – Столько золота зараз, надо же? А то, что проклятое оно, так это суеверие неотесанное. А я не верю ни в Бога, ни в чёрта, ни в Сатану. И в проклятие, и в кару небесную, кстати, тоже не верю!
– Вот так, господа, будем считать нашу служебную деятельность завершённой, и… Я благодарю вас всех за добросовестное служение России! – сказал полковник Познанский, с печалью глядя на бывших подчинённых.
– Как же так? – послышались недоумённые восклицания. – За что нас так? Мы же честно трудились во благо Отечества, государство от скверны очищая, а что же теперь?
– Это мы так считаем, что честно трудились, государство от скверны очищая, – вздохнул с трагическим видом полковник. – А сейчас называют нас «сатрапами царского режима»! А? Каково вам?
– И что же с нами теперь будет? – выкрикнул кто-то из унтер-офицеров.
– Снимут форму, заберут оружие и на все четыре стороны выставят, – ухмыльнулся поручик Шелестов. – И это в лучшем случае, господа, заметьте.
– А в худшем что, Андрей Михайлович? – поинтересовался унтер-офицер Семечкин.
– А в худшем нас всех отправят на фронт, – ответил ему полковник. – Россия погрузилась в хаос, царь отрёкся от престола, к власти пришли неизвестно кто, но… Войну никто не отменял, господа, никто! Так называемое «временное правительство» объявило, что намерено соблюдать договоры, заключённые с союзниками по Антанте, и вести войну до «победного конца»!
– Во как? – ухмыльнулся унтер-офицер Воронин. – Тогда какого рожна царя с трона спихнули, раз всё как было, так и остаётся?
– Так, да не так, – вздохнул полковник, присаживаясь на стул. – Перемены, господа, налицо. В государстве чёрт знает что творится, к власти пришли, на мой взгляд, бессовестные проходимцы. А может быть, права «власть новая», что нас и полицию упразднили? Просмотрели мы их, господа, проморгали и проглядели. Вот теперь и пожинаем плоды горькие.
– Так как нам быть, господин полковник, не подскажете? – спросил ещё кто-то. – Может, это так, для острастки, нас «упразднили», а потом одумаются и снова назад позовут?
– Может быть, а может и не быть, – пожимая плечами, вздохнул полковник. – Сейчас всё настолько шатко, что что-то предположить или предугадать невозможно. Я даже не знаю, что со мной через пять минут будет, а через час…
Дверь кабинета резко распахнулась, и все присутствующие замерли на своих местах. В кабинет вошли несколько вооружённых людей.
– Кто из вас полковник Познанский? – требовательно спросил невысокого роста широкоплечий мужчина с маузером в руке.
– Это я, – сказал полковник, вставая. – Простите, с кем имею честь…
– Молчать! – рявкнул «коротышка». – Ты арестован, полковник, следуй за нами.
– Но, господа… – побледнел полковник, – на каком основании вы…
– Молчать! – снова рявкнул «коротышка». – Отныне господ нет, одни только граждане, понял?
– А вы кто будете, «граждане»? – попытался заступиться за Познанского возмущённый наглым поведением незнакомцев поручик Шелестов.
– А тебе какого хрена надо? – навёл на него ствол маузера «коротышка». – А ну марш все вон, собаки! Ваша лавочка распущена и катитесь-ка вы отсюда, пока в тюрягу не отвели. Сейчас там много свободных камер, всех разместим, сатрапы!
– Но я только хотел… – поручик осёкся, и его рука потянулась к поясу, где обычно крепилась кобура с револьвером, но её на месте, к счастью или к сожалению, не оказалось. А вот удар прикладом винтовки в голову он получил, да такой мощный, что сразу же лишился сознания.
* * *
– Ну вот, сынок, и наступили перемены в нашем государстве великие, – сияя счастьем, сказал Гавриил Лопырёв, глядя на сидевшего напротив сына. – Все сейчас, как рыбы в мутной воде, бултыхаемся.
– А нам-то какой прок от всего, что происходит? – отозвался с унылым видом Влас. – Нос из дома высунуть страшно.
– Правильно, страшно, – согласился Лопырёв. – Но это явление временное. Зато революция эта много пользы принесла нашей семье. Цены растут, и торговля наша снова к процветанию стремится. И ты вон дома сидишь, а не в ресторане мои денежки пропиваешь. Видать, на пользу тебе пришлись арест и тюремная камера, или я ошибаюсь, сынок?
– Не арест и не тюремная камера заставили меня взглянуть на жизнь иначе, – сжав кулаки, процедил сквозь зубы Влас. – Век не забуду, как жандарм Семечкин лупил меня всю ночь смертным боем, привязав, чтобы не упал, верёвками к спинке стула.
– И что? – вкрадчиво поинтересовался Лопырёв. – Ну и чёрт с ним, с Семечкиным этим! Может быть, спасибо ему сказать стоит за то, что ты за ум взялся, сынок?
– Вот ты встретишь его и скажешь, – огрызнулся Влас. – А я когда встречу, то убью не сожалеючи.
– Ты что, с ума сошёл? – вскинул брови Лопырёв. – Да за убийство жандарма тебя на каторге сгноят, если прежде не повесят, приговорив к смертной казни.
Влас покачал головой и сцепил перед собой пальцы.
– Ничего этого не будет, папа, – сказал он. – Я решил на государственную службу поступить. С наганом в кобуре и с мандатом в кармане я такую власть над людьми получу, что заверещит вся чёртова Самара!
– Так нет ни государства, ни власти сейчас? – испуганно глядя на сына, вздохнул Лопырёв. – Про жандармов не знаю, а вот полицию, я слыхал, как это, упраздняют!
– Жандармов тоже «упраздняют», – поставил его в известность Влас. – И это хорошо. Всё хорошо, папа, ты даже не представляешь, как всё прекрасно! Сам видишь, какой бардак сейчас кругом и не только у нас в Самаре. Властям, какие будут, скоро придётся порядок наводить. Вот и создадут они какую-нибудь новую полицию, способную заменить и жандармов, и полицию «старую», а я тут как тут. Я всё сделаю, чтобы на службу поступить, а уж тогда держись, Самара! Никому спуску не дам, всех душить, давить и уничтожать буду!
– А торговля как же, сынок? – разведя руки, спросил Лопырёв, со страхом глядя на вдруг изменившегося до неузнаваемости сына. – Я же деньжат раздобыл, думал, торговлю расширить и тебя обучить всем премудростям коммерции.
– Ну уж нет, сам этим всем занимайся, папа, – категорически отказался Влас. – Я стезю другую выбрал, вот и будем с тобой каждый своим делом заниматься!
* * *
Дверь камеры неожиданно открылась, и вошёл надзиратель.
– Звонарёв, подъём, – крикнул он, бряцая связкой ключей. – С вещами на выход, чёрт страшный!
– С какими вещами, Кутаев? – поднимаясь с железной скрипучей кровати, ухмыльнулся не поверивший ему Силантий. – Ты же знаешь, что все, чем я располагаю, на мне.
– Тогда
